Во-первых, без контактов с ним никаких дел сейчас, практически, вершить
невозможно. Во-вторых, криминал это тоже, в некотором смысле, военная
организация, с которой необходимо считаться, безусловно, не переступая
грань. В-третьих, криминальные структуры оказываются в некоторых случаях
даже чище, чем ряд политиков и политических партий. Во всяком случае, по уму
и изобретательности они могут дать фору многим. В-четвертых, все страны,
многие нынешние владельцы международного капитала прошлепали по скользкой
тропинке криминала, а потом с них вся грязь стекла, как с гуся вода. Надо
еще очень хорошо разобраться, кто настоящий патриот и порядочный человек:
те, кто борзеют и надувают соотечественников, или те, кто их "мочит" по
заслугам.
Сергеев слушал внимательно, почти что с раскрытым ртом, стараясь не
проронить ни одного слова. Для него такие взгляды - являлись безусловным
откровением.
- Сан, как это не звучит парадоксально, но я лично уверен, что, как и
собаке Павлова, в недалеком будущем криминалу будет поставлен памятник,
отлитый из бронзы, незаконно вывозимой из многострадальной России ее глупыми
доброжелателями. Да, некоторые ребята разбираются с жизнью "по понятию", но
это лучше, чем жить без совести!
Обед закончился. Магазанник властным жестом остановил слабую попытку
Сергеева достать бумажник и расплатиться. Аркадий барски щедро одарил Риту
отечественной валютой, посетовал, что редко приходится посещать сей славный
град.
Магазанник прошел вперед, давая Сергееву поворковать с прекрасной
хозяйкой. Было заметно, что один из охранников тоже притормозил, якобы
покупая сигареты, - на самом деле, он страховал теперь уже и Сергеева.
Эскулапу подумалось: "Мы пошли в гору, интересно, когда и кто остановит"?
Однако Сергеев был абсолютно уверен, что Всесильное Проведение
вмешивается в суетность нашего бытия в нужный момент, по указания Особых
Сил. Необходимо спокойно наблюдать и оценивать направление событий так, как
это сказано в Книге Иова (33: 17-24): "Чтобы отвесть человека от какого-либо
предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвесть душу его от пропасти и
жизнь его от поражения мечом. Или он вразумляется болезнию на ложе своем и
жестокою болью во всех костях своих, - и жизнь его отвращается от хлеба и
душа его от любимой пищи. Плоть на нем пропадает, так что ея не видно, и
выказываются кости его, которых не было видно. И душа его приближается к
могиле, и жизнь его - к смерти. Если есть у него Ангел-наставник, один из
тысячи, чтобы показать человеку прямый путь его, - Бог умилосердится над ним
и скажет: свободи его от могилы; Я нашел умилостивление".

* 3.6 *

Мощные автомобили вытянулись впечатляющей кавалькадой по дороге,
ведущей из уездного городка в поселок. Компания быстро домчалась до
больницы, расположенной на возвышенном берегу Онежского озера, среди
стройных и величественных сосен. В пути особых разговоров не вели.
Магазанник лишь попросил запомнить телефон, по которому необходимо позвонить
в Санкт-Петербурге (там будет диспетчер на связи). Уточнили сроки окончания
командировки и возвращения Сергеева, - решили не подгонять события, не
тормошить общественное мнение. Хотя представления администрации теперь,
практически, не имели никакого значения, ибо решение принято окончательно и
бесповоротно. Тепло распрощались на крыльце административного корпуса,
Аркадий спешил с отъездом, - его уже ждали в Москве.
Вечер стелился уже по верхушкам деревьев, заползал в больничные окна.
Сергеев не заметил, как уснул, приткнувшись на диване, не раздеваясь, с
книгой в руках. Разбудили его среди ночи резким, безобразно дребезжащим
звонком внутреннего телефона. Дежурная медицинская сестра просила срочно
прийти в приемный покой для осмотра тяжелой девочки полуторалетнего
возраста.
Осматривая малышку, Сергеев искоса бросал взгляд и на мать девочки:
облик и поведение родителей говорят врачу о многом. Женщине было около
тридцати лет, - приземистая, рыхлая, отечная, видимо, от систематических
возлияний. Она сидела притихшая и удрученная, - чувствовалось, что
переживает за дочь.
Может быть, как мать, она была заботливая, способная к сопереживанию,
видимо девочку любила по-настоящему. Но не было в ее лице свечения
материнского героизма, свидетельствующего о том, что ее ребенок - самое
дорогое существо на свете, ради которого она способна отодвинуть от себя все
грехи, похоти, увлечения. К тому же особого блеска интеллекта не читалось во
взгляде этой провинциальной, бесшабашной, мало развитой женщины.
Бог часто наделяет самым ценным - детьми, - тех, кто не способен
оценить такой дар. У Всевышнего, бесспорно, свой расчет: Он дает шанс
человеку, - возможность очиститься и переродиться в материнстве, отцовстве.
Ну, а детская невинная душа, если тело и погибает быстро по вине родителей,
всегда будет принята Богом и вселена в более достойную материализованную
оболочку.
Девочка была в тяжелом состоянии, - пневмония захватила большую часть
легочной ткани. Гигантские масштабы поражения были очевидны без рентгена, -
достаточно аускультации и перкуссии. Интоксикация нарастала, кома была
глубокой. Сергеев быстро помудрил с составом спасительного раствора для
внутривенного введения, легко и привычно выполнил веносекцию у малышки на
правой ножке, около медиальной лодыжки.
Уже с установленной капельницей ребенка перенесли в палату интенсивной
терапии детского отделения. Переместили дежурный персонал по другим
отделениям, и в палате тяжелой больной организовали индивидуальный
сестринский пост. Сергеев понимал, что ему придется просидеть всю ночь у
этой постели. Мать девочки, оглушенная несчастьем, смотрела на врача полными
слез глазами.
В таких случаях Сергеев госпитализировал и мать вместе с ребенком, -
кое-какая помощь медицинскому персоналу по уборке отделения, уходу за
остальными детьми. Кроме того, такое общение с больными, со страданием
беззащитных существ развивает инстинкт материнства, повышает родительскую
ответственность. Кто знает, сколько еще мук придется перенести девочке.
Всегда остается загадкой не понятно почему создавшийся симбиоз беззащитного
дитя с бестолковой матерью.
Для собственной же малышки мать сейчас не помощница. Она, скорее,
вредитель, хотя бы уже потому, что перекосила иммуннологический статус
ребенка сама мать, - своими собственными микробами, да и запустила болезнь
только она.
Сергеев давно заметил, что почти все кошки и реже некоторые люди
(видимо, избранные, посвященные Богом) обладают особой способностью
лечебного свойства. Эта мать-тюха может только угробить ребенка, даже не
заметив того.
Ей не дано помогать в борьбе беззащитного существа с болезнью. Однако
испытывать человека, давать ему шанс, нужно многократно, если не постоянно,
- в том Сергеев был абсолютно уверен. А за грехи с виновных спросит сам Бог
и суд его, без сомнения, будет и требовательнее, и справедливее, чем у
любого человека.
Только к утру девочку удалось вывести из кризиса, через пару дней она
уже улыбалась при появлении Сергеева в палате, словно понимая, кто же
истинный спаситель еще жизни. К концу недели малышку перевели в обычную
палату, где она уже была отдана под опеку матери.
Сергеев не переставал удивляться особому женскому чутью и способности
даже очень маленькой девчушки чувствовать достойного партнера. Когда он
появлялся, малышка стоя в постельке, кокетливо перебирала пухленькими
ножками, улыбалась, вертела головенкой, игриво ее отворачивая, а потом
посматривая исподтишка, снизу, ловя взгляд доктора.
При первых же словах поощрения она тянула ручонки ему навстречу,
обнимала за шею и тесно, тесно прижималась к нему, чмокая в щеку. Сергеев
переживал такое детское доверие, как огромное, ни с чем не сравнимое
счастье. Он многократно ловил себя на мысли, что не зря выбрал после ухода
из Военно-медицинской академии для дальнейшего обучения именно
Педиатрический институт. Дети и только дети, - самые благодарные пациенты,
ради спасения жизни которых не жалко пожертвовать ничем.
Дьявол всегда дежурит где-то рядом с благородными делами и наносит свой
удар неожиданно, в спину. Однажды утром, войдя в детское отделение, в палату
к малышке, уже довольно хорошо выбирающейся из болезни, Сергеев заметил в
окне пьяную дебильну рожу взлохмаченного мужика, и понял, что это и есть
долгожданный отец.
Герой-кочегар приплыл на лихтере и жаждал провести с семьей несколько
дней перерыва в плавании. Мамаша - бестолковая сучка, - уже вовсю вертела
хвостом перед мужем. Оба придурка требовали выписки для домашнего лечения
малышки. Сергеев пробовал объяснить кобелирующей парочке, что девочка только
что выбралась из тяжелейшего состояния, ей необходим медицинский, больничный
уход и продолжение интенсивного лечения.
Но кочегар вместе со своей супругой-буфетчицей знали, оказывается,
клинику пневмонии лучше врача. Они выдвинули ультиматум: если не отдадите
ребенка, мы его унесем сами (этаж был первый - углядеть невозможно!).
Сергеев чувствовал, что прощается с девчушкой на вечно. Ей уже запихали
в рот грязными руками придурки-родители какие-то сладости. Конечно, дома
начнется пьянка с друзьями кочегарами, про ребенка забудут, наплюют и
нахаркают инфекта выше головы, займутся бесконтрольным блядством, - девочка
обязательно отяжелеет и погибнет. Но нет еще таких прав у врача отбирать у
родителей детей.
Как и предполагал Сергеев, девочку привезли в больницу через трое суток
в состоянии, когда отсутствовали уже даже роговичные рефлексы, с
пароксизмами по типу дыхания Чейна-Стокса.
Девочка была без сознания, видимо, достаточно много часов. Патронажная
медицинская сестра еле достучалась, разбудила мать и отца - эту пьяную
мразь. Только тогда они заметили состояние дочери; все прошедшие дни
лекарств ребенку никто и не думал давать, кормили чем попадя.
Перед глазами Сергеева, на кушетке в приемном покое распласталось
маленькое тельце девочки: грудка вздыбливалась конвульсиями неправильного
дыхания, кожные покровы, лицо синие от кислородного голодания, тахикардия
неудержимая, сердечный толчок виден простым глазом, без подсчета пульса.
Сергеев словно уже читал протокол предстоящего патологоанатомического
вскрытия. Девочки оставались минуты жизни: тотальный отек легких, сплошь
забитых воспалительным эксудатом, с гнойными пробками, амилоидоз почек,
гипертрофия лимфатического аппарата. Конечно была сделана попытка оживить
ребенка, помочь ему, но все это уже не могло принести положительного
результата.
Когда агония девочки закончилась и Сергеев вышел на крыльцо, то в его
бешенном взгляде мать и отец, видимо, прочитали такую ненависть, готовность
задушить их обоих собственными руками, что они поспешили, почти бегом,
удалиться.
Отвратительная, но необходимая миссия ожидала Сергеева: ему придется
вскрывать труп девочки, ставшей уже дорогой и близкой. Перед глазами все
время мелькала славная кокетливая мордашка, улыбка, с которой еще совсем
недавно ребенок встречал своего доктора, - любовь здесь, бесспорно,
назревала взаимная.
Обычно функции лечения и анатомирования у врачей разделены, но в данном
случае они совпадали, - только Сергеев, единственный в больнице, владел
знаниями и навыками, необходимыми для такого тонкого исследования. Он долго
собирался с силами, прежде, чем провел коротким, но широким хирургическим
ножом властный разрез по Шору. Именно такой разрез ставил окончательную
точку в печальной повести, называемой жизнью человека. Повесть та - не
всегда красочна и увлекательна. Она является испытательным земным маршрутом
для души - отрезком ее вечного пути во Вселенной.
Для такого пребывания Бог и природа придумали очень непрочное сочетание
сверхестественной сущности и белковой плоти. Первая циркулирует вечно,
вторая -беззащитна пред временем. Такие составляющие развиваются каждая по
своим законам, но в чем-то они объединяют усилия и помогают друг другу.
Однако, как ни вертись, но всегда наступает момент, когда душа отказывается
дальше помогать плоти, она решает, окончательно и бесповоротно, покинуть
тело, которое доставляло ей массу хлопот, неудобств во время короткого
мгновения жизни.
Сергеев по молодости (потом перестал) пытался представить себе
загадочный феномен: до начала жизни была вечность бытия и после смерти будет
вечность; все, что прячется между - это индивидуальная жизнь и она в
планетарном масштабе - лишь мгновенье. Если долго и сосредоточенно думать об
этом, то можно сойти с ума. Видимо, все сумасшедшие как раз и заняты такими
вселенскими размышлениями, потому им недосуг обратить внимание на окружающую
жизнь. Сергеев невольно, перекрестившись, прошептал Псалом 130: "Господи! не
надмевалось сердце мое, и не возносились очи мои, и я не входил в великое и
для меня недосягаемое. Не смирял ли я и не успокаивал души моей, как дитяти,
отнятого от груди матери? душа моя была во мне, как дитя, отнятое от груди".

* 3.7 *

Сергеев воспринял смерть девочки, не подчиняющуюся логике материнства и
отцовства, как личное горе. У каждого врача имеется собственное кладбище,
причем, могилы на нем распределены по секторам: в одном - помещаются те
погибшие, кого сам врач отправил на тот свет, по своему недомыслию; во
втором - сосредоточены те кого не удалось спасти по независящим от врача
обстоятельствам. У хорошего врача первый сектор маленький, а второй -
большой; у плохого - все наоборот. Сергеев сделал все от него зависящее,
дабы спасти девочку; не он виноват в том, что законы, логика и мораль не
совершенны. Однако случай смерти безвинного ребенка он склонен был
воспринимать еще и как сигнал какой-то неотвратимо надвигающейся беды. Ведь
недаром сказано: "Пришла беда - отворяй ворота". И точно, - ночью его
разбудил междугородний звонок. Он снял телефонную трубку и услышал издалека
патологически спокойный голос Музы:
- Саша, приезжай прощаться с Мишей; он наложил на себя руки, вскрыл
вены, похороны через два дня.
Видимо, дальше она зарыдала, а потому повесила трубку. Ночь
озвучивалась короткими гудками, бьющими в виски, как отчаяние, как крик
раненого животного, которому никто не может помочь, ибо на него надвигается
кодла пьяных охотников и стая разъяренных псов. Сергеев под эти страшные
звуки просидел, по всей вероятности, довольно долго, - вмешался голос
телефонистки местной станции. Его попросили повесить трубку и он выполнил
приказ автоматически.
Подавленность не проходила долго. Муза выпалила мало слов, но они так
тщательно отобраны горем, взвалившимся на ее плечи, что создавали ощущение
штамповки железной печатью сурового приговора. Горе диктует людям свою волю,
непреклонно и цинично. Какие могут быть претензии к Музе, - она, небось,
валяется сейчас в отрубе, заливаясь слезами, - людей не видит, слов не
воспринимает.
Постепенно Сергеев стал соображать, думать об организации срочного
отъезда. До окончания командировки оставалось два дня, но, по разговорам
коллег, Иванов уже возвратился из отпуска и пребывает где-то здесь,
болтается по Онеге, рыбалит. Необходимо его доставать, брать билеты, нестись
в Петербург.
Новый телефонный звонок нарушил тишину и бессвязные раздумья. На этот
раз звонил сам Аркадий Андреевич. Он извинился за слабость защиты информации
в здешних краях (телефонистка все поняла и уже передала суть разговора
постоянному главному врачу). Было около одиннадцати часов ночи, Иванов
попросил заскочить за ним дежурную машину скорой помощи, - "следовало
быстрее поворачиваться", как он выразился, - можно успеть на скорый поезд,
проскакивающий здешнюю станцию в час ночи; было указано быстро собирать
вещи.
Через пятнадцать минут Иванов уже поднимался по лестнице на второй
этаж, в хоромы Сергеева, когда тот заканчивал паковку вещей. Тут же, без
расслабона, только присев на дорожку, запрыгнули в машину и понеслись на
станцию. По дороге объяснились: договорились о пересылке документов и денег,
которые заработал Сергеев, пребывая в больнице. Конечно кассиры знали
Иванова и билет выдали без очереди в купированный вагон. Оставалось время,
чтобы пофланировать вдоль железнодорожного полотна, обсудить некоторые
детали событий, еще раз вспомнить общих знакомых. Так незаметно пробежало
время и вот уже из-за поворота появился, огибающий Медвежью гору и лесной
массив, запыхавшийся экспресс. Теплые рукопожатия выразили все, что не
договорили в качестве благодарности друг другу, расставались, как старые и
преданные друзья.
Дорога всегда тяжела, если едешь с таким попутчиком, как горе. Сергеев,
честно говоря, не очень удивился решению Чистякова самостоятельно уйти из
жизни. Безусловно, такой шаг - дань эгоизму, но в том заключается и право
выбора. Известно, что великому философу Сенеке пришлось испытать черный
выбор, предоставленный ему императором-извергом Нероном, - ему было
предложено удовлетвориться любым способом самоубийства. Этот философ,
политик, поэт, известный своими работами по теме самоубийства, словно
предвидя свое будущее, сказал как-то: "Возблагодарим же Бога за то, что
никого нельзя заставить жить". Сенека, не справедливо приговоренный к
смерти, выбрал кровавый способ ухода из жизни, - он вскрыл себе вены. Миша
тоже почему-то выбрал аналогичный способ ухода в иной мир.
Православная религия протестует против самоубийства, считая, что и
радость и горе даются человеку, как особая миссия. Она предназначена для
решения иных, чем простые человеческие установки, задач. Никто еще не сумел
подсчитать, какой баланс положительных и отрицательных эмоций составляет
божественный бюджет человеческой судьбы, но ясно одно: нарушать
установленные режимы жизнедеятельности мирозданья, которые лепятся из
индивидуального поведения, никто не имеет право. Если заблудшая душа по
собственной воле пробует вырваться из гармонии вселенских отношений, то она
наказывается, а, проще говоря, возвращается к исходной точке своего
развития. "Повторение - мать учения"!
Мы не знаем, в какую сторону разворачивается общая космогоническая
динамика, чем и что она подпитывает своими преобразованиями. Но ясно одно,
что "случайность - это всего лишь непознанная закономерность". Может быть,
человеку и не дано постигнуть такие законы. Так кто же тогда позволил ему
вершить самосуд над своей жизнью, принадлежащей по большому счету только
Богу.
Наша национальная черта - анархизм. Явление, выросшее из крайне
расшатанного генофонда. Пусть это звучит парадоксально, но даже монголы и
татары, крепко напоганив в биологическом стойле славян, все же в основном
сохранили целостность своего национального генофонда. Правда, может быть,
это произошло потому, что они не являлись "лакомым кусочком" для других
этносов. А, так называемые русские, как раз и явились на собственной земле
истинными иностранцами только потому, что было много охотников их
"соблезнуть".
Усилиями монархов-варягов славян перемешали и перемололи в единый
многонациональный фарш, пропустив к тому же через жестокую мясорубку
социальных преобразований, ничем не отличающихся от дикого варварства,
бандитской разборки, тоталитарного прессинга, где человечностью, заботой о
ближнем даже и не пахло. Посему самостийный уход из жизни был и остается в
сознание "свободного гражданина" его единственным правом, которое он не
собирается отдавать никому.
Достаточно вспомнить Брестский мир, который заключил абсолютный мировой
бродяга, человек без рода и племени, с головой настолько разболтанной
сочетанием не сочетаемого, что адекватный разговор с ним мог вести только
очень опытный психиатр. Таким вождям ничего не стоило, например, выдвинуть
ошеломляющий по своей патологической эксплозивности призыв: "Пролетарии всех
стран объединяйтесь"! И это в то время, когда даже маленькие, но
цивилизованные страны из последних сил отстаивали свою независимость,
охраняли границы, дабы сохранить индивидуальность национального характера,
свой неповторимый архетип и генофонд.
Чистяков, безусловно, был плоть от плоти человеком своего кондового
этноса, то есть начиненным под завязку анархическим садизмом, не способным
сберегать даже самого себя. В том и заключается внутренняя интрига
современного славянина, его самоагрессия, из которых рождаются безумные
поступок, сливающиеся последовательные серии. Такие поведенческие
трансформации нарастают по объему и силе, как снежная лавина. А там уже и не
далеко до общенационального безумного поведения, логическим финалом которого
является все очищающая смерть. По такой схеме вымирают не только отдельные
личности, но и погибают целые народы.

* 3.8 *

На следующий день, во второй половине, Сергеев явился в больницу прямо
в административный блок. Первое, что его поразило, это новая секретарша у
хозяина больницы. На табличке, прибитой на стене рядом со столом, она
значилась помощником главного врача - Дурьяновой Натальей Викентьевной.
Сергееву новое явление показалась существом, чем-то очень похожим на
"шоколадину". От нее явно веяло особым дисциплинированным, но сладким
пороком.
Сразу вспомнилась байка о том, как два старых приятеля-администратора,
встретившись ненароком, обсуждали броскую секретаршу одного из них. Один все
уточнял ее достоинства: как скоро печатает на машинке, владеет ли
компьютером, знает ли иностранные языки? Другой самодовольно подтверждал
высокое качество выполнения таких редких функций. Но когда был задан
последний наводящий вопрос: "Одевается хорошо"?! Барин несколько поморщился
и выдавил сокрушенно: "Единственный ее недостаток - одевается очень
медленно"!
Сергеев сходу прилепил к новой секретарше многозначительные кликухи -
"шоколадина" и "Натаха". Фигурой она походила на симпатичного пингвинчика,
но не того, который "робко прячет тело жирное в утесы", а того, который
именно своим строением возбуждает фантазию, соблазняя случайного зрителя на
броские шалости.
Сергеев, как истинный холостяк, вечно пропускал приличные сроки бритья,
таскал затертые джинсы, смотрел на молодых женщин также внимательно и
плотоядно, как вахлак, только что вылезший из парилки и увидевший огромную
кружку холодного пива. Ничего удивительного, - Натаха приняла профессора за
слесаря-сантехника или бомжа-бродягу, случайно забредшего в больничку: может
хотел подхарчиться или спереть, что плохо лежит? Когда он обратился к не с
вопросом о приеме у главного врача, она, полоснув его тренированным
режуще-черным взглядом, почти что грозно, по-милицейски, потребовала:
- Представьтесь, пожалуйста, кто вы? По какому вопросу к главному
врачу?
Чувствовалось, что в лице этой властной ведьмочки главный врач,
действительно, приобрел истинного помощника, способного самостоятельно
вершить ответственные, государственные дела. Сергеев, разыгрывая некую
вялость мысли и оскудение реакций, назвал свою фамилию, имя, отчество,
должность, возраст и, на всякий случай, пол. Потом, сделал еще ряд
пояснений:
- Я сегодня приехал из командировки, - мямлил он, заметно растягивая
слова, - мне бы хотелось переговорить с высшим руководством о дальнейшей
работе.
К месту сказать, Натаха врубилась сразу (кто-то, вероятно, давал уже ей
вводную по персоналиям). Она, видимо, наконец-то поняла юмор и направление
розыгрыша, но выдерживала марку. Похоже, пингвинчик обладал хорошей памятью,
бойкостью, сообразительностью с намеком на самокритичность, - весьма редкое
дарование для женщины. Пожалуй, только кошки, ежи и мангусты обладают такими
способностями.
Сексуальные дарования пока у шоколадки проявились только в абортивной
форме - глаза были блядские! Но это еще ни о чем не говорит: зеленоватый
цвет всегда путает карты. Вот, например, корова на лугу - она тоже казалась
Сергееву зеленоватой, но он же не испытывал к ней влечения - упаси Бог!
Сергеев, как дальтоник, в таких случаях часто путался и нет-нет да и
заплывал за буи! Но только в своей акватории.
Прогресс в отношениях начал потихоньку намечаться: с лица помощницы
исчезла прокурорская суровость, она снова превратилась в молодую, миловидную
женщину. Сергеев в восторге от тишины и соседства с холеной феей решительно
свалился на мягкий кожаный диван и погрузился в ученые размышлизмы. На этом
диване ему всегда хорошо думалось.
Почему-то исследования у Сергеева начинались со старых анекдотов. По
случаю или без него, но вспомнилось: один молодой человек приехал в Сочи в
курортный сезон; вечером отправился на танцы; познакомился с приятной
особой, с которой успешно и переспал. На утро в фойе местного кинотеатра он
узрел свою пассию и бросился к ней с излиянием восторгов, как к старой
знакомой. Та остановила его недоумением и вопросом: "Разве мы с вами
знакомы"? И, когда по простоте душевной молодой человек прибегнул к вескому,
по его мнению, аргументу - "Но мы же с вами переспали"?! Она ответила ему,
называя вещи своими именами, открытым текстом: "Секс - это не повод для