Страница:
указанном нами выше издании. Появление этого последнего позволило многое
уточнить и разъяснить в комментарии, а посему считаю своим долгом выразить
признательность ученым, осуществившим его на уровне современной
филологической науки.
Хотя роман "Амелия" успехом у современников не пользовался, однако до
конца XVIII в. он переиздавался в Англии, Шотландии и Ирландии около 20 раз
- правда, преимущественно в собраниях сочинений Филдинга, но несколько раз и
отдельным изданием (интересующихся отсылаем к книге: Н. Fielding, a
reference guide / Ed. by L.J. Morrisey. Boston, 1980). Что же касается
переводов на другие европейские языки, то раньше других роман был дважды
издан еще в 1752 г., т.е. в год первого английского издания, в Германии - в
Ганновере и еще во Франкфурте и Лейпциге, после чего наступил перерыв, и
только в 1762 г. появились один за другим два французских перевода: один из
них принадлежал перу мадам Риккобони (1713-1792), поначалу актрисы, а затем
известной и достаточно популярной во второй половине XVIII в. писательницы;
а второй осуществил некий Филипп Флоран де Пюисье. Поскольку судьба первого
русского издания "Амелии" была связана с переводом Риккобони, мы позволим
себе несколько подробнее на этом остановиться.
Ко времени начала работы над переводом "Амелии" мадам Риккобони
окончательно рассталась с труппой Итальянской комедии в Париже, так и не
снискав успеха на актерском поприще; но к этому времени она уже добилась
известности, опубликовав, в частности, роман "Письма миледи Кейтсби" (1759).
Поклонница романов Ричардсона и Мариво, увлекавшаяся всем английским и
переписывавшаяся с философом Юмом и актером Гарриком, она и большинство
своих романов облекала в эпистолярную форму. Писала она легко, быстро и без
особых затей и в чувствительных опусах противопоставляла эгоизму и
бессердечию мужчин своих героинь, способных к самопожертвованию и
бескорыстной любви. Возможно, именно это - контраст поведения Бута и его
жены Амелии - и привлекло Риккобони к роману Филдинга, тем более что работа
над ее собственным очередным романом - "История мисс Дженни" - никак не
ладилась. О том, как был осуществлен перевод "Амелии", она с обезоруживающей
или, скорее, обескураживающей откровенностью рассказала в письме к издателю
- мосье Юмбло, ожидавшему от нее романа, а получившему перевод; издатель же,
с ведома ли мадам Риккобони или без оного, сказать трудно, счет возможным
предварить текст романа этим частным письмом, которое чрезвычайно
выразительно характеризует тогдашние литературные нравы и отношение к так
называемому авторскому праву, равно как и личность и принципы
Риккобони-переводчицы.
Что же касается русского переводчика Петра Берга, то он, ничтоже
сумняшеся, в свою очередь присовокупил перевод этого письма к тексту романа;
возможно, что он и разделял мнение мадам Риккобони относительно романа
Филдинга, хотя по незнанию английского языка сам о нем судить не мог.
Поскольку это письмо, помимо прочего, весьма колоритно передает стиль и язык
русского перевода, мы сочли возможным привести его текст целиком, тем более
что первое русское издание "Амелии" давно уже представляет собой раритет и
большинству современных читателей недоступно (письмо приводим с сохранением
орфографии и пунктуации оригинала).
"При возвращении моем из деревни, известилась я, государь мой, что вы
часто брали на себя труд посещать меня. Я уведомляю вас о моем приезде,
однако же не имею ничего нового вам сообщить; мисс Дженни Танвиль все еще
при той же тетради, которой начала она мне делать досаду. Я думаю, что очень
дурно сделала, предприяв две части. Обширность моего рассудка без сумнения
только до одной простирается, потому что Милади Катесби ни малого труда мне
не стоила. Вы не осмеливаетесь назвать меня ленивицею, но немедленность моя
вас безпокоит: к чему служит, говорите Вы, вычеркивать, раздрать,
переписывать безпрестанно. Вы надмеру разборчивы. Я все то напечатаю, что вы
ни напишите. Ни что не может быть учтивее сего. Вы напечатаете изрядно; но
скажите, пожалуй, кто же станет читать? Разве ничем не обязаны мы публике?
Должно ли употреблять во вред первыя ее благосклонности? Должно ли
присоединять к своим всегда оказывающимся погрешностям, добровольную
нерадивость? Нет: не похвально почитать сочинение оконченным, когда кто
уверен, что трудясь еще над оным можно его до совершенства довести. Однако
же, как я вас целыя два года беспокою, то желала бы натить средство
удовольствовать вас, и чтобы в том успеть, предлагаю я вам дурачество.
Учась по Аглински без учителя, без правил, имея грамматику и лексикон
перед собою, не глядя ни на то, ни на другое, перевела я все на оборот
(сколько разумела) повесть г. Филдинга. То, что было трудно, оставляла без
дальнейшего изследования (sic!); чего я не разумела, казалось мне, что не
складно написано (sic!); я все продолжала. Наконец удалось мне измарать
большую кучу бумаг, в коих я так изрядно запутывалась, что не возможно было
попасть на прямой путь.
Одна особа, гораздо терпеливейшая меня, постаралась его сыскать,
собрать и означить все маленькие лоскутки смешанных и разбросанных в моем
переводе бумаг и между протчим вздором аглинских моих уроков, отыскала она
продолжение сего странного сочинения. Она и присоветовала отослать его к
вам; и вот оно.
Я думаю, что в истинну это может весьма несправедливый перевод повести
г. Филдинга составить.
Мне кажется она дурна, я вас в том уведомляю; и чаятельно все
переводчики такого же были о ней мнения, потому что не удостоили ее трудов
своих. Но вам что до того нужды; напечатайте ее; пусть будет, что хочет.
Естьли книга сия не понравится, тем хуже для аглинского сочинителя; мы
скажем, что она точь в точь переведена (sic!). Естьли станут ее читать, то
будем мы выхвалять наше чрезмерное искусство, с которым разпространили,
сократили, исправили и украсили наш оригинал. Однакож, как бумагу даром не
дают, то советую я вам отважиться только на две части. Одну из них продайте
вы скорее, естьли можно будет: другуюж держите в готовности под прессою, и
глядя по успехам, издайте ее, или совсем уничтожте. Остаюсь, государь мой, с
совершенным почтением, покорная ваша услужница
Рикобони".
Руководствуясь такими принципами, мадам Риккобони учинила, в прямом
смысле этого слова, расправу над текстом романа. Начать с того, что его
объем она сократила почти вдвое, оставя около 19 авторских листов вместо 32;
она выбросила, например, вступительную главу с рассуждениями Филдинга о
фортуне и об искусстве жизни, а также всю сцену допроса и неправедного
судилища мирового судьи с выразительными фигурами задержанных, равно как и
описание тюрьмы Ньюгейт, ее обитателей, причин, по которым они туда угодили,
эпизод встречи с мошенником Робинсоном, который сыграет впоследствии такую
важную роль в развязке сюжета, и многое другое. Одним словом, в переводе
изъята сатирическая и драматическая картина нравов, все, что выражало
этическую и социальную позицию Филдинга, и оставлена лишь сюжетная линия
Бута и Амелии, да история домогательств милорда, которого переводчица
нарекла почему-то Манселом. Бут почему-то стал Фентоном, и переводчица
присочинила ему богатого, но расстроившего свое состояние отца, владельца
большого поместья, вследствие чего исчезло основание будущей драматической
коллизии: брак нищего офицера и богатой наследницы.
Совсем исчез один из интереснейших персонажей романа - миссис Беннет, а
ее сюжетные функции переводчица препоручила другому персонажу - квартирной
хозяйке и сводне миссис Эллисон, которая фигурирует в переводе под именем
Элизы и уже с самого начала повествования, как выясняется потом, замужем
за... благороднейшим сержантом Аткинсоном (sic!); причем охарактеризована
она самым причудливвым образом: "исполненная живости, вертопрашества,
благонравия, вольности, смеялась всему, ни в чем не упражнялась и не
понимала, как можно мыслить о будущем или рассуждать о прошедшем..., ее
искреннее добросердечие, веселость ума и доброе ее поведение привлекли ей
почтение и дружбу от всех ее соседей".
Быть может, одно из самых забавных мест в переводе мадам Риккобони -
беседа героев романа о том, какие книги кто из них предпочитает; это почти
девять страниц текста, целиком придуманного самой переводчицей, прекрасно
иллюстрирующих, как она уразумела вкусы и понятия героев Филдинга, а заодно
- и ее собственные. Милорд спрашивает Амелию (которая в варианте Риккобони
непрочь перекинуться в карты и только по случаю воскресенья отказывается от
этого удовольствия), какие книги она предпочитает, на что та ответствует,
что нравоучительные, ибо, как она поясняет, они научают "думать и размышлять
угрюмо (так у Берга. - А.И.), и дальше добавляет, что ей и ее молочному
брату (Аткинсону. - А.И.) лучше всего знакомы сочинения Лабрюйера и
Ларошфуко (чему, конечно, очень бы подивился сам Филдинг, который, как
свидетельствует текст его романа, не жаловал последнего). Затем речь заходит
об исторических сочинениях, и "благонравная вертопрашка" миссис Аткинсон
восклицает: "Ах, можно ли читать историю? Какие убийства, какие измены!
Какие разбои!.." Ее супруг, изображенный Филдингом бесхитростным и
простодушным крестьянским парнем, признается здесь, что он поклонник
философии (!??) и почитает ее "наукою споспешествующею к нашему щастью и
научающею устроевать блаженство прочих тварей. Она не укрощает страстей, но
удерживает стремление оных и оставляет им только то действие, которое
приносит удовольствие". Милорд же не советует углубляться в суть явлений и
предметов и приводит тому весьма глубокомысленное доказательство (делающее,
впрочем, честь и самой г-же Риккобони): "Разсмотрите самую малую муху, как
она разпростирает лазоревыя и пурпуровыя свои крылья пред солнцем, что может
быть лучше сего блестящего насекомого: позсмотрите же на нее чрез микроскоп,
то покажется она вам чудовищем страшным, весьма украшенным и весьма
безобразным. Все то, что нам нравится, что обльщает и пленяет нас, основано
на приятности наружного токмо, а не внутреннего вида" (ч. III, с. 65-74).
Вот так по мере своих сил и разумения дополняла и украшала Филдинга его
французская переводчица, почитавшая своим долгом и правом поспособствовать
успеху его неудачного сочинения.
Все это, помноженное на плохое знание языка оригинала, к чему
присовокупил свою лепту и русский переводчик (у него, например, французская
фраза о том, что у появившейся в тюрьме мисс Мэтьюз был весьма уверенный вид
- avail la contenance assuree - выглядит так: "прекрасная пленница (sic!)
имела надежный (?!) вид", а констебль в обоих переводах - французском и
русском - был превращен в коннетабля. Решив, что слово minister означает
по-английски только "министр", тогда как этим словом обозначается еще и
священник, мадам Риккобони, а вслед за ней и П. Берг, сделали крестьянского
парня Аткинсона родственником министра. Число таких примеров легко можно
было бы умножить.
Совсем иначе был выполнен второй французский перевод. К сожалению, мы
не можем привести никаких сведений о самом авторе - Пюисье, который
предварил текст романа своим предуведомлением, откровенно полемическим по
адресу мадам Риккобони. Пюисье пишет, что не решался публиковать свой
перевод, поскольку прослышал, что ее перевод находится в печати, а
литературная репутация переводчицы не ободряла его обнародовать свой труд, и
он считал, что ему уготована участь остаться в забвении. Однако, ознакомясь
с ее переводом (а еще прежде, прочитав предпосланное ему письмо, которое он
"охотно принял бы за шутку", если бы дальнейшее чтение не убедило его, что
мадам Риккобони говорила правду и в самом деле сдержала слово), "я, - пишет
Пюисье, - обнаружил, что это собственно не "Амелия" Филдинга, но скорее
извлечения из этого романа, который она изуродовала во всех его частях" (P.
III-IV) {Здесь и далее цитирую по изданию: Ouevres de m. Fielding, A Geneve,
1781-1782. Vol. 1-14, в первых томах которого была опубликована "Амелия" под
названием "Амелия Бут. Английская история", но имя переводчика, а также и
автора предуведомления не указано.}.
Перечислив затем "вольности", допущенные переводчицей, Пюисье делает
вывод, что, изъяв из романа то, что составляет сильную сторону таланта
Филдинга - изображение характеров и нравов, она сделала роман однообразным:
ведь это не только любовная история, хотя и тут переводчица превратила
Амелию в "прелестницу французского романа". "Амелия", по его мнению, не
уступает другим произведениям этого автора, если же мадам Риккобони другого
мнения о романе, то зачем же она взялась его переводить. "Возможно, я
заблуждаюсь, но пусть публика нас рассудит. Если эта книга ей понравится в
своем полном виде, в каком я ее представил и в каком счел необходимым ее
опубликовать сам филдинг, - моя цель достигнута; во всяком случае читатель
будет иметь две "Амелии": одну - французскую, а вторую - в английском вкусе,
и сделает свой выбор" (Р. XI).
К сожалению, русский переводчик остановил свой выбор именно на переводе
мадам Риккобони, хотя оба перевода после парижских публикаций 1762 г.
переиздавались в XVIII в. не раз; правда, перевод Риккобони переиздавался
чаще, но то, что Петр Берг остановился именно на нем, было скорее делом
случая, а не сознательного выбора. Первый русский перевод романа пришелся на
начало 70-х годов, которые следует назвать временем открытия Филдинга
русским читателем: одновременно с "Амелией" в 1772-1773 гг. выходит первый
русский перевод (с немецкого) "Истории жизни покойного Джонатана Уайльда
Великого" ("Деяния господина Ионафана Вилда Великого, писанныя господином
Фильдингом"), причем при повторном издании в 1785-1786 гг. переводчик Иван
Сытен-ский снабдил его предисловием - одной из первых на русском языке
статей о Филдинге. В те же 1772-1773 гг. публикуется перевод еще одного
романа Филдинга - "История приключений Джозефа Эндруса..." ("Приключения
Иосифа Андревса..."), выполненный с немецкого тем же Иваном Сытенским. Но
начало знакомству с романами Филдинга было положено переводом его шедевра,
озаглавленного - "Повесть о Томасе Ионасе или Найденыше", выполненного с
французского Е.С. Харламовым (1770-1771) и украшенного гравюрами (роман был
в его переводе переиздан в 1787-1788 гг., а в 1848 г. он в новом переводе
был напечатан в журнале "Современник"). В 1766 г. выходит перевод
"Путешествия в загробный мир"; мало этого, в эти же годы выходят два романа
Смоллета, авторство которых было ошибочно приписано Филдингу; под его же
именем было опубликовано еще несколько книг, сведения о которых, как и о
всех, перечисленных выше, приведены в Сводном каталоге русской книги XVIII
века. 1725-1800. М., 1966, Т. 3. С. 300-301.
Что же касается "Амелии", то она вышла двумя тиснениями, причем в
первом были опубликованы только первые две части перевода, а во втором - все
три (следует предупредить, что книга разделена на эти части переводчицей
совершенно произвольно и к композиции романа самого Филдинга никакого
отношения не имеет. Мало этого, в первых двух частях перевода речь идет о
встрече Бута и мисс Мэтьюз в тюрьме, и помещены рассказы обоих о том, что с
ними произошло за годы, прошедшие со времени их знакомства и до этой
встречи, т.е. предистория (у Филдинга она занимает 3 книги из 12), а все
основные события романа подверглись у Риккобони (и соответственно у П.
Берга) особенному сокращению, и содержание 9 книг Филдинга было втиснуто в
одну 3-ю часть. На титульном листе первого тиснения значилось: Амелия,
повесть, сочиненная г. Фильдингом; переведена с английского г-жею Рикобони,
а с французского на российский язык коллежским переводчиком Петром ф.
Бергом, Ч. 1-2. Спб., (тип. Акад. наук), 1772-1773. Издание Собрания,
старающегося о переводе иностранных книг. Тираж 300 экз. (Причем в 1-й части
94 с., а во 2-й - 112. - А.И.).
Что же до второго тиснения, то хотя на титульном листе первой части
стоял 1772 г., а на второй - 1773 г., на самом деле они вышли не ранее 1779
г., а 3-я часть - только в 1785 г., причем на этой последней вместо фамилии
Берга было указано, что перевел роман с французского на российский "г.: ...
..." Поскольку роман "Амелия" ни разу с тех пор не переиздавался и не
переводился (в то время как все остальные романы Филдинга в послеоктябрьский
период были заново переведены и не раз изданы), можно с полным основанием
сказать, что настоящее издание представляет русскому читателю первый полный
и неискаженный перевод последнего романа Генри Филдинга.
Латинский эпиграф на титульном листе заимствован Филдингом из "Од"
Горация (I, XIII, 17-18); второй эпиграф - древнегреческое ямбическое
двустишие - приписывается Семониду Аморгосскому (2-я пол. VII в. до н.э.?),
см.: Poetae Lyrici graeci / Ed. Th. Bergk. Vol. 1-3. Lipsiae, 1886. Vol. 2.
P. 738; однако во времена Филдинга автором сохранившихся отрывков считался
Симонид Кеосский; переводы А.И. Горшкова. (Стихотворные переводы, не
оговоренные в Примечаниях, выполнены А.Г. Ингером.)
1 Аллен Ральф (1693-1764) - покровитель и друг Филдинга в последние
годы жизни писателя. Начав свой путь с помощника почтмейстера в Бате, Аллен
предложил затем усовершенствовать систему организации почтовых перевозок в
Англии и стал директором почт в качестве частного предпринимателя, а позднее
еще более разбогател, приобретя каменоломни близ Вата и деятельно участвуя в
перестройке этого чрезвычайно популярного тогда курорта. Аллен был
филантропом и щедрым покровителем писателей. В роскошном особняке Аллена в
Прайор-Парке в Бате бывал известнейший английский поэт и переводчик Гомера
Александр Поуп, политический деятель и писатель Джордж Литлтон, однокашник
Филдинга по школе в Итоне, и многие другие. Филдинг познакомился с Алленом,
видимо в начале 1740-х годов и с тех пор часто наезжал в Бат; он не раз
упоминает с восхищением имя Аллена в своих произведениях; существует мнение,
что Аллен был в числе прототипов одного из главных персонажей романа
Филдинга "История Тома Джонса, найденыша" (1749) - сквайра Олворти; писатель
назвал его именем своего младшего сына. Аллен не только оказывал
материальную помощь Филдингу, но и после смерти романиста выделял ежегодно
сумму на воспитание его детей и завещал средства членам его семьи. Филдинг
заканчивал свой роман "Амелия", поселившись в 1751 г. рядом с поместьем
Аллена в Бате; это, по-видимому, была последняя встреча писателя со своим
патроном.
2 Я не преследую... их обычной цели... - т.е. не добиваюсь денежных
подачек.
3 Боу-стрит - на этой улице, расположенной близ Ковент-Гардена, Филдинг
поселился в декабре 1748 г. вскоре после назначения его на должность судьи
Вестминстера; он не только жил здесь, но и исполнял обязанности мирового
судьи; на первом этаже помещалась зала для судебных заседаний. Дом
располагался на участке, принадлежавшем герцогу Бедфордскому (1710-1771),
при содействии которого Филдинг получил эту должность и к которому Филдинг
обратился вскоре после своего переезда на Боу-стрит с просьбой сдать ему в
аренду за небольшую сумму еще несколько домов, на что герцог ответил
согласием. Эта юридическая уловка позволила Филдингу получить одновременно и
должность мирового судьи графства Мидлсекса, ибо для этого требовался
определенный имущественный ценз; юрисдикция этого графства распространялась
и на многие кварталы Лондона. На Боу-стрит жил с Филдингом и его сводный
брат Джон - сын отца романиста, генерала Филдинга, от второго брака,
ослепший в 18-летнем возрасте.
1 ...стражники одного из приходов... - Должности тюремщиков, шерифов,
судебных приставов, тюремных надзирателей покупались, они считались,
естественно, средством заработка, извлечения дохода, что и делалось за счет
тех, кто попадал под жернова пенитенциарной системы. А стражники или
констебли назначались из числа жителей данного прихода; они выполняли эти
обязанности в течение года, причем без всякой оплаты. В большинстве своем
люди уже почтенного возраста, они обязаны были ходить по улицам от зари до
зари с дубинкой и фонарем, но чаще отсиживались в кабаках, боясь показаться
на улицах. Под началом у Филдинга было сперва 80 констеблей, однако он
убедился вскоре, что может доверять лишь немногим из них. Существовал также
штат осведомителей-доносчиков, это была платная узаконенная должность.
2 ...расположенного в пределах вольностей Вестминстера... - Собственно
Вестминстер состоял двух приходов, однако его вольности, т.е. власть его
муниципалитета, распространялись еще на семь приходов, расположенных в
прилегающей к нему местности.
3 ...одному из... мировых судей. - В их обязанности входила тогда
борьба с преступниками и поддержание общественного порядка.
4 ...прославленным автором трех писем... - Здесь Филдинг имеет в виду
политического деятеля и писателя, в прошлом одного из лидеров партии тори -
Генри Сент-Джона, виконта Болинброка (1678-1751), написавшего в 1747 г. три
письма: "О духе патриотизма", "Об идее короля-патриота" и "О политическом
положении при восшествии на престол короля Георга I"; они были опубликованы
в 1749 г., т.е. незадолго перед тем, как Филдинг приступил к написанию
"Амелии". В первом из этих писем, критикуя кабинет министров-вигов во главе
с Робертом Уолполлом, Болинброк замечает, что необходимо делать различие
между теми источниками коррупции, которые должны быть уничтожены, и теми,
которые все же следует сохранить, несмотря на то, что ими пользуются подчас
во зло: с их помощью можно держать людей в подчинении и даже поддерживать
благое управление, поскольку ни один из человеческих институтов не способен
достичь совершенства, и самое большее, чего может добиться человеческая
мудрость, - это обеспечить такое же или даже большее благо ценой меньшего
зла. Филдинг относился к Болинброку с презрением как к тори и неверующему,
что он наиболее отчетливо выразил в своем "Fragment of a comment on lord
Bolingbroke's Essays" (1754), поэтому эпитет "прославленный" употреблен им
здесь в ироническом смысле.
5 Кок Эдуард (1552-1634) - прославленный английский юрист и
парламентарий, в последние годы жизни стойко отстаивавший обычное право от
прерогатив короны и церкви. Филдинг, который был о нем очень высокого мнения
и часто на него ссылался, вольно цитирует в этом абзаце мысль Кока из
"Комментариев к Литлтону" (L., 1628), представляющих первый том его
знаменитых "Установлений" (1628-1644), где он формулирует различие между
законом, который является искусственным совершенным разумом, и природным
разумом отдельных людей и отсюда заключает, что, если бы даже разум,
раздельно существующий в головах людей, собрать воедино, он все же не
сотворит такого закона, как английский, ибо над ним трудилось несколько
поколений вдумчивых и ученых мужей, которые с помощью долгого опыта довели
его до совершенства.
6 Грэм Джордж (1673-1751) - знаменитый часовщик и механик, начав с
подмастерья у известного тогда часовщика Кампиона, унаследовал затем его
мастерскую; многими изобретенными им инструментами пользовались в
Гринвичской обсерватории; Грэм умер примерно за месяц до выхода "Амелии" и
был погребен в Вестминстере в могиле своего учителя Кампиона (возможно, это
упоминание - дань романиста его памяти).
7 ...набирают из... престарелых и тщедушных людей... - Дефо в своем
памфлете "Street-Robber's consider'd" (1728) писал, что обычно стражниками
были люди за 50, и платили им всего лишь 10 фунтов в год, а посему они
старались повысить свое жалованье, либо вымогая деньги у невинных, либо беря
взятки у виновных. Весной 1751 г. в парламент был представлен билль,
предлагавший увеличить число стражников и, повысив их жалованье, привлечь
молодых и здоровых мужчин. Филдинг еще в 1748-1749 гг. предпринял меры для
увеличения эффективности стражи и констеблей, а в 1753 г. правительство
уполномочило Филдинга осуществить его план реорганизации института
констеблей в первые полицейские силы в Лондоне.
8 ...ни силам твоим... - Филдинг цитирует здесь "Метаморфозы" Овидия
(43 г. до н.э. - 17 г. н.э.), II, 54-55 (пер. С. Шервинского); это слова
Аполлона, обращенные к Фаэтону, просящему у отца его колесницу, влекущую
солнце; в контексте романа вместо юноши - старики, а вместо колесницы -
дубинка, что придает этой цитате иронический подтекст.
9 Ларошфуко Франсуа де (1613-1680) - французский писатель-моралист,
который в своих "Размышлениях или Моральных изречениях и максимах" (1665 г.)
проводит среди прочего мысль, что главным побудительным мотивом человеческих
поступков является себялюбие и расчет. В апреле 1749 г. появился новый
английский перевод этой книги. Для Филдинга Ларошфуко, как и английские
мыслители - философ Томас Гоббс (1588-1679) и моралист Бернард Мандевиль
(1670-1733), писатель, придерживающийся взглядов, слишком циничных и
принижающих человеческую природу.
10 ...исправительный дом. - Лондонский госпиталь Брайдуэлл,
перестроенный в 1720 г. в исправительный дом, где женщин, задержанных за
проституцию и бродяжничество, заставляли трепать пеньку и давали на один
пенни хлеба в день. Филдинг считал такое наказание слишком суровым.
11 ...застал их при обстоятельствах... - Констебль, которому донесли,
что видели мужчину и женщину, входящих в непотребный дом или совершающих
уточнить и разъяснить в комментарии, а посему считаю своим долгом выразить
признательность ученым, осуществившим его на уровне современной
филологической науки.
Хотя роман "Амелия" успехом у современников не пользовался, однако до
конца XVIII в. он переиздавался в Англии, Шотландии и Ирландии около 20 раз
- правда, преимущественно в собраниях сочинений Филдинга, но несколько раз и
отдельным изданием (интересующихся отсылаем к книге: Н. Fielding, a
reference guide / Ed. by L.J. Morrisey. Boston, 1980). Что же касается
переводов на другие европейские языки, то раньше других роман был дважды
издан еще в 1752 г., т.е. в год первого английского издания, в Германии - в
Ганновере и еще во Франкфурте и Лейпциге, после чего наступил перерыв, и
только в 1762 г. появились один за другим два французских перевода: один из
них принадлежал перу мадам Риккобони (1713-1792), поначалу актрисы, а затем
известной и достаточно популярной во второй половине XVIII в. писательницы;
а второй осуществил некий Филипп Флоран де Пюисье. Поскольку судьба первого
русского издания "Амелии" была связана с переводом Риккобони, мы позволим
себе несколько подробнее на этом остановиться.
Ко времени начала работы над переводом "Амелии" мадам Риккобони
окончательно рассталась с труппой Итальянской комедии в Париже, так и не
снискав успеха на актерском поприще; но к этому времени она уже добилась
известности, опубликовав, в частности, роман "Письма миледи Кейтсби" (1759).
Поклонница романов Ричардсона и Мариво, увлекавшаяся всем английским и
переписывавшаяся с философом Юмом и актером Гарриком, она и большинство
своих романов облекала в эпистолярную форму. Писала она легко, быстро и без
особых затей и в чувствительных опусах противопоставляла эгоизму и
бессердечию мужчин своих героинь, способных к самопожертвованию и
бескорыстной любви. Возможно, именно это - контраст поведения Бута и его
жены Амелии - и привлекло Риккобони к роману Филдинга, тем более что работа
над ее собственным очередным романом - "История мисс Дженни" - никак не
ладилась. О том, как был осуществлен перевод "Амелии", она с обезоруживающей
или, скорее, обескураживающей откровенностью рассказала в письме к издателю
- мосье Юмбло, ожидавшему от нее романа, а получившему перевод; издатель же,
с ведома ли мадам Риккобони или без оного, сказать трудно, счет возможным
предварить текст романа этим частным письмом, которое чрезвычайно
выразительно характеризует тогдашние литературные нравы и отношение к так
называемому авторскому праву, равно как и личность и принципы
Риккобони-переводчицы.
Что же касается русского переводчика Петра Берга, то он, ничтоже
сумняшеся, в свою очередь присовокупил перевод этого письма к тексту романа;
возможно, что он и разделял мнение мадам Риккобони относительно романа
Филдинга, хотя по незнанию английского языка сам о нем судить не мог.
Поскольку это письмо, помимо прочего, весьма колоритно передает стиль и язык
русского перевода, мы сочли возможным привести его текст целиком, тем более
что первое русское издание "Амелии" давно уже представляет собой раритет и
большинству современных читателей недоступно (письмо приводим с сохранением
орфографии и пунктуации оригинала).
"При возвращении моем из деревни, известилась я, государь мой, что вы
часто брали на себя труд посещать меня. Я уведомляю вас о моем приезде,
однако же не имею ничего нового вам сообщить; мисс Дженни Танвиль все еще
при той же тетради, которой начала она мне делать досаду. Я думаю, что очень
дурно сделала, предприяв две части. Обширность моего рассудка без сумнения
только до одной простирается, потому что Милади Катесби ни малого труда мне
не стоила. Вы не осмеливаетесь назвать меня ленивицею, но немедленность моя
вас безпокоит: к чему служит, говорите Вы, вычеркивать, раздрать,
переписывать безпрестанно. Вы надмеру разборчивы. Я все то напечатаю, что вы
ни напишите. Ни что не может быть учтивее сего. Вы напечатаете изрядно; но
скажите, пожалуй, кто же станет читать? Разве ничем не обязаны мы публике?
Должно ли употреблять во вред первыя ее благосклонности? Должно ли
присоединять к своим всегда оказывающимся погрешностям, добровольную
нерадивость? Нет: не похвально почитать сочинение оконченным, когда кто
уверен, что трудясь еще над оным можно его до совершенства довести. Однако
же, как я вас целыя два года беспокою, то желала бы натить средство
удовольствовать вас, и чтобы в том успеть, предлагаю я вам дурачество.
Учась по Аглински без учителя, без правил, имея грамматику и лексикон
перед собою, не глядя ни на то, ни на другое, перевела я все на оборот
(сколько разумела) повесть г. Филдинга. То, что было трудно, оставляла без
дальнейшего изследования (sic!); чего я не разумела, казалось мне, что не
складно написано (sic!); я все продолжала. Наконец удалось мне измарать
большую кучу бумаг, в коих я так изрядно запутывалась, что не возможно было
попасть на прямой путь.
Одна особа, гораздо терпеливейшая меня, постаралась его сыскать,
собрать и означить все маленькие лоскутки смешанных и разбросанных в моем
переводе бумаг и между протчим вздором аглинских моих уроков, отыскала она
продолжение сего странного сочинения. Она и присоветовала отослать его к
вам; и вот оно.
Я думаю, что в истинну это может весьма несправедливый перевод повести
г. Филдинга составить.
Мне кажется она дурна, я вас в том уведомляю; и чаятельно все
переводчики такого же были о ней мнения, потому что не удостоили ее трудов
своих. Но вам что до того нужды; напечатайте ее; пусть будет, что хочет.
Естьли книга сия не понравится, тем хуже для аглинского сочинителя; мы
скажем, что она точь в точь переведена (sic!). Естьли станут ее читать, то
будем мы выхвалять наше чрезмерное искусство, с которым разпространили,
сократили, исправили и украсили наш оригинал. Однакож, как бумагу даром не
дают, то советую я вам отважиться только на две части. Одну из них продайте
вы скорее, естьли можно будет: другуюж держите в готовности под прессою, и
глядя по успехам, издайте ее, или совсем уничтожте. Остаюсь, государь мой, с
совершенным почтением, покорная ваша услужница
Рикобони".
Руководствуясь такими принципами, мадам Риккобони учинила, в прямом
смысле этого слова, расправу над текстом романа. Начать с того, что его
объем она сократила почти вдвое, оставя около 19 авторских листов вместо 32;
она выбросила, например, вступительную главу с рассуждениями Филдинга о
фортуне и об искусстве жизни, а также всю сцену допроса и неправедного
судилища мирового судьи с выразительными фигурами задержанных, равно как и
описание тюрьмы Ньюгейт, ее обитателей, причин, по которым они туда угодили,
эпизод встречи с мошенником Робинсоном, который сыграет впоследствии такую
важную роль в развязке сюжета, и многое другое. Одним словом, в переводе
изъята сатирическая и драматическая картина нравов, все, что выражало
этическую и социальную позицию Филдинга, и оставлена лишь сюжетная линия
Бута и Амелии, да история домогательств милорда, которого переводчица
нарекла почему-то Манселом. Бут почему-то стал Фентоном, и переводчица
присочинила ему богатого, но расстроившего свое состояние отца, владельца
большого поместья, вследствие чего исчезло основание будущей драматической
коллизии: брак нищего офицера и богатой наследницы.
Совсем исчез один из интереснейших персонажей романа - миссис Беннет, а
ее сюжетные функции переводчица препоручила другому персонажу - квартирной
хозяйке и сводне миссис Эллисон, которая фигурирует в переводе под именем
Элизы и уже с самого начала повествования, как выясняется потом, замужем
за... благороднейшим сержантом Аткинсоном (sic!); причем охарактеризована
она самым причудливвым образом: "исполненная живости, вертопрашества,
благонравия, вольности, смеялась всему, ни в чем не упражнялась и не
понимала, как можно мыслить о будущем или рассуждать о прошедшем..., ее
искреннее добросердечие, веселость ума и доброе ее поведение привлекли ей
почтение и дружбу от всех ее соседей".
Быть может, одно из самых забавных мест в переводе мадам Риккобони -
беседа героев романа о том, какие книги кто из них предпочитает; это почти
девять страниц текста, целиком придуманного самой переводчицей, прекрасно
иллюстрирующих, как она уразумела вкусы и понятия героев Филдинга, а заодно
- и ее собственные. Милорд спрашивает Амелию (которая в варианте Риккобони
непрочь перекинуться в карты и только по случаю воскресенья отказывается от
этого удовольствия), какие книги она предпочитает, на что та ответствует,
что нравоучительные, ибо, как она поясняет, они научают "думать и размышлять
угрюмо (так у Берга. - А.И.), и дальше добавляет, что ей и ее молочному
брату (Аткинсону. - А.И.) лучше всего знакомы сочинения Лабрюйера и
Ларошфуко (чему, конечно, очень бы подивился сам Филдинг, который, как
свидетельствует текст его романа, не жаловал последнего). Затем речь заходит
об исторических сочинениях, и "благонравная вертопрашка" миссис Аткинсон
восклицает: "Ах, можно ли читать историю? Какие убийства, какие измены!
Какие разбои!.." Ее супруг, изображенный Филдингом бесхитростным и
простодушным крестьянским парнем, признается здесь, что он поклонник
философии (!??) и почитает ее "наукою споспешествующею к нашему щастью и
научающею устроевать блаженство прочих тварей. Она не укрощает страстей, но
удерживает стремление оных и оставляет им только то действие, которое
приносит удовольствие". Милорд же не советует углубляться в суть явлений и
предметов и приводит тому весьма глубокомысленное доказательство (делающее,
впрочем, честь и самой г-же Риккобони): "Разсмотрите самую малую муху, как
она разпростирает лазоревыя и пурпуровыя свои крылья пред солнцем, что может
быть лучше сего блестящего насекомого: позсмотрите же на нее чрез микроскоп,
то покажется она вам чудовищем страшным, весьма украшенным и весьма
безобразным. Все то, что нам нравится, что обльщает и пленяет нас, основано
на приятности наружного токмо, а не внутреннего вида" (ч. III, с. 65-74).
Вот так по мере своих сил и разумения дополняла и украшала Филдинга его
французская переводчица, почитавшая своим долгом и правом поспособствовать
успеху его неудачного сочинения.
Все это, помноженное на плохое знание языка оригинала, к чему
присовокупил свою лепту и русский переводчик (у него, например, французская
фраза о том, что у появившейся в тюрьме мисс Мэтьюз был весьма уверенный вид
- avail la contenance assuree - выглядит так: "прекрасная пленница (sic!)
имела надежный (?!) вид", а констебль в обоих переводах - французском и
русском - был превращен в коннетабля. Решив, что слово minister означает
по-английски только "министр", тогда как этим словом обозначается еще и
священник, мадам Риккобони, а вслед за ней и П. Берг, сделали крестьянского
парня Аткинсона родственником министра. Число таких примеров легко можно
было бы умножить.
Совсем иначе был выполнен второй французский перевод. К сожалению, мы
не можем привести никаких сведений о самом авторе - Пюисье, который
предварил текст романа своим предуведомлением, откровенно полемическим по
адресу мадам Риккобони. Пюисье пишет, что не решался публиковать свой
перевод, поскольку прослышал, что ее перевод находится в печати, а
литературная репутация переводчицы не ободряла его обнародовать свой труд, и
он считал, что ему уготована участь остаться в забвении. Однако, ознакомясь
с ее переводом (а еще прежде, прочитав предпосланное ему письмо, которое он
"охотно принял бы за шутку", если бы дальнейшее чтение не убедило его, что
мадам Риккобони говорила правду и в самом деле сдержала слово), "я, - пишет
Пюисье, - обнаружил, что это собственно не "Амелия" Филдинга, но скорее
извлечения из этого романа, который она изуродовала во всех его частях" (P.
III-IV) {Здесь и далее цитирую по изданию: Ouevres de m. Fielding, A Geneve,
1781-1782. Vol. 1-14, в первых томах которого была опубликована "Амелия" под
названием "Амелия Бут. Английская история", но имя переводчика, а также и
автора предуведомления не указано.}.
Перечислив затем "вольности", допущенные переводчицей, Пюисье делает
вывод, что, изъяв из романа то, что составляет сильную сторону таланта
Филдинга - изображение характеров и нравов, она сделала роман однообразным:
ведь это не только любовная история, хотя и тут переводчица превратила
Амелию в "прелестницу французского романа". "Амелия", по его мнению, не
уступает другим произведениям этого автора, если же мадам Риккобони другого
мнения о романе, то зачем же она взялась его переводить. "Возможно, я
заблуждаюсь, но пусть публика нас рассудит. Если эта книга ей понравится в
своем полном виде, в каком я ее представил и в каком счел необходимым ее
опубликовать сам филдинг, - моя цель достигнута; во всяком случае читатель
будет иметь две "Амелии": одну - французскую, а вторую - в английском вкусе,
и сделает свой выбор" (Р. XI).
К сожалению, русский переводчик остановил свой выбор именно на переводе
мадам Риккобони, хотя оба перевода после парижских публикаций 1762 г.
переиздавались в XVIII в. не раз; правда, перевод Риккобони переиздавался
чаще, но то, что Петр Берг остановился именно на нем, было скорее делом
случая, а не сознательного выбора. Первый русский перевод романа пришелся на
начало 70-х годов, которые следует назвать временем открытия Филдинга
русским читателем: одновременно с "Амелией" в 1772-1773 гг. выходит первый
русский перевод (с немецкого) "Истории жизни покойного Джонатана Уайльда
Великого" ("Деяния господина Ионафана Вилда Великого, писанныя господином
Фильдингом"), причем при повторном издании в 1785-1786 гг. переводчик Иван
Сытен-ский снабдил его предисловием - одной из первых на русском языке
статей о Филдинге. В те же 1772-1773 гг. публикуется перевод еще одного
романа Филдинга - "История приключений Джозефа Эндруса..." ("Приключения
Иосифа Андревса..."), выполненный с немецкого тем же Иваном Сытенским. Но
начало знакомству с романами Филдинга было положено переводом его шедевра,
озаглавленного - "Повесть о Томасе Ионасе или Найденыше", выполненного с
французского Е.С. Харламовым (1770-1771) и украшенного гравюрами (роман был
в его переводе переиздан в 1787-1788 гг., а в 1848 г. он в новом переводе
был напечатан в журнале "Современник"). В 1766 г. выходит перевод
"Путешествия в загробный мир"; мало этого, в эти же годы выходят два романа
Смоллета, авторство которых было ошибочно приписано Филдингу; под его же
именем было опубликовано еще несколько книг, сведения о которых, как и о
всех, перечисленных выше, приведены в Сводном каталоге русской книги XVIII
века. 1725-1800. М., 1966, Т. 3. С. 300-301.
Что же касается "Амелии", то она вышла двумя тиснениями, причем в
первом были опубликованы только первые две части перевода, а во втором - все
три (следует предупредить, что книга разделена на эти части переводчицей
совершенно произвольно и к композиции романа самого Филдинга никакого
отношения не имеет. Мало этого, в первых двух частях перевода речь идет о
встрече Бута и мисс Мэтьюз в тюрьме, и помещены рассказы обоих о том, что с
ними произошло за годы, прошедшие со времени их знакомства и до этой
встречи, т.е. предистория (у Филдинга она занимает 3 книги из 12), а все
основные события романа подверглись у Риккобони (и соответственно у П.
Берга) особенному сокращению, и содержание 9 книг Филдинга было втиснуто в
одну 3-ю часть. На титульном листе первого тиснения значилось: Амелия,
повесть, сочиненная г. Фильдингом; переведена с английского г-жею Рикобони,
а с французского на российский язык коллежским переводчиком Петром ф.
Бергом, Ч. 1-2. Спб., (тип. Акад. наук), 1772-1773. Издание Собрания,
старающегося о переводе иностранных книг. Тираж 300 экз. (Причем в 1-й части
94 с., а во 2-й - 112. - А.И.).
Что же до второго тиснения, то хотя на титульном листе первой части
стоял 1772 г., а на второй - 1773 г., на самом деле они вышли не ранее 1779
г., а 3-я часть - только в 1785 г., причем на этой последней вместо фамилии
Берга было указано, что перевел роман с французского на российский "г.: ...
..." Поскольку роман "Амелия" ни разу с тех пор не переиздавался и не
переводился (в то время как все остальные романы Филдинга в послеоктябрьский
период были заново переведены и не раз изданы), можно с полным основанием
сказать, что настоящее издание представляет русскому читателю первый полный
и неискаженный перевод последнего романа Генри Филдинга.
Латинский эпиграф на титульном листе заимствован Филдингом из "Од"
Горация (I, XIII, 17-18); второй эпиграф - древнегреческое ямбическое
двустишие - приписывается Семониду Аморгосскому (2-я пол. VII в. до н.э.?),
см.: Poetae Lyrici graeci / Ed. Th. Bergk. Vol. 1-3. Lipsiae, 1886. Vol. 2.
P. 738; однако во времена Филдинга автором сохранившихся отрывков считался
Симонид Кеосский; переводы А.И. Горшкова. (Стихотворные переводы, не
оговоренные в Примечаниях, выполнены А.Г. Ингером.)
1 Аллен Ральф (1693-1764) - покровитель и друг Филдинга в последние
годы жизни писателя. Начав свой путь с помощника почтмейстера в Бате, Аллен
предложил затем усовершенствовать систему организации почтовых перевозок в
Англии и стал директором почт в качестве частного предпринимателя, а позднее
еще более разбогател, приобретя каменоломни близ Вата и деятельно участвуя в
перестройке этого чрезвычайно популярного тогда курорта. Аллен был
филантропом и щедрым покровителем писателей. В роскошном особняке Аллена в
Прайор-Парке в Бате бывал известнейший английский поэт и переводчик Гомера
Александр Поуп, политический деятель и писатель Джордж Литлтон, однокашник
Филдинга по школе в Итоне, и многие другие. Филдинг познакомился с Алленом,
видимо в начале 1740-х годов и с тех пор часто наезжал в Бат; он не раз
упоминает с восхищением имя Аллена в своих произведениях; существует мнение,
что Аллен был в числе прототипов одного из главных персонажей романа
Филдинга "История Тома Джонса, найденыша" (1749) - сквайра Олворти; писатель
назвал его именем своего младшего сына. Аллен не только оказывал
материальную помощь Филдингу, но и после смерти романиста выделял ежегодно
сумму на воспитание его детей и завещал средства членам его семьи. Филдинг
заканчивал свой роман "Амелия", поселившись в 1751 г. рядом с поместьем
Аллена в Бате; это, по-видимому, была последняя встреча писателя со своим
патроном.
2 Я не преследую... их обычной цели... - т.е. не добиваюсь денежных
подачек.
3 Боу-стрит - на этой улице, расположенной близ Ковент-Гардена, Филдинг
поселился в декабре 1748 г. вскоре после назначения его на должность судьи
Вестминстера; он не только жил здесь, но и исполнял обязанности мирового
судьи; на первом этаже помещалась зала для судебных заседаний. Дом
располагался на участке, принадлежавшем герцогу Бедфордскому (1710-1771),
при содействии которого Филдинг получил эту должность и к которому Филдинг
обратился вскоре после своего переезда на Боу-стрит с просьбой сдать ему в
аренду за небольшую сумму еще несколько домов, на что герцог ответил
согласием. Эта юридическая уловка позволила Филдингу получить одновременно и
должность мирового судьи графства Мидлсекса, ибо для этого требовался
определенный имущественный ценз; юрисдикция этого графства распространялась
и на многие кварталы Лондона. На Боу-стрит жил с Филдингом и его сводный
брат Джон - сын отца романиста, генерала Филдинга, от второго брака,
ослепший в 18-летнем возрасте.
1 ...стражники одного из приходов... - Должности тюремщиков, шерифов,
судебных приставов, тюремных надзирателей покупались, они считались,
естественно, средством заработка, извлечения дохода, что и делалось за счет
тех, кто попадал под жернова пенитенциарной системы. А стражники или
констебли назначались из числа жителей данного прихода; они выполняли эти
обязанности в течение года, причем без всякой оплаты. В большинстве своем
люди уже почтенного возраста, они обязаны были ходить по улицам от зари до
зари с дубинкой и фонарем, но чаще отсиживались в кабаках, боясь показаться
на улицах. Под началом у Филдинга было сперва 80 констеблей, однако он
убедился вскоре, что может доверять лишь немногим из них. Существовал также
штат осведомителей-доносчиков, это была платная узаконенная должность.
2 ...расположенного в пределах вольностей Вестминстера... - Собственно
Вестминстер состоял двух приходов, однако его вольности, т.е. власть его
муниципалитета, распространялись еще на семь приходов, расположенных в
прилегающей к нему местности.
3 ...одному из... мировых судей. - В их обязанности входила тогда
борьба с преступниками и поддержание общественного порядка.
4 ...прославленным автором трех писем... - Здесь Филдинг имеет в виду
политического деятеля и писателя, в прошлом одного из лидеров партии тори -
Генри Сент-Джона, виконта Болинброка (1678-1751), написавшего в 1747 г. три
письма: "О духе патриотизма", "Об идее короля-патриота" и "О политическом
положении при восшествии на престол короля Георга I"; они были опубликованы
в 1749 г., т.е. незадолго перед тем, как Филдинг приступил к написанию
"Амелии". В первом из этих писем, критикуя кабинет министров-вигов во главе
с Робертом Уолполлом, Болинброк замечает, что необходимо делать различие
между теми источниками коррупции, которые должны быть уничтожены, и теми,
которые все же следует сохранить, несмотря на то, что ими пользуются подчас
во зло: с их помощью можно держать людей в подчинении и даже поддерживать
благое управление, поскольку ни один из человеческих институтов не способен
достичь совершенства, и самое большее, чего может добиться человеческая
мудрость, - это обеспечить такое же или даже большее благо ценой меньшего
зла. Филдинг относился к Болинброку с презрением как к тори и неверующему,
что он наиболее отчетливо выразил в своем "Fragment of a comment on lord
Bolingbroke's Essays" (1754), поэтому эпитет "прославленный" употреблен им
здесь в ироническом смысле.
5 Кок Эдуард (1552-1634) - прославленный английский юрист и
парламентарий, в последние годы жизни стойко отстаивавший обычное право от
прерогатив короны и церкви. Филдинг, который был о нем очень высокого мнения
и часто на него ссылался, вольно цитирует в этом абзаце мысль Кока из
"Комментариев к Литлтону" (L., 1628), представляющих первый том его
знаменитых "Установлений" (1628-1644), где он формулирует различие между
законом, который является искусственным совершенным разумом, и природным
разумом отдельных людей и отсюда заключает, что, если бы даже разум,
раздельно существующий в головах людей, собрать воедино, он все же не
сотворит такого закона, как английский, ибо над ним трудилось несколько
поколений вдумчивых и ученых мужей, которые с помощью долгого опыта довели
его до совершенства.
6 Грэм Джордж (1673-1751) - знаменитый часовщик и механик, начав с
подмастерья у известного тогда часовщика Кампиона, унаследовал затем его
мастерскую; многими изобретенными им инструментами пользовались в
Гринвичской обсерватории; Грэм умер примерно за месяц до выхода "Амелии" и
был погребен в Вестминстере в могиле своего учителя Кампиона (возможно, это
упоминание - дань романиста его памяти).
7 ...набирают из... престарелых и тщедушных людей... - Дефо в своем
памфлете "Street-Robber's consider'd" (1728) писал, что обычно стражниками
были люди за 50, и платили им всего лишь 10 фунтов в год, а посему они
старались повысить свое жалованье, либо вымогая деньги у невинных, либо беря
взятки у виновных. Весной 1751 г. в парламент был представлен билль,
предлагавший увеличить число стражников и, повысив их жалованье, привлечь
молодых и здоровых мужчин. Филдинг еще в 1748-1749 гг. предпринял меры для
увеличения эффективности стражи и констеблей, а в 1753 г. правительство
уполномочило Филдинга осуществить его план реорганизации института
констеблей в первые полицейские силы в Лондоне.
8 ...ни силам твоим... - Филдинг цитирует здесь "Метаморфозы" Овидия
(43 г. до н.э. - 17 г. н.э.), II, 54-55 (пер. С. Шервинского); это слова
Аполлона, обращенные к Фаэтону, просящему у отца его колесницу, влекущую
солнце; в контексте романа вместо юноши - старики, а вместо колесницы -
дубинка, что придает этой цитате иронический подтекст.
9 Ларошфуко Франсуа де (1613-1680) - французский писатель-моралист,
который в своих "Размышлениях или Моральных изречениях и максимах" (1665 г.)
проводит среди прочего мысль, что главным побудительным мотивом человеческих
поступков является себялюбие и расчет. В апреле 1749 г. появился новый
английский перевод этой книги. Для Филдинга Ларошфуко, как и английские
мыслители - философ Томас Гоббс (1588-1679) и моралист Бернард Мандевиль
(1670-1733), писатель, придерживающийся взглядов, слишком циничных и
принижающих человеческую природу.
10 ...исправительный дом. - Лондонский госпиталь Брайдуэлл,
перестроенный в 1720 г. в исправительный дом, где женщин, задержанных за
проституцию и бродяжничество, заставляли трепать пеньку и давали на один
пенни хлеба в день. Филдинг считал такое наказание слишком суровым.
11 ...застал их при обстоятельствах... - Констебль, которому донесли,
что видели мужчину и женщину, входящих в непотребный дом или совершающих