плотноватые с мутным соскобом;
почки увеличены, капсула снимается легко, ткань на разрезе выбухает,
желтовато-серая, однородная, рисунок ткани полностью стерт; печень с
признаками жировой дистрофии интаксикационного характера;
сердце очень дряблое, миокард на разрезе однородный, глинистого
(вареного) вида;
головной мозг обычного размера с признаками набухания, отека и
дислокации.
Осталось взять кусочки различных тканей на гистологию, и весь "базар"
можно распускать - "Суду все ясно"! Наговская - сука, а не врач!
Может она впрямую и не угробила ребенка, скорее, он уже был приговорен
к смерти силами намного более могущественными, чем простой врачишка -
лепила. Но не по разумению, а по глупости и благодаря своей ленивой
сущности, она не сделала даже попытки спасти малыша.
Сергеев помнил его глаза, наполненные пронзительной тоской. Больной
ребенок, страшно уставший от неравной борьбы, чувствующий тяжесть
надвигающейся смерти, все же надеялся, что попал в большой город, почти в
столицу, где много умных, сильных людей, желающих ему добра. Они должны
попытаться помочь ему - он был уверен в этом. Он, конечно, уже был готов к
худшему, потому что умирающего нельзя обмануть, если он этого не желает сам.
Отходящий уже пообщался с предвестниками смерти - с гонцами от той
всесильной старухи с безжалостной косой. Они уже нашептали ему сладкую
сказку про то, как хорошо ему будет в Эдеме. Но он за свои двенадцать, пусть
мало счастливых, лет привык к голубому небу, вкусному утреннему лесному
воздуху, прохладной ключевой воде, к любимому муравейнику в тайном уголке
его леса. Он полюбил гомон веселых, хотя и непонятных, птиц. Короче, -
мальчик уже впитал в себя все земное, оно стало принадлежать и ему тоже.
Там, куда его звали и манили гонцы смерти, наверняка, всего этого не было.
Его ждала томительная неизвестность, а он уже порядком устал от
неожиданностей жизни.
Тут же возникла другая версия и куча безответных вопросов, первый из
которых был удивительно прост, как все гениальное. Кто дал тебе, Сергеев, -
простому смертному, право судить о таких тонких явлениях, как жизнь и
смерть, столь легко и безапелляционно? Кто, наконец, проверял другой вариант
исхода лечения? Кто его в принципе способен проверить? Ведь опыты с жизнью и
смертью не возможно повторять на одном и том же пациенте. Здесь закон парных
случаев не применим. Пациент либо будет жить, либо обязательно умрет, и
повторять дважды борьбу таких противоположностей не дано никому.
Сергеев, как и Чистяков, да и любой другой умный профессионал, не может
взять на себя функции верховного жреца или вступить в соперничество с Богом.
Ничто не может совершиться на Земле без воли Всевышнего. А потому: Ваше
время истекло, приступайте к рутинной работе и не судите ближнего своего. Со
всех в свое время Господь спросит и отвесит заслуженное наказание. В том
числе и с Наговской спросится по высокой мерке.
Муза замыла следы, оставленные вскрытием, уложила гусак в телесное
чрево и зашила его наглухо; мозг тоже занял надлежащее место, череп приобрел
естественный для трупа вид.
Свет выключен, сумерки надвигающегося вечера не раздражали покойного,
тишина глухого помещения словно призывала сосредоточиться и отдохнуть.
Благородство отдаленного созерцания уже принялось выглаживать бледное лицо
мальчика. Губы, чуть приоткрытые, определили вежливую улыбку - символ
прощания с остающимися на земле и прощения всех тех, кто отравлял его былую,
короткую жизнь. Теперь он был уже существо неземное, возвышенное и
избранное.
Видимо, где-то далеко по нему рыдали родственники. Но, как правило, это
связано не с жалостью к умершему, - они еще не осознавали величия утраты и
свою роль в этом. Но тихая грусть и начальное осознание вины своей перед
мальчиком начинали пробираться в их сердца. Нехотя, но неотвратимо, стали
всплывать в памяти мелкие и, тем более, крупные обиды, нанесенные ему за
столь короткий век - 12 лет.
Рождаются многие серьезные и неожиданные вопросы. Надо ли было мучить
мальчишку посещением безобразных детских яслей, сада, школы и изуверской
группы школьного продленного дня? Заслужил ли он, еще не успевший нагрешить
в этой жизни, жестокую муштру "организованным детством"? Справедливы ли были
нападки сверстников, оскорбления, ругань и побои вечно усталых и
раздраженных родителей?
Нужна ли была эта бестолковая борьба за престижные оценки - за ответы
на уроках, по контрольным работам, итоговые за четверть, полугодие и год?
Так уж необходимы были утомительные пионерские сборы, собрания - может быть
ему нравилось одиночество и тихие, спокойные домашние вечера, когда родители
отправились на гостевую пьянку по поводу очередной красной даты.
Ему почему-то не разрешали завести собаку - наверняка, способную стать
единственным и самым близким другом. Забавных котят, к которым у него
просыпалось нежное отцовское чувство и солидарность обездоленной души, бабка
отнимала и топила, а мать и отец не хотели встать на защиту этих пушистых
комочков.
И он, маленький мальчик, кричал и, обливаясь слезами, сжимая тощие
кулачки, пытался вести неравную борьбу с человеческой жестокостью и
откровенным садизмом. Потом и его будут пытаться старшие приобщить к
подобному изуверству, используя свою вероломную силу.
Как хорошо, что мальчик все же сумел сохранить чистоту души и
продолжал, несмотря на подсмеивание и издевки, проливать слезы по
загубленным животным. Какой тяжеленный груз было необходимо ему оттолкнуть
от себя, чтобы, не имея опыта жизни, руководствуясь только наитием,
удержаться в святости и безгрешности. Устами ребенка глаголет истина! - "Ибо
от избытка сердца говорят уста" (От Матфея 12: 34).
Кто знает, может быть, Бог обратил свое святое внимание на муки
маленького человека и решил прекратить его терзания - забрал на высокие
небеса, увел в Райские кущи, превратил в доброго крылатого ангела. Там он
встретился с бросившимися к нему с радостными криками любимыми котятами,
собачками, птицами. Ведь все они были равны перед Богом - их объединяла
чистота и непорочность короткой земной жизни. Грех не успел заклеймить
позором их совесть. "Многие же будут первые последними, и последние первыми"
(От Матфея 19: 30).
Сергеев никак не мог привыкнуть к неотвратимости несчастий,
переплетающихся со светлыми сторонами своей профессии. Он переживал уход из
жизни каждого своего пациента, как большое личное горе, хотя отдавал себе
отчет в том, что смерть - это всегда награда за тяжелые земные испытания -
Бог дал, Бог и взял! Во время войны умер его старший брат, судя по рассказам
матери, замечательный, одаренный ребенок. Мать, обливаясь слезами,
рассказывала о муках его последних дней.
Тогда еще не было антибиотиков и туберкулезный менингит лечили
люмбальными пункциями - манипуляциями мучительными, не дававшими настоящего
выздоровления, они лишь снижали внутричерепное давление, уменьшали головные
боли. Мальчик тянулся к матери, не плакал, но полными муки глазами просил у
родного человека защиты. Он надеялся, что она, его самое любимое существо,
вырвет слабое тело из цепких рук смерти.
Матери же оставалось только просить умирающего ребенка потерпеть. Она,
как могла, пряча слезы, приободряла ребенка, неимоверно повзрослевшего и
помудревшего в дни страшной и мучительной болезни. Ударными при этом были
посулы скорого отъезда из эвакуации обратно в Ленинград, домой. Что она
могла еще тогда ему сказать, когда на лице у дорогого существа уже ясно
проступал землистый могильный след. Такую боль мать не забывает, - она не
дает покоя всю оставшуюся жизнь. И уход свой из жизни мать подгоняет
ожиданием встречи с милым маленьким существом, так надолго ускользнувшем из
ее объятий.
Может быть, тот неосознанный след сопереживания страданий умирающего
брата заставил Сергеева, закончившего военно-морское училище, наперекор
семейным традициям, вдруг неожиданно для себя и всех родственников, выбрать
профессию врача. И самыми его любимыми пациентами всегда оставались дети.
Разум подсказывал ему, что наши терзания по поводу ухода из жизни
связаны в большей мере со страхом перед неизвестностью. Но каждый раз, ведя
очередную борьбу за жизнь больного ребенка, он выкладывался до конца,
готовый отдать своему пациенту и кровь, и мозг, и самою жизнь.
Но надо научиться правильно, с радостью и стоически принимать логику
жизни - мы рождаемся лишь для того, чтобы продвигаться и достигать
волшебного состояния смерти. Только она - освобождение от бремени бытия,
дарит светлую радость перехода к новому витку свершений и испытаний,
которые, если ты заслужил того, будут обязательно лучше и счастливее, чем
прежние.
Однако Сергеев, как проклятый, как разъяренный зверь, боролся за жизнь
своего подопечного больного до самой последней секунды. Он становился
страшным в своем гневе, когда видел, что летальный исход больного ребенка -
следствие небрежности родителей или медицинского работника. "Кто мудр, тот
заметит сие, и уразумеет милость Господа" (Псалом 106: 43).
Тайна не может быть всеобщей - она принадлежит лишь избранным. В том и
кроется загадка гениального предвиденья - такую миссию возложил в свое время
Бог на плечи Дельфийского Оракула. Даниил Андреев, проведший многие годы в
лагерях ГУЛАГа и окончательно освобожденный только 21 апреля 1957 года,
сильно изломанный и больной, в конце жизни написал проникновенные,
философско-возвышенные стихи: "Судьба, судьба, чья власть тобою правит и
почему хранимого тобой нож не убьет, отрава не отравит и пощадит
неравноправный бой?".
Сергеев задумался над простой схемой и попытался выявить: кто прав, а
кто виноват? Петр Великий и его последователи формировали в Петербургском
оракуле новый этнос на основе элитных генофондов. Толпы народов с
затуманенным сознанием Предуралья и Сибири они покоряли, делегируя туда
адептов своего, нового и прогрессивного, оракула. Правда, тогда доставляли в
Санкт-Петербург и представителей ханты-манси и других еще не расправивших
национальные крылья пород верноподданных. Им отводились земляные работы,
уборка улиц, - большинство, например, дворников были татары.
Пролетарская революция все поставила с ног на голову: жители маленького
Яицкого городишки или, к примеру, дохлого Любанского уезда явились в столицу
бывшей империи, как хозяева жизни: проще говоря, "с кувшинным рылом да в
калачный ряд". Оказалось возможным по окончании вуза, не тянуть лямку
участкового врача, а, покувыркавшись в простеньком экстазе в постельке с
таким же ловкачом, наматывающим по привычке сопли на кулак, оказаться в
административном кресле и сразу потерять голову, конечно, от мнимого
величия.
Другой чудак с явными интернациональными акцентами в родословной
(попробуем, для примера, медленно и раздельно произнести Бол-ды-рев, то
почудится татарин с кривой саблей!) будет терроризировать наследника
великого академика. Способный хранитель культурных ценностей - национального
достояния России - настолько привык к хомуту науки, что все время, как бы
страхуясь от потертостей, кутает шею в красный шарф (cache-nez): досуг ли
ему разбираться с азартным конником, которому не спится, хочется еще раз
поучить Россию правильно распоряжаться народным достоянием. "Расхищают его
все проходящие путем; он сделался посмешищем у соседей своих" (Псалом 88:
42).
Но прямолинейность суждений - не лучший путь к истине. Сергеев
вспомнил, что Ромул, разбивая на поле брани противника, заставлял оставшихся
в живых переселяться в Рим - в свой новый оракул. Правда, определял он их в
"санитарную" касту, а не в элитную. Иисус предупреждал: "И поющие и
играющие, - все источники мои в тебе" (Псалом 86; 7).
Значит и великое переселение народов, даже если оно движется вспять и
не приносит пользы, имеет право на существование потому, что угодно Богу!
Такая интрига объясняется просто:"Но человек раждается на страдание, как
искры, чтоб устремляться вверх" (Кн. Иова 5: 7).
Бог всесилен, а потому действует по своим планам, по своей логике:
"Умножает народы и истребляет их; разсевает народы и собирает их" (Кн. Иова
12: 23).
Но Всевышний понимает приземленность мирской жизни, убожество нравов
толпы: "А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи" (Кн. Иова 13: 4).
Сергеев вдруг понял логику Божьей кары: всем дана свобода выбора,
отпускается шанс доказать свою святость, способность следовать десяти самым
верным заповедям. Но тот, кто забылся в высокомерии, превысил свои
полномочия на Земле, скажем, закружил себе голову административными
амбициями, забыл о врачебном долге и прочее, тот обязательно понесет кару.
Бог подтягивает за уши толпу к совершенству - к навыку самоконтроля,
самоограничения, самокритики, самообуздания.
Даже фантастический путанник Петр Алексеевич Кропоткин - патриарх
анархизма вещал о необходимости ориентироваться на "наибольшую сумму
счастья, а потому и наибольшую сумму жизненности". Закончив элитный Пажеский
корпус патриарх вскорости загремел в Петропавловскую крепость, где задавался
вопросом: "Какие формы общества позволяют лучше этой сумме счастья расти и
развиваться качественно и количественно; то есть позволяют счастью стать
более полным и более общим".
Сергеев был уверен в том, что ханты-манси и другие, безусловно
достойные, народности должны жить в пределах действия своего оракула, а не
совать нос в дела Санкт-Петербурга. В целях самосохранения выгоднее
выскочкам из Яицкого городишки или Любанского уезда не рваться в начальники,
а тянуть лямку разумного труженика, доказывая святыми делами, а не интригами
и пустозвонством, наличие навыков благонравия. "Благоволит Господь к
боящимся Его, к уповающим на милость Его" (Псалом 146: 11).
Только третье поколение мигрантов способно освоить новую ролевую
культуру, органично воплотиться в нее, перестать быть зависимым от запросов
элементарного комфорта, открыть в себе Божественную "самость", даваемую
Богом только равным среди равных. Иначе человек, даже купающийся в комфорте,
как сыр в масле, выглядит "банным листом" на ягодице стационарного жителя.
Местный оракул только приглядывается к нему, но уже превентивно
открывает счет греху и моделирует заслуженное наказание за соблазн слишком
высоко поднять голову. Оплачивать такие опасные счета придется не нынешнему
деятелю, а продолжателям его рода. Сергеев в своих исследованиях
основательно разбирался, например, с бомжами, наркоманами и установил
печальную истину - все это дети или внуки былых грешников - ретивых
активистов-мигрантов. Они понаехали в Петербург по призывам партии на
должности большевистских начальничков, заняв дворянские квартиры. И вот
теперь их потомки расплачиваются гнилой кровью, болезнями души и тела.
"Говорю безумствующим: "не безумствуйте", и нечестивым: "не поднимайте
рога", не поднимайте высоко рога вашего, не говорите жестоковыйно" (Псалом
74: 5-6).
Мирозданье, помимо нашей воли, крутит безостановочный водоворот. У
людей нет сил удержаться от той скверны, которая обозначается формулой:
ИНТРИГА-БЕЗУМИЕ-СМЕРТЬ. Но итоги такому круговороту для каждого обязательно
будут подведены - приговор будет вынесен. Тогда возникнут перед удивленным
взглядом виновного и невинного мудрые слова из Евангелия: "Бог же не есть
Бог мертвых, но живых, ибо у него все живы" (От Луки 20: 38).


Антракт, негодяи!

    x x x

































Беседа вторая

Необозримые просторы и масштабы возможных преобразований России
завораживали весь мир. Завистливые соседи точили на нее зубы. Звуки бряцанья
оружием слышались днем и ночью. Но наиболее разумные находили в себе силы
уважать загадочную страну, расползшуюся по равнинам и горам, лесам и морям
на площади, равной одной двадцать второй земного шара и одной шестой всей
суши. Сорок два процента территории Европы и Азии занимала России в 1895
году. Повелители громадной Империи гордились своим геополитическим аппетитом
и перерастянутым желудком, - многие поколения властителей России жили
припеваючи, без оглядки тратя огромное состояние своей единовластной
вотчины. Но не сразу родилось благополучие. Многим Монархам пришлось
потрудиться в поте лица, с риском для жизни.
Так уж повелось, что славяне не умели управлять своей родиной
самостоятельно и сообща. Они предпочитали жизнь обособленную, замкнутую
условными границами семьи, рода, поселения. К верховной власти они
испытывали антипатию. Может потому повелителями славян сравнительно легко
стали иноплеменники. Историки, с легкой руки летописца-фантазера Нестора,
долго поддерживали версию о добровольном приглашении на княжение в земли
русские скандинавов - Рюриковичей. Но эта занятная сказка не выдерживает
критики - ни исторической, ни социологической, ни психологической.
Нестор здесь, безусловно, переусердствовал, обогнав по навыкам
исполнения журналистского подряда всех современных продажных борзописцев. Он
был придворным летописцем, личным историком самовластного и сурового
господина. Мотивы его исторических откровений ясны: изобретательность и
мастерство торговца исторической информацией, вещим словом высекались огнем
и мечем, плетью и дыбой. Практически полностью отметены сегодня красивые
исторические анекдоты о благородстве и мудрости первых властителей русской
землей и народами.
Скорее все было проще простого: Рюриковичи - три небогатых шведских
брата собрали банды головорезов и отправились грабить ближайшие селение
славян. Дальше - больше: оперившись, стали покорять более обширные
территории и образовывать из них собственные вотчины. Так сложилось
управление Киевской Русью, влияние на соседние племена и народы - хазар,
булгар, печенегов. Рабская сущность современных россиян была заложена уже в
те времена, а в дальнейшем она лишь прочнее вбивалась в сознание и плоть
подвластных народов, воспитывая у них дух лакейства, холуйства, продажности.
Воинская удача всегда не постоянна - ею определялась чехарда правителей
страны, завоевателей русского трона. История становления русского
государства ведает тайнами неожиданных и удивительных до смешного поворотов
в престолонаследии.
Гогенцоллеры - выходцы из Германии прочнее всех оседлали российский
трон. Кровь практически всех Романовых не была чистой славянской
генетической смесью. Это был сложный биологический напиток, в котором
совместилось дурное и славное, посредственное и значительное, но бесспорно,
что эта генетическая линия освящена все же волей Божьей.
С определения четкого династического порядка началось постепенное
интегрирование России в семью европейских государств. Национальная сущность
россиян ассоциировалась в умах европейских правителей с "породой" главного
властелина - царя. Здесь определяющими были, конечно, родственные связи
монархов.
1917 год явился не только этапом крушения перспективной генетической
линии, но и нарушением интеграционных процессов европейского и мирового
масштаба. Опрокинув установившуюся конструкцию государственности Росси,
большевики перевели развитие страны на рельсы, ведущие в никуда -
цивилизованный мир уже воспринимал славян, как отдаленный этнос, носителя
абсолютно чуждых традиций. Ллойд Джордж Дэвид (1863-1945) премьер-министр
Великобритании откровенно мучился вопросом: "Как можно пожимать руку,
скажем, Сталину, являвшемуся в его представлении явным бандитом, уголовником
в прошлом и настоящем"?
Россия - особая страна. Любая освободительная война в ней переплетается
с гражданской, а интересы государственные с мирской суетой, патриотизм порой
служит лишь фасадом чьей-то своекорыстной политики, удовлетворяющей
индивидуальные амбиции. Воля Божья и здесь приходит на помощь. Поучительны и
доказательны в этом смысле для России являются смутные времена. В такие
периоды российский этнос становится способным на героические поступки,
выдвигая из свой среды спасителей отечества.
В период одного из лихолетий ими стали патриарх Гермоген, разославший
на Рождество 1610 года знаменитые грамоты с призывом к русскому народу
подняться против короля польского Сигизмунда; затем выполнили святую миссию
Минин и Пожарский (1611-1612 годы). Жизнь будущего царя Михаила Федоровича
спас посланный самим проведением крестьянин села Домнина, известный теперь
каждому русскому человеку - это легендарный Иван Сусанин. Именно он завел
польский отряд в лесные дебри, чем может быть и определил судьбу всего
государства.
21 февраля 1613 года на российский трон соборной волею был возведен
Михаил Федорович Романов. Как всегда в России, даже в столь ответственной
акции нашлось место для примитивной интриги. Выбор монарха определялся во
многом конъюнктурой, - новому царю было всего семнадцать лет, был он слаб
душой и телом, находился под влиянием матери, - прибрать власть к рукам
надеялась многочисленная родня. Происходил тот род от Романа Юрьевича
Захарьина-Кошкина. Сын последнего, боярин Никита Романов, был женат на
бывшей супруге Ивана Грозного и от нового брака был у них сын - Федор
Никитич (патриарх Филарет). Филарет и его супруга, инокиня Марфа Ивановна,
являлись родителями нового царя.
Известно "Бог шельму метит". Мелкие интриганы, страстно желавшие
повелевать новым царем, просчитались: летом 1619 года из польского плена
вернулся Филарет - ему одному был присвоен титул "великого государя".
Человек крутой, решительный и суровый, он имел, к счастью, государственный
ум: все устроители своей тайной политики получили по заслугам. Страной стала
управлять твердая рука и умная голова.
После "умиротворительного" (так называли тот период историки)
царствования Михаила Федоровича Романова, наступила эра правления его сына -
Алексея. То был период "возмездия". Россия, едва не погибнув из-за происков
Польши, Франции, Бургундии, Австрии, Швеции и еще многих других доброхотов,
начинала крепнуть, открывать в себе здоровые силы, подниматься с колен,
распрямляясь и демонстрировать всему миру мощь своей природной стати. Годы
правления царя Алексея Михайловича знаменательны потому, что, во-первых,
окончательно разобрались с происками Польши и расплатились с ней по совести;
во-вторых, присоединили Малороссиию, якобы по "воле трудящихся"; в-третьих,
предприняли первую серьезную попытку церковной реформы.
Большинство историков, забывая о заслугах прошлых царей, с восторгом
вспоминают эпоху Петра I, называя его Великим. Может и были преобразования
этого монарха грандиозными, но они были действиями человека, не имевшего
пуповинной связи с исконно славянским началом. Он не понимал, не желал
понимать и считаться с чаяниями своих подданных. И тому есть простые
объяснения. Его отец - царь Алексей Михайлович взошел на престол в возрасте
16 лет и успел за свою жизнь жениться дважды. Последней его супругой была
Наталья Кирилловна Нарышкина - дочь мелкопоместного дворянина Кирилла
Полуэктовича Нарышкина, происходящего от крымского татарина Мордка Курбат,
служившего у Ивана Третьего.
"Нарышко" - прозвище от корня "нар", что означает сильный самец,
мужественный, храбрый. Если принимать за корень слово "нур", то толкование
прозвища тоже выглядит многообещающе - луч, свет. Аффекс "ый" имеет
ласкательное значение. "Нурыш" таким образом - это светик.
Наталья в качестве воспитанницы жила в доме друга царя, его верного
товарища - Артамона Сергеевича Матвеева. У него в доме царь Алексей
Михайлович и увидел красивую и скромную девушку, присох к ней взглядом и
душой, - вскорости женился. Бракосочетание свершилось 22 января 1671 года.
Родился от того счастливого брака 30 мая 1672 года сын Петр - будущий
Великий государь.
Некий курьез заключается в том, что при дальнейшем переплетении ветвей
царских отпрысков, создался генетический коктейль забавного качества.
Вспомним для примера: в более поздние времена на российской придворной арене
появилась Мария Антоновна (1779-1854) дочь польского князя
Святополк-Четвертинского. Она вышла замуж за Дмитрия Львовича Нарышкина, но
не остановилась на том: неотразимая польская красавица сильно ранила сердце
монарха Александра I "Спасителя". Венценосный очень быстро стал ее
любовником, а точнее - организовался гражданский брак. Но даже в нем
Нарышкина умудрялась порой забывать о верности царю. Объединились, казалось
бы лютые враги - носители польского и российско-татарско-немецкого
генофондов. Нарышкина родила царю Александру I сына - Эммануила. Царский
отпрыск в будущем стал владельцем огромного поместья в Тамбовской губернии.
Его запомнили, как главного мецената, благодаря пожертвованиям которого
содержалась вся система начального, среднего и высшего образования в
огромной губернии.
Считается, что смерть Нарышкиной явилась сильным ударом для Александра
I - он чаще заводил разговоры о добровольном уходе от правления
государством. Возможно, подсознательно царь сам искал смерти, рвался на
встречу с туманным образом любимой женщины, принесшей ему глубокие