как буря в чашке молока, войнами за независимость и свободу, эпицентр азарта
которых пришелся на 1810-30 годы. Период последствий таких войн, укрепивших
свободное государство, распахнул двери парламента для местных
демократов-демагогов, ничего путного не давших народу. Она помнила имена
первого и слишком многих последующих президентов страны - сплошь выдающихся
политических деятелей эпохи: Х.А.Паэс, затем - А.Гусман Бланко. Кстати, в
России ей будет предоставлена возможность узнать, что здесь тоже имеются
свои Гусманы: один - почти что творец КВН - очага студенческой творческой
демократии, другой заместитель председателя ИТАР-ТАСС. С.Кастро, имя
которого так легко запомнилось по аналогии с Кубинским Лидером-красавцем,
отпрыском крупного землевладельца, тоже увековечился на Венесуэльской земле.
Перечень президентских имен был обширным, как названия блюд на разные вкусы
в фешенебельном ресторане любого Южноамериканского государства, алкающего
свободу. Сабрина знала их почти все на перечет и очень гордилась этим.
Теперь Сабрина окончательно (ей так казалось) попрощалась с Венесуэлой
и многие кадры из кинофильма ее памяти моментально стерлись. Осталась
нетронутой, почитаемой и тщательно охраняемой та серия из фильма, которая
включала все то, что связано с Сергеевым. Сабрина заглянула лишь в первые
кадры и тихо заплакала, уткнувшись лицом в плечо Музы. Та почему-то
безошибочно определила акцент грусти и, нежно поглаживая Сабрину по волосам
и шее прошептала ей на ушко:
- Сабринок, уже улетели из прошлого, готовься ко встрече с настоящим и
будущим.
Она немного подождала и добавила:
- Там, в Санкт-Петербурге, тебя, как впрочем и меня, ждет встреча с
тенью любимого человека! Они уже там, на месте, эти тени, они суетятся от
нетерпения, ожидая встречи с нами. Однако, дорогая подруга, помни, что такие
встречи не безопасны, ведь их и нас будут сопровождать потусторонние силы,
способные, а, может быть, и желающие подстроить нам всякие каверзы.
Муза наклонилась к ушку Сабрины поближе и заурчала что-то самое тайное
и сокровенное:
- Сабринок, не удивляйся моим откровениям, но сознаюсь перед тобой, что
пришлось мне постигнуть некоторые запретные тайны, тайны оккультизма. Вот с
некоторыми из них, если ты не возражаешь, я бы и хотела с тобой поделиться.
Понятно, что тот разговор был продолжением психотерапии, но теперь
рациональной, индивидуальной, скорее всего, отвлекающего плана. Муза
продолжала священнодействовать:
- Давай-ка вспомним маленький стишок твоего ласкового и нежного
"зверя". Кажется, он назвал его "Судьба":

У каждого своя судьба,
она решительна всегда,
и справедливостью полна,
как чаша полная вина,
которую все пьют до дна.
Кто знаки вещие начертит
и жизнью грешника завертит?
Конечно, тот, кто всем владеет,
все может, знает и умеет.
Кто тянет линию генетики,
красот телесных и эстетики?
Он сильный, мудрый, всемогущий,
как рок навязчиво-грядущий.
Его по-разному обозначают,
ругают, молят, навещают.
А Он спокойно наблюдает,
как люди, жалкие мартышки,
теряют совесть, пишут книжки,
да просят Бога снизойти -
продлить банальные пути!

- Слов нет, не очень элегантно он нас окрестил мартышками, но он весь в
том - такой он ироничный человек. Безусловно, сам он порядочная мартышка,
коль оставил в одиночестве любимую, да еще и беременную, женщину и спокойно
погрузился на дно океана.
Муза почесала переносицу, словно собираясь с вещими мыслями, затем
заявила:
- Сабринок, предстоит тебе пройти тернистый путь адаптации к забавной
российской действительности, которая в самое ближайшее время обязательно
поддаст тебе пендаля. Но ты будь мужественной, не удивляйся, не
расстраивайся, а готовься пить чашу горького вина... до дна.
Муза давно заметила, что любой вариант психотерапии с Сабриной проходит
более успешно если истоки мотивации регламентирующих поступков или мыслей,
установок пытаться находить в том, что связано с Сергеевым: какие-то сценки
из жизни, биографические эскизы, наконец, ссылки на его научные работы или
литературные поделки. Муза с лихвой отрабатывала этот способ объединения
любовного прикрытия и утилитарных, сиюминутных психологических задач. Она
делала это с удовольствием еще и потому, что он был более близок женскому
восприятию, ибо содержал налет романтизма, свойственного вообще оккультным
дисциплинам.
Еще старик Папюс в своих многочисленных книгах об оккультизме
настойчиво отрабатывал программу минимум и максимум, внедряя в массовое
сознание значение латинского слова occultus, переводимого на русский язык,
как тайный, сокровенный. Он уверенно разводил бодягу по поводу магии и
внушения: "Прежде мы говорили, что Магия объясняет все гипнотические явления
через реакцию идеи на астральное тело и через действие астрального тела на
тело физическое". Или иное категоричное замечание: "Внушение, по
изотерическим разъяснениям, есть создание оживотворенной мысли, действующей
в виде импульса на мозг. Одно лицо может влиять или на другое лицо -
альтеро-внушение, или на самого себя - авто-внушение".
Муза не забиралась в своих практических представлениях в каббалу, а,
подобно Сергееву, считала, что главное подвигнуть свое пациента к нахождению
в одном общем локусе информационного поля с личностью, способной оказывать
положительное воздействие. А тогда уже, с помощью астрального ко-терапевта,
направлять его к восприятию тех ценностей, которые склонен индуцировать
пациенту лекарь, дабы принести клиническую пользу.
Надо сказать, что проживая хоть и не очень долгий срок в Израиле, Муза
успела основательно влезть в традиции еврейского мистицизма. Наверное,
тоненький ручеек такой особой мудрости тянулся еще из Герона. На одной из
темных и вонючих улиц загадочного города в восемнадцатом веке представители
еврейских диаспор, состоящих из давно совершивших побег из пределов вдруг
ставшей немилостивой Земли Обетованной и глубоко укоренившихся на новой
родине (Германия, Франция, Испания), создали знаменитую потом еврейскую
духовную академию. Там глубоко изучали не только Талмуд, но и каббалу -
новую (пусть будет - передовую!) отрасль еврейского мистицизма, пришедшую из
сытого Прованса.
Безусловно, Муза не забиралась в дебри "таинств" слишком уж тайных, но
ознакомилась с кусочками формулировок из великого труда Кастильского раввина
Моисея де Леона. "Загор" - было название этой вещей книги. Правда, в те
древние и дикие времена общение с каббалой стоило дороже, чем жизнь. В
Испании и по всей Европе евреев сделали виновниками страданий, принесенных
черной чумой 1348 года. Особенно рьяно велись проповеди антисемитизма с 1391
года. Тогда погибли тысячи евреев. Еврейство в Испании вынудили усилить
социальную мимикрию: наряду с чисто еврейскими и христианскими общинами
стали создаваться общины обращенных - конверсов. В условиях адского
мракобесия и чистая каббала основательно испачкалась пакостью тупых
наваждений.
Муза помнила, что религиозный реформатор более позднего периода Мартин
Лютер (1483-1546) сослужил двуликую службу еврейству: сперва он, рассчитывая
на поддержку образованного и богатого еврейства, строил проповеди в
положительном ключе; затем, почувствовав сдержанность реакции евреев,
обрушил на их головы отчаянные инвективы. Специалисты даже набираются
смелости заявлять, что идеологическая нетерпимость и фанатическая злоба
популярного реформатора предваряют собой нацистскую пропаганду, перемешавшую
мысль, слово с безвинной кровью миллионов евреев.
Муза в своих изысках тянулась, естественно, к практической - лечебной
стороне еврейского мистицизма (магии). Ее колдовство, если уж употреблять
такой термин, заключалось в мастерстве построений и перестроений нужной
мотивационной ориентации пациента, для чего, безусловно, необходим талант
раскрытия личности подопечного.
Магазанник и Феликс, наблюдая действия Музы издалека, с высоты своей
мужской целеустремленности и категоричности. Слов нет, они ни черта не
понимали в технологиях ее лечебных действий, но вынуждены были поражаться
неоспоримому положительному эффекту. В их представлениях (особенно у
Феликса, сразу же поверившего в трансцендентальное) действия Музы все больше
и больше ассоциировали с эстетикой превосходного шаманства. Если угодно,
современной формы научно-обоснованного колдовства. Они только причмокивали
губами и покачивали наполненными восторгом тяжелыми головами.
Муза давно заметила, что эти двое не в себе, но оставила их лечение на
закуску. Она великолепно понимала, что терапия может приобрести иные формы.
Скорее всего те, которые дают окончательный эффект, если врач преображается
в любовника (любовницу) и, лежа в постели вместе с пациентом, добивается
положительного сдвига в активном поступательном движении. Она вспомнила, что
Сергеев такой метод называл "психотерапией с включением". При этом он всегда
прикрывал глаза от удовольствия, со смаком потягивался и многозначительно
улыбался. Что уж он там подразумевал? - пусть теперь докладывает Святым
Апостолам - Петру или Павлу. Сам Всевышний, конечно, на пустяковый допрос
тратить время не станет.
Муза снова обратилась к Сабрине:
- Помнится, читала я у него на вечных клочках такой лихой стишок, если
память не изменяет, под названием "Тайна":

Трагические тайны
толкут тьму тараканью.
Но наивный наш народ
держит мысль наоборот:
ни по ветру, ни по туче -
по дремучести паучей.
Грех воспринят, как победа.
Мысли - повод для обеда.
Горе - стойкий фактор бреда.
Счастье - мусор у забора,
порождение раздора.
Радость - хуже воровства,
как ошибка сватовства.
Пошлость - свойство молодца,
позабывшего отца.
Лживость - качество лица
проходимца, подлеца.
Вот и думай, как тут жить,
с кем обняться и дружить!

- Понимаешь, Сабринок, - продолжала Муза, - в том стихе он ничего не
преувеличил и не приврал - все так и есть. Ты должна готовиться ко встрече с
загадочным народом, имя которому в общепринятой практике "русские" (вроде бы
славяне), но ничего общего со славянами тот народ давно не имеет. Пусть же
тебя не шокируют и не сражают наповал нелепости, с которыми ты будешь
сталкиваться в России на каждом шагу.
Сабрина слушала грозные предупреждения внимательно, но было очевидно,
что она еще не понимает в полной мере их значение. Логика поступков тех
людей, среди которых она родилась и с кем соседствовала в течение всей
жизни, настолько отличалась от российской поведенческой вычурности, что
трудно было предположить возможные повороты даже обычных поступков.
Известно, что "пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Славянский дух
дремал и грустил в Сабрине тоже! Пока она, как думающий и анализирующий
человек, обратила внимание на особенности интеллектуального багажа своей
новой подруги. Но та так мастерски расставляла сети психотерапевтических
решений, что заподозрить ее в выполнении лечебной практики было,
практически, невозможно. Создавалось впечатление, что ведется только
душеспасительная беседа. Тем более, что психотерапевты вообще от природы и
по обязанности исключительно искренние и заряженные эмпатией личности, то
есть способные к сопереживанию. Муза же основательно привязалась и полюбила
Сабрину.
Время перелета было долгим и Сабрина занялась раскопками, распаковкой,
сортировкой и раскладкой интеллектуального багажа подруги. Как только Боинг
набрал высоту и стюардессы покатили свои "тачанки" с прохладительными и
горячительными напитками, прозвучал ее первый вопрос:
- Музочка, может быть я ошибаюсь, но сдается мне, что у тебя имеются
бесспорные национальные предпочтения? Это касается выбора друзей, любимого
человека, наконец, взглядов на жизнь?
Муза отхлебнула из стакана что-то прохладительное, ухмыльнулась как-то
рассеянно, вяло, потом ее улыбка плавно перетекла в смешливую
многозначительность. Видимо, она сперва зарылась поглубже в свои ощущения, в
память и, нащупав там что-то основное, центральное, начала уже более
уверенно свою нелегкую повесть о жизни:
- Понимаешь, Сабринок, если говорить просто, то и формулы разговора
можно отыскать заурядные. Но не бывает так в жизни! Все живое и неживое так
прочно - массой видимых и невидимых связей - переплетено друг с другом. Мало
того, занятные опосредования выходят на уровень галактический. Вот и не
получается обо всем том рассуждать без помощи Бога или властителей
сверхразумом.
- Суди сама, - продолжала Муза, отдышавшись, - я чистокровная еврейка,
как ты предполагаешь, жестко национально сориентированная, но мой первый и
пока еще последний мужчина был больше татарином, чем славянином. Сергеев, в
компании которого мы все крутились, имел выраженные скандинавские, да еще
литовско-польские корни. Но я лично никогда не чувствовала себя неуютно на
всех их ученых шабашах, да и во время застолья тоже. Полагаю, - ты уж извини
меня, Христа ради, - что и в постели мне было бы с ним уютно, не попадись на
моем пути первым Мишка-сорванец, татарин-удалец.
Муза еще отхлебнула прохладительного, облизнула красивые, сочные губы.
Сабрина фиксировала именно это. Она ведь была мирская женщина и не
стремилась проникать в философские дали. Ее вопрос был в большей мере
прозаическим, чем риторическим. Совершенно по-женски она, конечно,
стремилась разведать отношение подруги к Сергееву, как к мужчине, и на
всякий случай попробовать разгадать: а не было ли чего-нибудь?!.. между ними
в былые времена.
Но Муза была непроста, ой непроста! Она все прекрасно понимала, но
последовательно вела свою линию - линию хорошо продуманной терапии. Она в
нужный момент пускала вход проверенный козырь в игре с Сабриной. Таким
козырем была его, еще не остывшая власть, над ней.
Муза, словно очнувшись от далеких воспоминаний, заулыбалась как-то
особенно игриво и заявила:
- Пойми меня правильно, Сабринок: жизнь - это все же игра, игра очень
интересная, занятная, но, слов нет, порой она и очень рискованная,
трагическая. И если Бог тебе в этой игре посылает славных партнеров, то надо
радоваться такому подарку и потреблять его на всю катушку. Кстати, из той
теории, которой я, скорее всего, достаточно плотно компостировала твои
мозги, следуют весьма практические выводы. Правда, логика в них совершенно
адекватная вывертам Сергеева и Михаила. Позволь поясню тебе подробнее, что
удумали эти интеллектуалы-головотяпы. Они уверяли, что с помощью некоторых
диагностических подходов можно по ошибкам, опискам, оговоркам выяснять
конструкцию генофонда конкретных персон. Великие умы обозвали такое
направление "археологической генетикой". Здесь было что-то от метода
психоанализа, но их предложения отсыпались, пожалуй, на более высоком
социометрическом уровне, дающим возможность унифицировать технологии
обследования и использовать персональный компьютер.
Муза удостоверилась в том, что Сабрина не отвлекается, слушает и
продолжала:
- Они типировали грамматические и пунктуационные ошибки, допускаемые
школьниками и взрослыми дядями и тетями, соотнося их с языковыми
особенностями представителей различных национальностей. Теоретически все
выглядело просто: локусы информации (языковой), которыми пользуются евреи,
татары, скандинавы, славяне и т.д. отстоят друг от друга в информационном
поле на некотором расстоянии. Ученик со сложным генетическим коктейлем
путается при сопоставлении информации из таких локусов. Представь себе: ты
пишешь книгу и вынуждена пользоваться справочниками, стоящими на разных
полках, да еще и в разных шкафах, да в разных комнатах, а то и в разных
квартирах, городах, странах. Катавасия! Свихнуться можно! Такой
утомительный, непродуктивный поиск, как ты понимаешь, приводит к множеству
определенных грамматических ошибок, которые, скорее всего, правильнее
классифицировать, как ошибки поиска, организации поиска. Иными словами:
специфика генетического наполнения индивидуума заставляет его создавать свою
особую грамматику. Учителя такие фокусы называю орфографической
неустойчивостью, безграмотностью и тому подобное. Но виноват ли в том
ребенок, что его бабки, деды, отец и мать успели переспать с иноверцами,
причем приняли их в своих постелях несметное количество. Скорее, претензии
необходимо обратить к родителям, а не к детям. Но в реальной жизни
начинается борьба с индивидуальностью примерно такая же, как недавняя борьба
с "леворукостью". Тогда психику детей уродовали, заставляя переучиваться на
"праворукость". Сергеев предлагал снять в школах запрет на особенности
правописания. Представляешь, каков подарок министерству народного
образования?! Он утверждал, что большинство неврозов, психического
истощения, реактивных состояний, различного рода дезадаптаций развиваются по
принципу орфографического протеста или реакции на ущемление орфографической
динамики, которая подчиняется только индивидуальному грамматическому
тезаурусу.
Муза опять как-то весело, почти игриво, заухмылялась. Не хватало
только, чтобы она стала сладострастно потирать ручонки с длинными красивыми
пальцами, увенчанными холеными пурпурными когтями, свидетельствовавшими о ее
принадлежности к клану колдуний. Чувствовалось, что демонической женщине
доставляет удовольствие развенчивать самостийных гениев, которые очень долго
держали ее, как собачонку, на дрессировочной дистанции, на длине поводка, с
меняющейся протяженностью, зависимой от настроения властного и сумасбродного
хозяина. Теперь она сама заняла роль властелина-деспота и потому с
удовольствием отыгрывала обиды. Она продолжила:
- Ты бы посмотрела, Сабринок, какой математический аппарат привлекли
эти шизофреники для обоснования пошлых теорий. Помнишь теорему Байеса? По
лицу твоему, Сабринок, видно, что шизофреническими залетами ты никогда не
страдала. Я же помню теорему только потому, что она, намалеванная на
ватмане, долго висела перед моим носом, да еще слайды заставили выполнять
меня эти олухи. Правда, если не кривить душой, то формулу Байес вывел
элегантную, приятного, вполне опрятного вида. Сейчас я изображу ее на
листочке, ты сама поймешь, что ее творец обладал художественным вкусом:
P r ( i ) = p r ( i ) * p A ( i ) / ? p r ( i ) p A ( i ) ;
Скорее всего, не дела ради, а из-за тяготения к элегантности, выбрали
формулу Байеса наши ребята для доказательства своей правоты. Здесь,
Сабринок, все очень просто - только для понимания мобилизуй в себе максимум
шизотимности. На тарабарском языке математиков все звучит несколько
замысловато, но не так уж и страшно: вероятность гипотезы "i" после
испытания, приведшего к осуществлению события "А", равна произведению
вероятности этой гипотезы до испытания на вероятность события по этой
гипотезе, деленному на полную вероятность события "А", то есть на сумму
таких произведений для всех гипотез. Причем, Байес специальным постулатом
соизволил разрешить считать все априорные вероятности одинаковыми, за что
головой повернутые математики поют ему дифирамбы по сей день, причисляя
старика к вымирающему племени гениальных личностей.
Муза почти с восторгом обшарила физиономию Сабрины взглядом и
продолжила:
- Как тебе нравятся развлечения твоего благоверного? Ты чувствуешь, с
какой порочной личностью ты связалась! Он же настоящий шизофреник, не
обессудь, девочка, но это даже не требует доказательств!
Сабрина помолчала недолго и задала вопрос рассерженного палача:
- Музочка, судя по иронии, с которой ты живописуешь о научных поисках
святой парочки, ты не очень веришь в правомочность их теоретических посылок?
Не так ли?
Муза отвечала практически без подготовки, без размышлений, на одном
дыхании:
- Понимаешь, Сабринок, выбор научных гипотез всегда предвзят и
индивидуален. Надо вскрывать секреты мотивации такого выбора. Как правило,
их корни прячутся в сфере личностных особенностей. Сергеев и Михаил - дети
войны, а это значит, что, кроме издержек здоровья, за ними тянется хвост,
состоящий из безнадзорности и дичайшей педагогической запущенности. Ты
представляешь, в каком лексическом поле они вращались здесь, на земле, в
послевоенном Ленинграде: двор, специфическая мальчишечья среда - вот их
главный воспитатель. Отсюда могут исходить и дефекты лексического
восприятия, грамматической ориентации. Ведь правильный язык закладывается в
раннем детстве. Но и стрессы военного периода детства, недоедание, прочие
дефекты бытового ухода могли снижать их интеллектуальную толерантность. Эти
ребята сами называли себя "подранками". Безусловно, опосредованность
грамматических предпочтений может иметь генетическую программу. Но кто точно
знает в какой мере каждый из перечисленных факторов влияет больше? Сергеев
утверждал, что смешение наций, особенно выраженное в России, приводит к
выявлению, если угодно, к созданию генетических предпосылок для породы
одаренных личностей. Но смешение отсталых народов приводит к большому числу
"брака" при такой эволюции. Смешение элитарных генофондов дает меньше брака.
Он приводил в качестве показательной модели динамику еврейской нации: здесь
смешение, скажем, с немцами, приводило к мобилизации продуктивного
рафинированного потенциала, но слияние, например, с эвенками было чревато
почти стопроцентным оскудением еврейского генофонда. Конечно, речь идет об
селекции интеллекта. Может быть совокупление еврейки с эвенком обеспечит
рождение еще одного невообразимо шустрого пастуха оленей. Но, Сабринок,
согласись, что еврей-пастух - это уже запредельная нелепость. Еврей скорее
возьмется пасти пастухов-эвенков, причем, сидя в Париже или, на худой конец,
в Вашингтоне в Белом Доме. Ну, не в желтом же доме сидеть здоровому и
предприимчивому еврею. Однако, согласись, бегать с веревкой по глубокому
снегу, в сорокаградусный мороз за олениной - это явный перебор. Только
режиссеры-евреи из страны-сказки по имени Hollywood могут снимать фильмы, в
которых роли голиардов (поющих бродяг) будут играть актеры-евреи! Нет слов:
игра - игрой, но не более того!
Муза еще немного поразмышляла молча, наслаждаясь сказанным, затем
продолжила воспоминания:
- Сабринок, как ни крути, но я опять вынуждена прибегать к теориям
твоего благоверного - Сергеева. Одно время он основательно тешил свое
сознание представлением о схемах, матрицах воздействий на землян, задуманных
Богом. Здесь предлагалась простая логическая конструкция: предположим, что
галактические влияния ограничиваются только заданным температурным режимом.
Скажем, на планете Земля задана сверхвысокая температура (допустим, за счет
приближения к Солнцу) - вот тебе матрица первого порядка. Тогда, помятуя о
том, что белок (то есть носитель жизни) денатурируется (попросту говоря,
теряет свойства) при температуре выше 42 градусов, можно легко определить
возможна или нет жизнь на планете. Здесь могут быть уточнения: эксперимент
планируется в открытом контуре или искусственной среде?
Муза взглянула на кислую мордашку пациентки, рассмеялась, и
поправилась:
- Ты извини, Сабринок, меня за эту ученую тарабарщину, но лишний раз
хочу продемонстрировать тебе полет мысли твоего "ласкового и нежного зверя".
Сабрина сразу посерьезнела, повысила степень внимания. Она еще не
утратила импульсы обостренного почитания. Муза исподтишка проверила эффект
сказанного и продолжала:
- Далее идут другие уровни, - он их рисовал моему Михаилу: их была
масса, бессчетное число, я их даже не пыталась запоминать. Они вдвоем там
чего-то обосновывали, проверяли, расширяли, в общем, занимались ерундой.
Есть такое выражение у пролетариев - "разводить пальцем по яйцам",.. тебе
понятно это выражение?
Сабрина сперва несколько округлила глаза, затем прыснула от смеха так
бойко, что соседи по ряду, вторя ей, заулыбались, а пара мужиков загоготала,
чтобы подлизаться к красивой женщине.
- Только не хватало еще переводить для них "богатый русский язык", -
буркнула недовольно Муза. - Не отвлекайся, хохотушка, приструнила она
собеседницу.
- Теперь самое главное, Сабринок, приготовься! Твой благоверный просто
цепенел и надувался от восторга, когда доходил до этой части своих
откровений.
Сабрина, услышав о Сергееве, вновь сделалась весьма серьезной, вместе с
ней убавили прыти и собрали физиономии в желчный комок соседи. Муза
поерзала, словно поудобнее устраивая опорную ногу для решительно прыжка, и
молвила:
- Сергеев толковал: все основные биологические разборки на клеточном
уровне в живом мире происходят за счет тех матриц, которые определяют
хромосомные реакции. По мнению Сергеева, Бог для того устроил интересную
ловушку: Он создал микромир, обязав различные бактерии решать определенные
задачи такого обмена с клеткой вне ее оболочки, а вирусы пристроил к обмену
внутри клетки. Кстати, Сергеев успешнее, чем другие его коллеги, осуществлял
лечение инфекционных больных. Как он сам говорил, ему это удавалось именно
потому, что все свои клинические действия он соизмерял с такими постулатами.