реакция - прежде всего результат отпадения от Истины церкви западной, если
отвлечься от классической бесноватости данного мыслителя, который, не давая
себе труда "отделить пшеницу от плевел", валит все в одну кучу, сам же
придумывает себе бога и сам же его ниспровергает... У нас тоже таких
"богоборцев" хватало. Но мы здесь с одной-единственной целью - разобраться,
ибо судить будет Сама Истина. А твой хозяин - великий путаник, его основное
оружие - хитрая подмена понятий и путаница, которыми он прикрывает прямую
ложь. На то он и змей, "хитрее всех зверей полевых". /Быт. 3, 2/ Поэтому
истинные сатанисты - это те, кто, имея подлинное ведение о Боге, отвергает
Его сознательно, как Путь, Истину и Жизнь.
Есть дерзкие богохульцы, которые, не дав себе труда вникнуть, вводят
других в соблазн своими лживыми несправедливыми речами. А если, к тому же
это напечатано, то веками работает против автора, хотя автор давным-давно
покинул землю, как твой Прудон...
- Отдал, значит, Прудона? - прошелестел довольный АГ.
- Или этот... Флоренс. Парижский коммунар:
"Наш враг - это Бог. Ненависть к Богу - начало мудрости". Тоже, держу
пари, в Писание не заглядывал... Но мне что, у них свои Ангелы-Хранители,
пусть мучаются. Я к тому, сколько галиматьи попадало к нам с Запада, в том
числе и к Иосифу. Читать он, надо сказать, любил. Но и размышлять любил...
- Да уж, всяких там Марксов-Энгельсов...
- А вот Энгельса не тронь. У меня тут прекрасное свидетельство имеется
из его работы "Шеллинг - философ во Христе или Преображение мирской
мудрости в мудрость божественную". Одно название чего стоит, правда?
"Со времен ужасной французской революции совершенно новый дьявольский
дух вселился в значительную часть человечества. И безбожие столь бесстыдно
и надменно поднимает свою наглую голову, что приходится думать об
исполнении в настоящее время пророчеств Писания"...
- Стараемся. Но ты что-то путаешь, опять не ту ленту подклеили.
- Ту, я проверял. "Это уже не равнодушие и холодность к Господу: нет,
это открытая, явная вражда. И вместо всяких сект и партий мы имеем теперь
только две: христиан и противников Христа... Мы видим среди нас
лжепророков, и даны им уста, говорящие гордо и богохульно... Они
странствуют по Германии и хотят украдкой всюду проникнуть, проповедуя свои
сатанинские учения на рынках и переносят дьявольское знамя из одного города
в другой, увлекая за собой бедную молодежь, чтобы ввергнуть ее в
глубочайшую бездну ада и смерти".
- Ничего не понимаю. И это - автор "Манифеста", где черным по белому:
"Коммунизм же отменяет вечные истины, он отменяет религию,
нравственность"
- Парадокс. Далее там еще из "Откровения": "Се гряду скоро. Держи, что
имеешь, дабы никто не восхитил венца твоего!"
Энгельс, кстати, сделал весьма любопытное пророчество:
"Демократическая, красная, даже коммунистическая чернь никогда не
будет любить нас". Информация к размышлению. "Мир любит свое"... Он же
сказал: "Всеобъемлющая любовь к людям является абсурдом".
Свидетель Моисей Гесс: "Красный катехизис для немецкого народа":
"Что черно? Черно духовенство. Эти богословы - худшие аристократы...
Поп, во-первых, учит князей порабощать людей во славу Божию.
Во-вторых, он учит народ позволять порабощать себя во имя Бога. В-
третьих, и главным образом, он обеспечивает себе, с Божьей помощью,
привольную жизнь на земле, тогда как людям рекомендуется ждать ее на небе":
Заметь, здесь говорится уже не о Писании, а о социальной политике церкви.
Думается, эта точка зрения наиболее близка Иосифу.
Не могу удержаться, чтобы не процитировать еще раз Писание:
"Главы его судят за подарки и священники его учат за плату, и пророки
его предвещают за деньги, а между тем опираются на Господа, говоря: "не
среди ли нас Господь? Не постигнет нас беда!"
Посему за вас Сион будет распахан как поле, Иерусалим сделается грудою
развалин, и гора Дома сего будет лесистым холмом" /Мих.3,11-12/
Это пророчество наверняка прочел Иосиф!
А вот еще тот же Гесс: "Бесполезно и безрезультатно поднимать людей к
исторической свободе и ДЕЛАТЬ ИХ СОУЧАСТНИКАМИ В ДЕЛЕЖЕ БЛАГ СУЩЕСТВОВАНИЯ,
не освободив их от духовного рабства, т.е. религии".
Под "исторической свободой" тут понимается "дележка благ
существования".
- Свидетель Владимир Ульянов /Ленин/. Пожалуй, наиболее характерный
случай атеизма сознательного:
"Атеизм является неотъемлемой частью марксизма. Марксизм - это
материализм, мы должны бороться с религией, так как это азбука каждого
материалиста, а поэтому и марксиста".
Непонятно, но категорично.
Вл. Ленин Горькому:
"Миллион грехов, пакостей, насилий и зараз физических гораздо легче
раскрываются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная,
приодетая в самые нарядные идейные костюмы идея боженьки".
- В Бога-то Ильич не верил, а вот в хозяина нашего, кажется... Не то,
чтоб верил, но прозревал:
"Государство в наших руках, а действовало ли оно в этот год, в новой
экономической политике по-нашему? Нет, этого мы не хотим признать: оно
действовало не по-нашему. А как оно действовало? Машина вырывается из рук:
как будто бы сидит человек, который ею правит, а машина едет не туда, куда
ее направляют, а туда, куда направляет кто-то. Машина едет не совсем так, а
очень часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит за рулем этой
машины".
А на смертном одре вождь-атеист и вовсе говорил замечательные вещи:
"Я сделал большую ошибку. Меня преследует чувство, как будто я
потерялся в океане из крови бесчисленных жертв... Но для нас дороги обратно
нет. Чтобы спасти Россию, нам нужны такие мужи, как Франциск Ассизский.
Десять человек таких, как он, и Русь была бы спасена".
- В связи с этим вспомнилась цитата из Сергия Булгакова /"На пиру
богов"/:
"Не понимаете, что между большевиком и Пушкиным больше таинственной,
иррациональной, органической связи, нежели между ним и чаадаевствующими
ныне от растерянности или немцем треклятым, грабящим по всем правилам
военного искусства? Большевиком может оказаться и Дмитрий Карамазов, из
которого, если покается, выйдет впоследствии старец Зосима. А из колбасника
что выйдет?
Вдали в вечности что-то гулко ухнуло, пронзительно засвистела в
свисток тетя Клава.
- Это еще что? - встревожился АХ.
- Пушка на Сенатской грохнула. Теперь декабристы наверняка Герцена
разбудят...
Вспыхнул свет, и Иоанна снова оказалась в детстве.


* * *


Солнце льется откуда-то сверху помещения. Над головой танцкружок
разучивает "Бульбу", отчего о потолка срываются и тоже пляшут в солнечном
луче пылинки. Таинственно пахнет книгами. Их вокруг десятки, сотни. Солнце,
книги и пылинки, пляшущие в солнечном луче.
Выбирай, - сказала библиотекарша Галя, давняя мамина подруга. Как тут
выберешь? Стоят на полках неизведанные миры-планеты. В драной авоське
потащит Яна домой города и страны, горы, реки и леса, потащит добрых и злых
героев и всякие там волшебные лампы, скатерти-самобранки да ковры-самолеты.
А потом - с ногами в отцовское кресло, поближе к печке, в свободной руке
натертая солью хлебная корка... Глотать страницу за страницей, заедая
чудеса хлебной корочкой. А от печи теплынь - подкинешь полешко, весело
запляшут на стене рыжие отблески-петухи. Серебристо синеет разрисованное
морозом окошко, гудит печка, и до прихода матери надо бы успеть вместе с
Элли и ее друзьями добраться до Изумрудного города.
Яна выбирает книги. Пляшут доски на потолке, кружатся пылинки,
странницы, имена героев, картинки - одна другой заманчивей, и уже голова
кругом.
- Стихи хочешь?
Яна мотает головой. Стихи она не признает.
- А ты прочти-ка:
Пред ним живая голова, Огромны очи сном объяты, Храпит, качая шлем
пернатый, И перья в темной высоте, Как тени ходят, развеваясь, В своей
ужасной красоте Над мрачной степью возвышаясь.
Конечно, бывают на свете стихи - "Уронили мишку на пол", "В лесу
родилась елочка", "Как много девушек хороших". Стихи - чтоб петь, заучивать
наизусть - стихами легче заучивать. Но книжки в стихах - ерунда, это все
штучки взрослых. Вроде как водили их всем классом в театр - так там на
сцене не разговаривали, как люди, а пели друг другу, вообще ничего не
поймешь. Никому не понравилось, только ждали, когда можно будет в буфет. Но
тут... Яна читает и видит спящую голову, развевающиеся в темном небе перья
шлема, пустынную степь. И ползут по затылку мурашки, хотя вроде бы пока
страшного нет.

И, сморщась, голова зевнула,
Глаза открыла и чихнула...
Поднялся вихорь, степь дрогнула,
Взвилася пыль, с ресниц, с усов
С бровей слетела стая сов...

Все видит Яна, будто кино смотрит. Дрогнувшую степь, вспорхнувших с
бровей птиц, слышит чихнувшее вслед за головой эхо, ржанье испуганного
коня...
- Пушкин, "Поэмы". Ладно беру.
- Но ты ведь не любишь стихов, - улыбается Галя.
- Это не стихи, а поэмы.

А голова ему вослед, как сумасшедшая, хохочет,
Гремит: "Ай витязь! Ай герой! Куда ты? Тише, тише, стой!
Эй, витязь, шею сломишь даром; не трусь, наездник, и меня
Порадуй хоть одним ударом, пока не заморил коня..."

- Разве так разговаривают? - поддразнивает Галя, - Написал бы просто,
- "И сказала голова витязю: куда ты, мол, глупый, прешь? Шею сломаешь". -
Просто и понятно.
Мама была жаворонком, Яна - совой, она поняла это лишь потом, а тогда
никак не могла уразуметь, почему мать так мгновенно легко вскакивает в
любую рань, даже когда за окном темень и мороз, и печка остыла за ночь,
нос-то высунуть из-под одеяла страшно, веки невозможно разлепить, а при
мысли, что надо встать, одеться, умыться ледяной водой и бежать в школу,
мечтается о кори или коклюше - вот уж она отсыпалась!
А мама в это время невесомо проносится то к печи с охапкой дров, то на
кухню, откуда уже аппетитно пахнет жареной с луком картошкой, и успевает
сделать несколько гимнастических упражнений, растереть докрасна тело
шерстяной рукавичкой, плавающей в тазу с той самой ледяной водой...
Зато вечером...
- Яна, я гашу свет.
- Да еще и десяти нет!
- Я устала.
И все. Щелчок, темнота. На самом интересном месте приходится закрыть
книжку, а сна ни в одном глазу. Мозг, воображение работают вовсю.
И бессильная злость на маму, с койки которой уже доносится
посапывание.
С этой злости все и начнется. Ах, ты так? Но я тебя все равно
перехитрю! И долгими зимними ночами Яна будет придумывать то, что не успела
прочесть, а потом сверять с подлинником.
Это будят чудесная увлекательная игра.
Потом рамки игры начнут сковывать - ее герои все более дерзко
отстаивать свою независимость.
Тогда она станет сочинять собственные истории. Ночью, по дороге в
школу и из школы, вечером у печки. Длинные, с продолжением, и короткие, в
несколько предложений.
Потом ей понадобятся слушатели. Она будет ходить, окруженная малышней,
и пичкать их королями, принцессами и ведьмами. Пока Андерсен не научит ее,
что можно сочинять сказки про самое обычное - про швейную иглу, спичку,
посуду.
Аудитория ее будет расширяться, но никому Яна не признается, что сама
придумывает эти байки. Мол прочла в старой книге без титульного листа,
найденной на чердаке. Вот и все.
И придет день, когда она решится записывать. Нет, разумеется, не эти
пустячки про бездомного щенка Кузю, который попадает в Великое Собачье
царство, и не про приключения улетевшего воздушного змея. Нет, она решит
написать рассказ о войне. Возьмет ручку, чернильницу, чистый лист бумаги. И
задумается. Пусть ее героем будет... ну, к примеру, капитан. Надо придумать
фамилию этому капитану. Яна огляделась. Стол, стул, окно, стена. Из стены
торчит гвоздь.
- Ма, бывает фамилия "Гвоздев"?
- Бывает. Фамилия как фамилия.
"Капитан Гвоздев услышал взрыв" - напишет Яна, и... Тонкая веревочка-
строчка, а дальше - пустота, пропасть. Страшная белизна листа.
Пустота - в ней.
Яна позорно сбежит, бросив несчастного Гвоздева в печь. Панический
страх перед чистотой бумажного листа завязнет в памяти, как осколок этого
самого снаряда, взорвавшегося неподалеку от злополучного капитана.


* * *


Еще она вернулась в памятный день 47-го, накануне Первомая, ехала
вместе с другими ребятами в маленьком тряском автобусе. Все в этот день
было удивительным - и то, что Яне досталось счастливое место у окна с
выбитым стеклом, и ветер из этого окна, пахнущий то лесом, то бензином, и
огромная священная площадь, и дети, дети, необычно серьезные и оробевшие от
сознания важности происходящего.
- Р-равняйсь! Смир-рно!
Яна, как во сне, видит зеркальную, будто только что вымытую брусчатку,
мавзолей с застывшими часовыми, разукрашенные к празднику трибуны.
- На первый-второй р-рас-считайсь! Первые номера - шаг впер-ред! Р-
раз, два!
И больше не видно зеркальной брусчатки - перед глазами - стриженый
затылок Почивалова, заштопанный воротничок его белой рубашки. Яна
вытягивает шею, но уже один за другим, будто по линейке, прочерчивают
площадь до самых трибун ряды белых рубашек, стриженых затылков и косичек с
разноцветными бантами. Яна оглядывается - сзади площадь также линуют
двигающиеся с Охотного ряда колонны.
Будто кто-то пишет ровные строчки на листе! Ниже, ниже, до самого
нынешнего ГУМа.



    ПРЕДДВЕРИЕ 8




Просмотровый зал, треск проектора, две пары ног в сандаликах. От
черных сандаликов пахнет дегтем.
- Свидетель Герцен об идеалистах сороковых годов:
"Что же коснулось этих людей, чье дыхание пересоздало их? Ни мысли, ни
заботы о своем общественном положении, о своей личной выгоде, об
обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких личных
выгод; одни забывают свое богатство, другие свою бедность, - идут не
останавливаясь, к разрешению теоретических вопросов. Интерес истины,
интерес жизни, интерес науки, искусства, юманите, поглощает все."
"Где, в каком углу современного Запада найдете вы такие группы
отшельников мысли, схимников науки, фанатиков убеждений, у которых седеют
волосы, а стремления вечно юны?"
О русских мальчиках, "решающих проклятые вопросы", говорит и
Достоевский.
Свидетель Иван Тургенев:
"Мы всегда в философии искали всего на свете, кроме чистого мышления".
"Лучшее, что в мире - это мечта", - говорит Киреевский.
Свидетель Виссарион Белинский:
"Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каждого из
моих братьев по крови..."
"Судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судьбы всего мира и
здоровья китайского императора".
- А китайский император, это что, не личность? - возразил АГ.
- Здесь вообще много противоречий, но сколько огня!.. "Я теперь в
новой крайности, - это идея социализма, которая стала для меня идеей новой,
бытием бытия, вопросом вопросов, альфой и омегой веры и знания. Все из нее,
для нее и к ней". - "Заметь, сколько библейских терминов! - отметил АХ, -
Совсем, как у Иосифа..."
- "Я все более и более гражданин вселенной. Безумная жажда любви, все
более и более пожирает мою внутренность, тоска тяжелее и упорнее".
"Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою
малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную".
А вы: "Иосиф, Иосиф..." - опять вздохнул АХ.
- Социальность, социальность или смерть".
- Вот интересно, что Белинский под ней понимает? Уж конечно, не просто
передел собственности... Судя по уже приведенному нами "Письму к Гоголю" -
это страстное желание сейчас же, немедленно, осуществить Правду Христову.
- Утопическая идея Царства Божия на земле, "сведение Небес на землю",
по выражению свидетеля Достоевского, - оживился АГ. - Новая "Вавилонская
башня". Величайший грех!
- Э, нет, сын тьмы, не так все просто. Твой хозяин опять сознательно
напутал да и свидетеля Достоевского с толку сбил... Почему же человекам
тогда заповедано молиться: "Да будет Воля Твоя на земле, как на Небе?" Это
ли не "сведений Небес на землю?" Причем тут Вавилонская башня!.. Сам
Господь "стал человеком, чтобы мы обожились", то есть "сошел на землю".
"Да приидет Царствие Твое... "Ну хорошо, пусть это о Царствии, которое
"Внутри нас есть". Но какое уж тут Царствие, когда из человека ежедневно
раба и скота делают? И выходит, к лучшему ничего менять нельзя? Пусть
рабство сменяется феодализмом, потом капитализмом, а к лучшему - ни-ни.
Грех! Утопия. Славно придумано! Только кем?.. Почерк знакомый.
- Стараемся. Народ доволен.
- А я тебе скажу, почему доволен:
"Суд же состоит в том, что Свет пришел в мир; но люди возлюбили более
тьму нежели Свет, потому что дела их были злы.
Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не
обличились дела его, потому что они злы;
А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому
что они в Боге соделаны". /И.3,19/
- Вот и иди себе пожалуйста один к свету... - проворчал АГ. - И не
мешай людям жить.
- А вместе, значит, нельзя? К капитализму можно, а к свету нельзя?
- За церковной оградой - можно и вместе.
- А на улице, значит, нельзя? Где это сказано? Покажи!
- У Достоевского и сказано:
"Социализм - это не есть только рабочий вопрос, или так называемого
четвертого сословия, но по преимуществу есть атеистический вопрос - вопрос
современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строительство
без Бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю."
- Я про Писание спрашиваю. Или про свидетельства святых отцов в таком
важном вопросе. А Достоевский в карты играл. И в рулетку...
- И часто проигрывал, - вздохнул АГ, - По крупному. Но не будем
судить.
- А я тебе вот что скажу, сын тьмы, - это долдонят те, кто "ненавидит
свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы".
- Ладно, не нервничай, береги силы для Иосифа.
- Это имеет прямое отношение к Иосифу, будто не знаешь! "Не будет
богатых, не будет бедных, ни царей, ни подданных, но будут братья, будут
люди и по глаголу апостола Павла. Христос даст свою власть Отцу, а Отец-
Разум снова воцарится, но уже на новом небе и над новой землей".
- Здесь безусловная ошибка Белинского. "Отец-Разум". Дань моде того
времени. Скорее трогательная, чем крамольная.
- Очень даже крамольная. Все бы тебе всех оправдывать...
Свидетель Бердяев: "Русский атеизм родился из сострадания, из
невозможности перенести зло мира, зло истории и цивилизации. Нужно
организовать иное управление миром, управление человеком, при котором не
будет невыносимых страданий, человек человеку будет не волком, а братом.
Раненые страданиями человеческими, исходящими от жалости, проникнутой
пафосом человечности, не принимали империи, не хотели власти, могущества
силы."
- Я бы добавил "не принимали неправедной империи, неправедной власти и
силы. А разве Господь считал иначе? Вот классический пример расхождения
церкви Христовой и церкви социальной. Результат - атеизм. Отвергая
искаженное учение, "мальчики" отвергали Бога. С водой выплескивали ребенка.
Белинский, слава Богу, это понимал. Да и многие другие. Белинский
сказал: "Люди так глупы, что их насильно нужно вести к счастью". И еще:
"Не в парламент пошел бы освобожденный русский народ, а в кабак
побежал бы пить вино, бить стекла и вешать дворян".
- Что-то мы про Герцена забыли, ты не находишь?
- Изволь. Герцен свидетельствует:
Под влиянием мещанства все изменилось в Европе. Рыцарская честь
заменилась бухгалтерской честностью, гуманные нравы - нравами чиновными,
вежливость - чопорностью, гордость - обидчивостью, парки - огородами,
дворцы - гостиницами, открытыми для всех /то есть для всех, имеющих
деньги/".
"Все хотят казаться вместо того, чтобы быть". "Скупости мещан имущих,
противополагается зависть мещан неимущих: с одной стороны - мещане-
собственники, упорно отказывающиеся поступиться своими монополиями, с
другой - неимущие мещане, которые хотят вырвать из их рук их достаток, но
не имеют силы, то есть с одной стороны скупость, а с другой зависть. Так
как действительного нравственного начала во всем этом нет, то и место лица
в той или другой стороне определяется внешними условиями состояния,
общественного положения."
- Наверное, читая эти строки, Иосиф думал об оборотнях, о своих
дружках, дерущихся в пыли из-за мелочи. Пролетарий - лишь изнанка буржуа -
это он хорошо усвоил!
Кстати, вопрос на засыпку. Кому принадлежат слова:
"Пролетариат - люди наиболее обесчеловеченные, наиболее лишенные
богатств человеческой природы. Они отравлены завистью и ненавистью"?
- Неужели Иосифу?
- Ну уж нет, - усмехнулся АХ, - Иосиф умел скрывать свои мысли и
убеждения. - Это - сам Карл Маркс.
- И этим людям мы доверили революцию! В идеалы не верят, в пролетариат
не верят...
- Зато верят в Мамону.
"Капитализм есть религия золотого тельца. Капитализм есть не только
обида и угнетение неимущих, он есть, прежде всего, обида и угнетение
человеческой личности, всякой человеческой личности. Раб и сам буржуа,
появление пролетариата - порождение человеческого греха", - свидетельствует
Бердяев. "Буржуа - раб видимого мира, в котором он хочет занять положение.
Он оценивает людей не потому, что они есть, а потому, что у них есть.
Гражданин "мира сего"; царь земли. Устроился, вкоренен, доволен, не
чувствует суеты, ничтожества земных благ. Единственная бесконечность,
которую он признает - бесконечность экономического обогащения."
"Буржуа - всегда раб. Он раб своей собственности и денег, раб воли к
обогащению, раб буржуазного общественного мнения, раб социального
положения, он раб тех рабов, которых эксплуатирует и которых боится."
"Он создал огромное материальное царство, подчинился ему сам и
подчинил ему других. В буржуазной роскоши гибнет красота."
"Буржуа имеет непреодолимую тенденцию создавать мир фиктивный,
порабощающий человека, и разлагать мир подлинных ценностей. Буржуа создает
самое фиктивное, самое нереальное, самое жуткое в своей нереальности
царство денег. Буржуа - не то, что он есть, а что у него есть."
- Назовем это буржуинское царство Вампирией, - сказал АХ, - ввергающей
весь мир в рабство Мамоне. Именно оно было главным врагом Иосифа. Именно
его клеймило Писание, и именно его почему-то охраняла и благословляла
официальная церковь.
Религиозный философ Николай Бердяев был выслан Лениным из России.
Однако, это не помешало ему подвести итоги:
"Старый режим сгнил и не имел приличных защитников. Пала священная
русская империя, которую отрицала и с которою боролась целое столетие
русская интеллигенция /и не только она, добавим мы от себя/. В народе
ослабели и подверглись разложению те религиозные верования, которые
поддерживали самодержавную монархию. Из официальной фразеологии
"православие, самодержавие, народничество" исчезло реальное содержание,
фразеология эта стала неискренней и лживой... Для русской левой
интеллигенции революция всегда была и религией, и философией... Русские
атеизм, нигилизм, материализм приобрели религиозную окраску. Русские люди
из народного трудового слоя, даже когда они ушли из православия, продолжали
искать Бога и Божьей правды, искать смысла жизни... Русская идея -
эсхатологическая, обращенная к концу. Отсюда - русский максимализм. Но в
русском сознании и эсхатологическая идея принимает форму стремления к
всеобщему спасению. Русская религиозность носит соборный характер.
Христианство понимается прежде всего, как религия Воскресения."
Бога и Божьей правды искал Иосиф. Вне Вампирии и благословляющей ее
официальной церкви. Потому он и ушел из семинарии.
Добролюбов и Чернышевский тоже были семинаристами. Глубоко религиозный
и аскетичный Добролюбов в детстве бичевал себя, если съедал слишком много
варенья... "Его возмущает духовно-низменный характер жизни и православного
духовенства, из которого он вышел, он не может примирить веру в Бога и
Промысел Божий с существованием зла и несправедливых страданий. "Отсюда -
увлечение вульгарным материализмом, помешательство на естественных науках
/"Природа - не храм, а мастерская"/ и т. д."
"Нигилизм обвиняли в отрицании морали. В действительности в русском
аморализме есть сильный моральный пафос, пафос негодования против царящего
в мире зла и неправды, пафос, устремленный к лучшей жизни, в которой будет
больше правды. Неприятие мира, лежащего во зле, - оно было в православном
аскетизме, эсхатологизме, в русском расколе". /Свидетель Ник. Бердяев/
Он ничего не хотел для себя, он весь был жертва. В это время слишком
многие православные христиане благополучно устраивали свои земные дела и
дела небесные", - это свидетельство о Ник. Чернышевском, о котором везущие
его на каторгу жандармы говорили: "Нам поручено везти преступника, а мы
везем святого..."
"Лучшие из русских революционеров соглашались в этой земной жизни на
преследования, нужду, тюрьму, ссылку, каторгу, казнь не имея никаких надежд
на иную потустороннюю жизнь. Очень невыгодно было сравнение для христиан
того времени, которые очень дорожили благами земной жизни /- Причем, за
счет других! - прошипел АГ/ и рассчитывали на блага жизни небесной".
- Всех в ад! - захлопал АГ в ладошки, - не пойму ты-то за кого? За
тех, кто забыл, что "нельзя одновременно служить Богу и Мамоне", или...
- Я за Иосифа, а те... Господь им судья. Я только хочу сказать, что
русский богослов Бухарев признал "Что делать" "христианской по духу
книгой". Соблюдая свято Истину, русская церковь отказалась от проповеди
социальной справедливости и человеческого достоинства в Образе Божьем. Эту
социальную правду искали нигилисты, петрашевцы, затем народники, которых
сами крестьяне зачастую выдавали властям.
Тогда и пришли террористы и марксисты...
- Ты про Герцена опять забыл! - возмутился АГ, - "К топору зовите
Русь..." Мол, губит ее "вера в добрые намерения царей..."
- Протест принимается. Иосифу, разумеется, был знаком этот призыв.
Прочел он и "Катехизис революции террориста Нечаева. Провозглашается
железная дисциплина, жесткая централизация, аскеза покруче, чем у сирийских