Иванова Юлия. Дремучие двери

разногласия, (соблазны), ереси,
Ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное; предваряю
вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не
наследуют.
Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость,
милосердие, вера,
Кротость, воздержание. На таковых нет закона". /Гал.5:18-23/
Плод духа - не материальное благополучие, а состояние души...


* * *


"Господи, почему же ничего не случается? Встряхни нас, разбуди,
погибаем!" - молилась она, призывая бурю, чувствуя, как страну затягивает
гибельная трясина. Приболевший отец Тихон ушел на покой в монастырь. Новый
батюшка, отец Александр, распекал ее: "Что ты все о мировых скорбях,
Иоанна, без тебя разберутся. Спасай себя - вон у тебя грехов сколько...
Молись, постись, делай добрые дела, жертвуй на храм"...
На храм она жертвовала - батюшка был молодой, энергичный, затеял
большой ремонт. 3абирал конверт с деньгами, подбадривал: "Не вешай, Иоанна,
нос, все тебе дал Господь, живи и благодари. За державу, конечно, обидно,
как теперь говорят, но зато вон сколько храмов открывается - венчаются,
детей крестят"...
Иоанна упорно искала истину. Да, ей повезло в детстве, верующей
пионерке, потом комсомолке, но разве ей не везет сейчас? Хороший дом, нет
проблем со здоровьем, с заработком, все члены семьи процветают... И
действительно открываются храмы, и на всю Россию транслируются пасхальные и
рождественские богослужения...
Откуда же это постоянное тревожно-тоскливое ощущение соучастия в
каком-то страшном действе, во грехе, сродни распятию - катастрофы, падения
в бездну, запаха серы?
"И, как один, умрем в борьбе за это..." "Умираю, но скоро наше солнце
взойдет".
"Разве можно этих мучеников приравнять к тем, кто, ограбив народ:
"ест, пьет и веселится", отстегивая от неправедных денег на храм с видом
благодетеля, братаясь со священниками и упрекая прежнюю власть "в
безбожии"?
Отцу Александру упорные попытки Иоанны разобраться в происходящем не
то чтобы не нравились (он в душе со многим соглашался), но пугали и
нервировали - у него у самого было много сомнительных спонсоров, жертвующих
крупные суммы на ремонт храма, на них-то все и держалось. Он также видел,
несмотря на значительный рост количества прихожан, плачевное состояние душ
по сравнению с "совковым" периодом, особенно пугали рост сект и всяких
агрессивных "ловцов человеков" с запада и востока, наркомании, даже среди
местных школьников. И если раньше сугубой грешницей считалась
пятнадцатилетняя девочка, забеременевшая от одноклассника, и отец Александр
был счастлив, когда удавалось избежать аборта и повенчать детей, припугнув
самих грешников и их родителей соучастием в грехе убийства и страшным
судом, то теперь приходили малолетние "праведницы" - уверенные в себе и в
своей безгрешности ночные профессионалки, умеющие пользоваться
презервативами и находить общий язык с милицией. Щедро протягивали батюшке
баксы еще детской ручкой с наращенными ногтями и обижались, недоумевая,
почему батюшка не допускает к причастию. "Не лезь в дела начальства и
молись о своих грехах," - повелел отец Александр.
"Я теперь в послушании и плевать на все", - уговаривала себя Иоанна.
Усталая, она шла от рынка до вокзала с набитым кошельком и пустой
картонной коробкой из-под цветов; и вокруг такие же как она, "вписавшиеся"
в рынок инженеры, писатели, ученые, врачи, студенты, школьники, художники,
учителя, побросав свои профессии и служение ближнему - продавали,
доставали, доставляли, перепродавали, торговались, отдавали деньги в рост,
что запрещено Небом. Росли финансовые пирамиды, так и не успевая вырасти,
потому что приходил государственный рэкет и забирал всю кассу. Подчистую,
на том основании, что в запрещенные игры нельзя играть. И распухали от
денег, мотались на свои Гавайи-Канары, что-то спешно приватизировали,
обрастали мерсами и виллами. А вокруг все по-прежнему катастрофически
рушилось, пищало, трещало, и куда-то девались деньги, и стонал, плакал
одуревший народ, взывая к справедливости и совести. Да, по-христиански
терпеливыми, верящими "в добрые намерения царя" и в правду власти воспитала
своих граждан "империя зла"!
И не менее одуревшие от крутых окладов телеведущие и газетно-
журнальные борзописцы дружно повторяли заклинания, что во всем виноваты
"проклятые коммуняки", доведшие страну до ручки. И что толку было
напоминать, что это при Горбачеве сначала исчезло мыло, а потом постепенно
все, включая совесть.
- Почему безмолвствует народ? - недоумевала оппозиция. А народ был
частично зомбирован, частично занят выживанием, частично развращен, успев
тоже напиться чужой кровушки. "...И духовно навеки почил..."
Эти мальчики и дяденьки в фирменных упаковках и тачках, с оловянными
глазам, поверившие, как и ее Филька, что превращение бесценной своей жизни
в доступные, как рулон туалетной бумаги, банковские счета, тусовки и
презентации, их вечный страх перед разорением, проигрышем или просто пулей
в темном подъезде - и есть "то самое"... Больные и "тяжело здоровые"
старики и не старики наверху, одержимые властью, цепляющиеся за нее,
зараженные ею, как чумой - они тоже были "на игле" и тоже боялись выпустить
руль, ибо на Руси ослабевшего возницу всегда сбрасывали с движущегося
транспортного средства чаще мертвым, чем живым... И потом еще долго кидали
в труп камнями.
Когда она уставала их ненавидеть, то жалела.
"Кипучая, могучая, никем непобедимая" ее Москва, святыня, отвоеванная
у врагов кровью многих поколений - символ, оплот, защита от Вампирии -
перестроилась. Размалеванная, пошлая, коробочно-картонная, пародийная,
похожая на портовый перевалочный пункт этими тележками, ящиками, тюками...
Будто все разом кинулись куда-то переезжать или спасаться бегством с
тонущего корабля. Или заделались спортсменами и бегут марафон - в этих
китайских и турецких кроссовках и тренировочных костюмах. Или всем миром
собрались на панель, скупая пестрые безвкусные тряпки из гардероба портовых
шлюх... Ядовито яркие, вызывающие упаковки вещей и людей, жвачки и
продуктов - товары для туземцев. Оглушительная свара визжащих сцепившихся
собак на случке - эти ребята с наушниками считали ее музыкой, - зашоренные
глаза и уши, глухое однообразное буханье по мозгам из наушников, будто им
туда гвозди вбивали, и рот заткнут жвачкой и тело проспиртовано как в
морге, кунсткамере, и посаженная, как бабочка, на иглу душа медленно
умирает для коллекции князя тьмы, не осознавая своей смерти...
Очумелые хваткие бабули с водкой и сигаретами, бомжи, девочки-
нимфетки, словно сошедшие с порножурналов, площадный мат... И она, Иоанна,
с набитым кошельком и пустой коробкой, в которой громыхают кости для
Анчара, в черно-голубом, как у всех, тренировочном костюме, спешит на
электричку. И плевать ей на все.
А все так красиво и невинно начиналось - с речей, что ограда не нужна,
что нас прочий мир примет с распростертыми объятиями, не будет вообще
никаких границ, никаких НАТО. С невинного частного кафе на Кропоткинской
"для народа". Дали пальчик - отхватили целиком не только руку, но и заводы,
жилые кварталы, полигоны, детсады, пионерлагеря, дома отдыха и санатории.
Недра страны, ее золотой и алмазный запас, ее собираемые веками, политые
кровью земли - все на продажу. Оглянуться не успели -нет Великой Руси,
Советского Союза, скоро останемся в пределах Садового Кольца, где открыли
это самое кафе...Начинали с лозунгов дать всем нациям свободу - кто ж знал,
что они тут же вцепятся друг другу в глотку? А не вцепятся, то уж шефы
позаботятся и позабавятся, натравят!
Охмурили посулами, телевизионными колдунами и золотыми удочками,
вырывавшими внутренности вместе с последними сбережениями... И вот мы уже
не народ великий, а стадо разрозненное, разбегающееся как с золушкиного
бала после полуночи, и кучер наш - крыса, карета - тыква, и заперты ворота.
И снова нам, как до семнадцатого, идти в услужение к госпоже-мачехе с ее
одуревшими от безделья дочерьми - и размышлять горестно, как уже несколько
веков размышляли наши предки, всякие там лишние люди, народники и
революционеры - разве для того нам дан бесценный дар жизни, чтоб служить
пищей и подстилкой для свежевылупившихся номенклатурных упырят?
Так не хотела думать, но думала Иоанна, зная, что ничего вслух им не
скажет, а если и скажет, никто не остановится послушать, а если и
остановится, никто не услышит, потому что не пожелает услышать. А то
отправят и в психушку - не ее первую и не ее последнюю в Российской
истории.

Просыпаюсь с бодуна -
Денег нету ни хрена,
Глаз заплыл, пиджак в пыли,
Под кроватью брюки.
До чего ж нас довели
Коммунисты-суки!

Будто Воланд со своей свитой давал ежедневный сеанс черной магии с
последующими разоблачениями.
Ваучеры, всевозможные девальвации, деноминации, акции дутых банков,
финансовых пирамид, фондов, оборачивающиеся пустыми бумажками; заявления и
обещания на самом высоком уровне, оборачивающиеся ложью и сотрясением
воздуха - все было пустым, искусственным, фальшиво-обманным, красивым
гробом с мертвыми костями. Редкое "добро", вроде всяких фондов милосердия,
- "казалось", а не "было". Весь вроде бы на века построенный мир
распадался, превращаясь в прах, как тело, из которого вынули душу...
"Ушел Господь..." - печально думала Иоанна.

ПРЕДДВЕРИЕ 62

СТАРЫЕ И НОВЫЕ МЫСЛИ О ГЛАВНОМ

Сталинская Антивампирия бессмертна, как шаг к Замыслу. Она перетекла в
вечность, - став ступенью восхождения Богочеловечества к Небу.
День Защиты "От Отечества". Разве может быть единое отечество у тех,
кого жрут, с теми, кто их жрет? У овец и волков?
"Не было бы Иуды, не было бы спасения". Диалектика. Не было бы
Иудушки-Троцкого, его надо было бы выдумать. Он помог избавиться от пятой
колонны и выиграть войну. А номенклатурные специнкубаторы помогали Иосифу
отличать доброкачественные яйца от змеиных.
Как пост для верующего - не самоцель, а средство изгнать бесов и
преодолеть страсти /страдания/, так и Антивампирия Иосифа была средством
защиты от бесов и уводящих от вершины вожделений.
- Признайся, АГ, тебя туда редко пускали? Вот видишь! Как же можно не
пускать, будь это ваше царство?
Сталинские "винтики и гвоздики" - ступенька к Замыслу. Лишь в Царствии
малое получает Все от Целого. Жизнь с большой буквы, полноту Бытия.
Если на вопросы: "Веришь ли ты в Бога?", "Крещен ли?" человек отвечает
утвердительно, считается, что с ним все в порядке. На верном пути, спасен,
хоть и живет "как все". А между тем, это означает лишь: "Да, я записался в
армию". Но если я не сражаюсь на поле боя плечом к плечу с братьями по
оружию, хоть и должен там быть, а отсиживаюсь дома, в тылу? Тогда твой
ответ означает, что ты дезертир и заслуживаешь трибунала.
Ответственность за это несет или сам горе-воин или его командир
/церковный пастырь/, как бы подводя себя и свою нерадивую паству под
трибунал Страшного Суда. В то время как с человека "неразбуженного",
"холодного", спрос гораздо меньше, ибо он не давал присяги. И если такой
человек сражается по велению сердца, порой сам того не ведая, на стороне
Христа, он получит свой венец.
С этой точки зрения совершенно в ином свете представляются
взаимоотношения Церкви с революцией. Иосиф, с одной стороны, зная, что
предстоят кровь и террор, отделил Церковь от государства, избавив от
необходимости благословлять жесткий тоталитарным режим или идти с ним на
конфронтацию. То есть политика Иосифа в отношении Церкви была, пусть
косвенно, направлена на очищение Православия. Взяв на себя ответственность
за грех кровопролития, он повел народ в бой за Великую Русь, за объединение
богоизбранного отечества, продолжив дело Сергия Радонежского и других
святых-объединителей. В бой за право "выйти из нее" и жить иначе, чем
"лежащий во зле" мир.
Он уничтожал силы тьмы их же руками, разделяя, стравливая, используя
"недозволенные приемы", и находящийся у него в послушании народ косвенно, а
то и добровольно служил Спасителю, Его Делу, не называясь открыто
христианским. Иосиф привел их, как полководец, на поле сражения на стороне
Света /ибо против князя тьмы/, не накладывая на них никакой клятвы и тем
спасая. Тем более, что многие на этой войне ощутили себя ВОИНАМИ ЗА ПРАВОЕ
ДЕЛО, отдали "борьбе за освобождение человечества" от царства Мамоны -
сердце.
Поэтому, если ты отвечаешь на вопрос о вере в Бога утвердительно, но
отсиживаешься на печи - это осуждение для тебя и соблазн для других. Творец
любит "горячих", жалеет "холодных" /неразбуженных/, но отторгает "теплохлад
ных" /равнодушных/.


* * *


Песня "Я люблю тебя, жизнь" была жизненной программой "товарищей". Им
не дали ее осуществить, разрушив стены общего дома и социальный уклад,
соответствующий христианской этике.

Вот и окна зажглись,
Я шагаю с работы устало,
Я люблю тебя, жизнь,
И хочу, чтобы лучше ты стала.
Мне немало дано - ширь полей и пучина морская,
Мне известна давно бескорыстная дружба мужская,
В звоне каждого дня так я счастлив, что нет мне покоя,
Есть любовь у меня. Жизнь, ты, знаешь, что это такое.
Как поют соловьи,
Тишина, поцелуй на рассвете,
И вершина любви -
Это чудо великое - дети.
Вновь мы с ними пройдем
Детство, юность, вокзалы, причалы,

Будут внуки - потом
Все опять повторится сначала.
Ах, как годы летят,
Мы грустим, седину замечая.
Жизнь, ты помнишь солдат,
Что погибли, тебя защищая?
Так ликуй и ярись
В трубных звуках весеннего гимна.
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.

"Я есть Путь, Истина и Жизнь". Герой песни, типичный "совок",
обращаясь к Жизни, исповедует праведный, завещанный Творцом Путь и видит в
этом Пути Истину. Эту песню можно было бы перевести так:
"Слава Тебе за все, за дары Твои, Господи, за возможность трудиться на
земле Твоей и возделывать, как завещано, сад Твой...
За друзей, за которых я готов "положить душу", за любимую, данную
Тобой спутницу, которой я храню верность, как Ты заповедал. За детей и
внуков, которых я научу тоже следовать путями Твоими.
Сотвори вечную, память тем, кто погиб на поле брани, защищая
завещанный Тобой образ жизни...
Господи, я люблю Тебя и уповаю, что и Ты меня любишь и не оставишь".


* * *


Из проповеди отца Андрея:
Антихрист не будет атеистом, его примут за Христа.
Мы отчасти изжили атеизм, проросли сквозь дурной материализм,
соблазнились царством Мамоны, Западной "отвязанностью" под вывеской "прав
человека", чем испокон веков прельщали Русь. Поделив страну на звериные
зоны, мы истребим друг друга и весь мир, если снова не "прорастем", на этот
раз сквозь нынешний криминальный строй. Не правы те, кто представляют
Господа, Творца консерватором, отрицающим перемены... Для меня Православие,
учение Христа - подлинная Революция Духа, проповедь "Рождения Свыше".
Отрицание не только кромешной материальности мира потребления, но и родовой
необходимости /"Враги человеку - домашние его", "Пусть мертвые хоронят
своих мертвецов"/. Христос - это духовное освобождение "от работы вражия".
Он осуждает не только Вавилонскую блудницу, но и прельстившиеся ею народы.
Вы - паства, вверенная мне Господом, и я буду бороться хотя бы проповедью
против такого порядка. И голосовать за него вас не благословляю.
Отныне вы в ответе за деяния всех правителей, которых посадите на
трон, отдав им свой голос, за всю пролитую на земле из-за вашего
попустительства кровь. На Западе это называют "демократией" - втягивание
как можно больше людей в "свальный грех" всевозможных голосований, опросов,
показательных расстрелов и войн, когда телевидение делает соучастниками
убийства миллионы людей... Земля у нас отнимется в наказание, как когда-то
у еврейского народа, но и Вавилону не поздоровится. В конце времен будет
море крови.
Благо, что телега разваливается, когда птица-тройка летит в
пропасть... Господь "кого любит, того наказует". Пусть уж лучше в канаве
окажемся, синяки получим, переломаем руки-ноги, но зато во-время
остановимся и сохраним душу. Сейчас нам показан вампиризм во всей красе,
чтобы образумились, поняли, в какую вляпались историю.

Миллионы - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы мы! Да, азиаты, - мы,
С раскосыми и жадными очами...

Виновны ль мы - коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
/Александр Блок/

Не "товарищи", воспитанные на православной русской и советской
культуре, жившие по заповедям и положившие жизни во имя светлого будущего
грядущих поколений, не революционеры, готовые "честно сложить голову в
борьбе за народное дело", будут угрозой так называемому "цивилизованному
миру", а молодые упыри, воспитанные на боевиках, порнухе и беспределе
постсоветской действительности. На жажде крови, наслаждений, на насилии и
вседозволенности - тупоумные всемогущие примитивы, всесильные, ибо не имеют
ни внутренних, ни внешних запретов. Человекобоги, обладающие доступом к
самому страшному современному оружию, ибо все сейчас можно купить за
деньги, которые, как известно, "не пахнут" - они достанут вас очень скоро.
Не искатели Бога "с черного хода", а откровенные дети дьявола, в которых
после "чисто выметенного" советского заповедника вселилось по "семь
бесов":
"Тогда, идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и
вошедши живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так
будет и с этим злым родом". /Мф.12:45/
Бесноватый "злой род"... Они уже сейчас насилуют одноклассниц,
отстреливают и потрошат "новых русских", накачиваются наркотой, тренируются
у афганских и чеченских ветеранов... Для них человеческая жизнь, стоящая на
пути всевластного "Хочу!" - гроша ломаного не стоит.
"Мир закончит тот, кому имя будет человекобог". И это именно они,
человекобоги, растерзают Вавилонскую блудницу, предмет своей похоти - их
породившую и погубившую.
"Мы не успокоимся, мы как саранча, пройдем по всем вашим богатым
землям, пройдем и сожрем. Нам не привыкать к чужому золоту и чужой крови.
Мы прикарманим ваши банки, ваши замки, ваш Лазурный берег и Монте-Карло.
Нас много и мы сильнее". /Абрам Терц, Одесса/.


ОСКОЛКИ

Они с детства уяснили: всякая власть - враг. У нее когти, клыки и
ненасытная утроба, ее предназначение - пить твою кровь, твои силы и жизнь.
Нет никаких легальных способов бороться с властью, с этим сонмом сытых и
гладких в мерсах и тойотах, с их сотовыми телефонами, наглыми разряженными
девками и чванливыми детенышами. Они всегда выиграют - выборы и суды,
всегда обманут, отнимут, повалят и свяжут. И снова вопьются в шею всем
скопом.
Нельзя верить ни одному слову - ни их, ни тех, кто им продался. У
осколков нет Родины - Родина разрушена и стала овцефермой. Эсэнговцы - их
выращивают для стрижки и на убой в пищу волкам. У осколков нет друзей,
добрых соседей - везде волки и овцы. И те далекие, забугорные, что пели:
"Козлятушки, ребятушки, отоприте-ка, отворите-ка..." - сейчас подкрались
совсем близко, щелкая жадными зубами и смеясь над козлячьей доверчивостью.
У них одно на уме: сожрать!
Их нельзя усовестить, разжалобить, умиротворить и удовлетворить, ибо
их сердца окаменели, их жадность и похоть беспредельны. Васька слушает да
ест. Тебя. "Муха криком кричит, надрывается, а злодей молчит, ухмыляется".
Осколки... Их отцы и деды унижены, оболганы, обобраны, обглоданы. Они
завещали им ненависть и свой отрицательный жизненный опыт. Интеллигенция,
которая их дурила, теперь услужливо подбирает с барского стола кровавые
потроха своих читателей и зрителей. Но мы, осколки, пока что живы.
Наши отцы и деды всю жизнь работали - не повторим их ошибок.
Они жили честно - так будем разбойниками!
Они чурались разврата, сдерживаемые кто верой в Бога, кто - в светлое
будущее. Кто совестью, кто парторганизацией...
У них было чувство долга, они отдавали жизнь за Родину, делились
последним, не гнались за барахлом, встречали Гагарина, верили в народную
власть и справедливость.
Жалели американских негров и безработных и опасались акул
империализма. Верили газетам, радио и телевидению. Потом объявили, что они
всю жизнь не то делали, не то любили, не в то верили, не тех боялись. Что
их Родина, "лучше которой нет" - империя зла, которую надо как можно скорее
развалить "до основанья" и распродать по кускам. Что мальчиши-Кибальчиши
девяностых - краснокоричневые придурки, а Плохиши и буржуины - спасители
отечества. Их тучность и непомерная жадность - пример для подражания. Они
узнали, что человек человеку - бревно, что первейшая задача бывших
комсомольских газет - сводничество и пропаганда содомского греха на фоне
упреков в адрес советской власти, что та разрушала храмы. Эти - в упоении
громили храмы внутренние, призывая служить Мамоне. Они помогали строителям
финансовых пирамид ограбить доверчивых, а потом еще и посмеялись над
дураками, которым мало было гайдаровской реформы и ваучеров. Мир стал
лживым, враждебным и омерзительно -страшным - изо всех щелок лезла какая-то
нечисть.
Объявленное лучшим другом забугорье тут же присоединилась к кровавому
пиршеству, ляская акульими челюстями и гавкая томогавками.
На то оно и НАТО, что и на бойне свято...
Голодное детство, дома - вечные проклятия в адрес разбойничьей власти
и новоявленных господ всех мастей, пьяные драки, невыносимые на голодный
желудок зрелища элитных обжираловок на экране, соблазнительной рекламы,
призывающей тоже обжираться и трахаться, воруя, грабя и убивая, иногда
просто ради кайфа. О серийных извращенцах -маньяках и содомском грехе они
прежде слыхом не слыхали, их воображение нашпиговали картинками самых
изощренных грехов, похотей и страстей, лишив одновременно возможностей их
удовлетворения. Кроме преступлений.
Мир был давно поделен на территории, звериные зоны, осколкам тут
ничего не светило.
Когда отпрыски новых русских и нерусских учились в лицеях и колледжах,
осколки мыли их машины, продавали бензин и сигареты, нюхали и кололись,
тусовались в подвалах. Они научились ненавидеть и завидовать, воровать и
насиловать, драться насмерть. Их деды боролись "за лучший мир, за святую
свободу", отняли у хищников собственность, чтобы "строить и месть в
сплошной лихорадке буден", созидали, вкалывали самозабвенно, воздвигали из
пепла, защищали кровью, снова воздвигали из пепла и строили... Власть -
жена Цезаря, была вне подозрений. Ибо была победительницей, а победителей
не судят. Дерево давало добрые плоды.
Нынешним осколкам объявили, что жена Цезаря была злодейкой и шлюхой,
прогнали ее, побив камнями, и устроили такой разбой и бардак, что не
снилось никакому Цезарю.
- Чубайс на оба ваши дома, и советский, и эсэнговский, - был приговор
осколков, - Катитесь с вашей работой, правами человека, семьей и детьми.
Жена у нас на каждом углу, работа - пусть на вас дядя работает, дети - в
целлофановый пакет и на помойку. Щипануть, трахнуть, взорвать, поджечь,
убить - дальше, дальше, ибо зло беспредельно. Мы - хорошие ученики. В руках
у нас ни портфелей, ни авосек, ни инструментов, ни плуга, ни букета цветов.
В руках у нас удавки, пушки с глушителем и без, взрывные устройства да
осиновые колья. Мы налегке, Осиновые Колья... Ос-Кол. Осколы мы. А детки
наши, кому на помойке удастся выжить - осколочки. Нас много и становится
все больше. Все Эсэнгэ, эти чудики из бывшего соцлагеря, всякие там иракцы,
албанцы, сербы - блокадами удушенные, ракетами битые. Да еще, глядишь, и
желтолицыми разживемся... И вперед, на Вавилонскую блудницу! Весь мир
насилья мы разрушим. Только так, до основанья. А строить - пусть дядя
строит. Кроме мордобития - никаких чудес!.. Вы нас породили, мы вас и
убьем. Осколки, осколочки - нас не склеить. И нас ох как много разлетелось
по свету! И мы о-остренькие: режем, жалим, колем, колемся. Уколемся и
колем. Преодолеваем пространство и простор.
Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана,.. буду резать, буду
бить... Броня крепка, и танки наши быстры... Танки, кстати, нам тоже скоро
пригодятся. Да, азиаты, скифы мы...
Еще мы делаем ракеты. Славный получится фейерверк!
Господа, нам ведь теперь терять нечего - даже цепей нет. Разбили вы
окошко, господа хорошие, туда-сюда - лазь, не хочу. Свобода, блин, свобода.
Только вот осколочки, осиновые колышки... Мы не идейные, и не
зомбированные, верим только в свой острый угол, которым можно колоть,
убивать и резать - в свою острую звезду. Нас не соблазнить капиталом и
недвижимостью - не в традициях Руси - служить Мамоне.
Радуйтесь, зубастые, что теперь кровушку можете пить, но ведь чем
больше пьете, тем больше им вашей хочется. Вашей и деток ваших. Таков закон
Вампирии. А где ж на всех столько доноров набраться - агнцев-то совсем не
останется - одни шакалы. И всем хочется ее - роскошную, наглую, развратную,
напоенную кровью всех времен и народов... Вот когда вы затоскуете о совках,
выведенных ненавистным тираном, и содрогнетесь от порожденных вами
мутантов, и поймете, что не зря снились вам кошмары, и ужаснетесь делам
своим, имя которым легион. Горе вам, посеявшим ветер. Разнесет он по свету
упырей - осколочков, ибо "нам нет преград на море и на суше". Вы смерть
свою взрастили, господа. И первую, и вторую, окончательную, которая
обжалованию не подлежит. Они растерзают вас и потомство ваше уже в жизни
земной, как предсказано в Святой Книге, и обличат вашу вину в своей
погибели перед Небом.


* * *


- Я вам открою страшную тайну. Весь ваш хваленый свободный мир со
всеми конституциями и прочими правами человека благополучно шагает в ад. "В
ад, как на парад", - как пел Тальков. За исключением отдельных избранников,
которых гораздо меньше, чем званых.
Впрочем какая тайна?.. Открой Библию, и на каждой странице - что к
жизни, что к смерти, как надо и как не надо, что можно и что нельзя. Мы,
конечно, склоняем лукавый ум человеческий не верить грозному Слову: "Ешь,
не умрешь, солгал Господь"... Ведь знают, что верить змею - безумие, это