Федоров Александр. Оракул

Счастье властной силой закружило обоих. Из номера не выходили трое суток:
пили только чай, кипяченый прямо здесь же, не отходя от постели; да хрустели
печеньем, ломали завалявшуюся плитку шоколада с орехами, нашлась и бутылка
сухого вина. Силы не иссякали, а только крепли, страсть переходила в
восторг, а дальше уже появлялась опытность; разгорался костер большой любви!
Дай-то Бог устойчивости и лежкости этой новой святой паре!
И ежику понятно, что потерявших голову любовников опекал Гончаров, ибо
ни разу никто не постучал назойливо в дверь, никакая развинченная горничная
не пыталась с решительностью остолопа обязательно произвести уборку в
номере, не являлась и дежурная по этажу с напоминанием о "контрольном часе -
23. 00". В какой-то момент Володя даже подумал, что их постельные игры
пишут, снимают скрытой камерой - уж слишком комфортной была обстановка,
вальяжнее, пожалуй, чем в фешенебельном парижском публичном доме. Последнее
сравнение, конечно, явилось от многоопытной души Сергеева-старшего, которая,
кстати, и подсказала отроку не бояться "колпака", ибо в таком невинном
возрасте, как у Володи, прощаются все грехи. А потом: отменная работа - она
и есть отменная, она поощряется, ею восхищаются даже незапланированные
зрители.
Как много все же значит молодость: для проявления сексуальной бодрости
Володе было достаточно ополоснуть холодной водой лицо и подтянуться пару
десятков раз, зацепившись руками за верхнюю перекладину косяка двери, и все
специальные механизмы снова начинали действовать безотказно. Но надо отдать
должное и "прикладному" мастерству Инны Марковны. Можно похвалить
организаторов учебного процесса в Санкт-Петербургском Университете, на
факультете иностранных языков, свято поддерживающих традиции одной из лучших
"кузниц кадров". Всестороннее образование (кстати, многообещающий термин для
любых вариаций!) "профессионалок" всегда было заботой не только ректората и
деканата, но и иных служб, участвующих в защите государственных интересов.
Пусть остается университетской тайной сложившаяся педагогическая система.
Все эти мысли между основными делами витали в голове Володи, ибо его
давно тянуло к скромному приземистому корпусу с ажурными оконцами по фасаду
с изящной лепниной. Это строение, словно слепленное из белой глины, но не
обожженной в закрепляющей созидательный процесс печи, как бы дышало на
ладан. Воздушность его, вероятнее всего, была сопровождением отмирания,
тленья строительных конструкций, но не системы обучения специалистов. Володя
в тайне от родственников давно решил получать параллельное образование в
стенах этого разрушающегося дома. Но он пока не выбрал профильный язык
(скорее всего, это будет испанский... или английский?). Потому ему было так
уютна в горячих объятиях выпускницы факультета иностранных языков
Санкт-Петербургского Университета: ясно, что углубленное, к тому же сугубо
индивидуальное, обучение юноши уже началось.
Корпус стоит на набережной, на виду у всего города. Ему машет правой
рукой присевший неподалеку Михаил Васильевич Ломоносов. При таком оформлении
отношений древности и современности никто не посмеет заявить, что "рыба
тухнет с головы". Понятно, почему именно в несколько трясущейся от
нетерпения и скрытого темперамента головке ректора появилась мысль отобрать
у соседа - Военной академии тыла и транспорта - соседнее скромное зданьице -
бывшую конюшню. За счет военного ведомства, в котором вполне достаточно
жеребцов, можно значительно расширить функциональные возможности факультета
иностранных языков Университета. В отремонтированных по европейскому
стандарту стойлах можно будет выпестовать прекрасных с "тыла и транспорта"
кобылиц и жеребцов, на которых давно возрос спрос во всем мире.
Не стоит уточнять, как там с женскими элементами у ректора
Университета, но у Инны Марковны была такая влекущая грудь (тот случай,
когда имеет место некоторое превышение стандарта, подпадающее под качества
"золотого сечения"), что Володя балдел и только открывал и снова закрывал
рот, как рыба, выброшенная на рабочую поверхность. Такие женские формы
природа дарит лишь избранным, словно специально для оценок внимательных
экспертов заинтересованных структур. Стоит ли винить их за настороженность,
усердие и внимательность. Конечно, в свои молодые годы Володя плохо
разбирался в психоанализе, но в нем возлежала душа Сергеева-старшего, а
она-то быстро разобралась в истоках темперамента. Сексуально-эстетическое
воспитание новорожденного мальчика начинается сразу же с момента первого
прикладывания к груди. Сабрина в этом смысле так основательно приучила
своего сына к эталонам отменного спроса, что в дальнейшем ошибаться в выборе
экспоненты было практически невозможно. Тем более, что еще из алгебры Володя
помнил простенькую формулу экспоненциальной (показательной) функции: y =
a^[x], где x - независимое переменное.
Эта "независимость" и переменность сильно будоражили воображение
молодого повесы. Он, безусловно, давно (еще в младенчестве), но тайно,
присматривался к атрибутике женского тела. Глаза привыкали к избранному,
отменному - Сабрина, Муза. Когда он осознал греховность некоторых фантазий,
то, естественно, оставил в покое образ матери и сместился в сторону тетушки.
Муза - любимая тетушка - была его Ахиллесовой пятой. Она впечатляла
подрастающий организм все больше и больше. Какой все же мудрый рецепт
лечения юношеских неврозов открыла решительная Муза - взяв за шиворот и
отшвырнув далеко к Черному морю все эти танталовы муки, поселившиеся в
"подрастающей среде". Теперь самовосполняющееся "достояние республики" само
шло ему в руки! И судя по пляжной толчее, имя тому "достоянию" - легион!
Когда на четвертые сутки Инна запросила "пардону" (терминология
моряка-писателя Новикова-Прибоя), было ясно, что спецназ умыл инъяз, а
заодно и его воспитателей из КГБ. А, если уж на чистоту, то не стоит дерзить
КГБ - в его структурах много славных подразделений. Не стоит думать, что там
трудятся только жандармы, вяло отслеживающие кухонную пьяную болтовню кучки
диссидентов-импотентов. Но в данном случае, безусловно, каждая спецслужба
занималась своим делом: КГБ "фильтровал" объект и обеспечивал прикрытие
своей сотруднице, военная разведка между делом поинтересовалась
возможностями потенциального коллеги.
Мог ли тогда Володя знать, что его отец уже давно подтвердил на крысах,
морских свинках, лабораторных кроликах, собственном опыте и опыте
наблюдаемых пациентов простую истину, которая, если бы ее помнили миряне,
ударила любого, как серпом по яйцам. Первая женщина и первый мужчина в
сексуальном рауте - это приговор, биологический крест практически на всю
оставшуюся жизнь. Важно, чей иммунитет окажется сильнее, более
подготовленным. Соитие открывает ворота первому инфицированию, причем, не
только усилиями армад разнообразных микробов (известных медицине и
неизвестных), но и биологическому внедрению определенных матриц будущего
поведения клеток, затем тканей, а вместе - всего организма. Здесь, на этом
хирургическом ложе, состоится последовательная ампутация заметных частей
перспектив жизни сексуальных партнеров - вот оно первое серьезное
"приглашение на казнь"! К этому року добавится и последующая медленная
биологическая пытка и смертный приговор.
Нет необходимости иметь полное высшее биологическое или медицинское
образование, чтобы понять: если в сопрягающихся в постели разнополых телах
замешаны достаточно неординарные, даже запутанные, генетические программы,
то биологическое потрясение будет более выраженным. Сергеев-старший,
конечно, был способен приоткрыть тайну таких зависимостей юному покорителю
дамских сердец. Он сходу расшифровывал запутанные коды, но это никогда не
ослабляло его собственного темперамента лишь потому, что он был
экспериментатором по "главной сути", то есть до мозга костей.
Сергеева-старшего даже бодрила перспектива наткнуться на генетическую
казуистику, лишь бы она не была сродни "влагалищу с зубами". Он бы,
наверняка, отметил, что в Инне Марковне таятся гены сефардов, именно тех,
которые хорошо перемешали еврейскую "бурю" с испанским "штормом". Последний
компонент роднил ее с Сабриной. А эта колдунья, безусловно, на понятийном
уровне давно передала частицу своей биологической предвзятости неродному, но
единственному и невероятно близкому сыну.
Тем не менее, в Володе отмечался явный перекос в сторону скандинавской
ветви человечества. Однако Сергеев-старший уже ушел из жизни. А труды его в
этой сложной области этологии и генетики, находящейся ближе не к науке, а к
искусству, были погребены вместе с мозгом в безразмерном Тихом океане.
Теперь страстным любовникам приходилось самостоятельно решать вопрос: "кто
больше навредит своему визави"? А это был гамлетовский вопрос, до ответа на
который любовники, упивающиеся беспощадными ласками, еще не доросли.
Пожалуй, ответ на него можно будет получить только в Эдеме. Но, слава Богу,
что простые смертные, как глупые мартышки, резвятся, не ведая о
приближающейся каре за грех! "Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим
беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены, и, как зеленеющий
злак, увянут" (Псалом 36: 1-2). К кому сегодня обращены эти слова - "Вот в
чем вопрос"!
Спустились в столовую (как раз во время обеда): у всех жующих
моментально, как по команде, свело челюсти. Простые люди (но в душе
романтики) положив ложки, впились глазами в любовников: женщины проглаживали
откровенной завистью удачливую одалиску, мужчины были более солидарны с
волевой стороной любовного дуэта. Легкая, интригующая худоба и счастливая
взвинченность любовников свидетельствовали не о страданиях, а о безграничном
восторге. Чтобы не вызывать копростаз (у иных - диарею) или, того хуже,
язвенные прободения у обедающих, Инна и Володя решили спуститься этажом ниже
- в ресторан. Но и там было слишком много доброжелательных взглядов.
Гостиничный бизнес - это профессия, а профессионалы все понимали без слов и
исповедей. Купили куру-гриль, с невинной улыбкой, застрявшей в клюве
несуществующей головы, другие мясные продукты, пополнили запасы вина,
фруктов и сладостей. Снова скрылись в номере. Тишина восторга объединяла
действующих лиц и сильно переживающих зрителей - но тех и других разделяли
стены.
Забавно, но факт: к возвращению любовников в номер, была произведена
уборка и смена постельных принадлежностей (видимо, перезарядили и
видеокассеты): Россия, если захочет, может покорять любые вершины, в том
числе и гостиничного сервиса. Куру рвали на части руками и зубами, с азартом
и вдохновением: женщина по агрессивности и традициям хищных животных явно
обгоняла мужчину. Кто говорит, что путь к сердцу мужчины лежит через
желудок?! Это ошибка. Тот путь обозначен прежде всего для любящей,
ненасытной в страсти женщины. Инна Марковна доказала это на все сто
процентов. Даже не соблаговолив умыть рожи после почти звериной трапезы,
бросились в объятия друг к другу - и опять началась животная страсть! И так
еще три счастливейших дня и ночи.
За окном шлепало невысокими волнами море. Пляж раскалял почти до бела
свои необозримо ленивые бока под присмотром добрейшего солнца. Легкий бриз
слегка ласкал многочисленные жопы, выменя и вымечки, темечки, мошонки,
припуциумы, сытые животы и гладкие спины. Кругом ползла и плавилась
беспросветная курортная глупость, словно окончательно растленная, слившаяся
в единый общий организм, гусеница. Весь этот необозримый порок можно было
встряхнуть только взрывом атомной бомбы. Не помогли бы даже усердные,
массированные бомбардировки американскими снарядами, начиненными ослабленным
ураном, ибо на этом пляже закалялся истинный, кондовый, многонациональный
"русский характер".
Володя, по вполне понятным причинам, вспомнил давние стихи своего отца,
вычитанные из листочков семейного архива. Сабрина никогда не возбраняла сыну
знакомиться с тайными мыслями отца, но, видимо, несколько "фильтровала"
пламенный эпос. Где гарантия, что из-под очередного листочка не выскочат на
свет Божий и вздорные откровения. Пришел на ум, видимо, маленький экспромт,
еще не остывшего сознания не унывающего родителя (Порок):

Порок споткнулся о любви порог:
кто смог, тот смог - еще разок!
И от того возник восторга круг:
летим ко мне - к тебе, мой друг.
Обменный ритм и слезы страсти
вершат со стоном общие напасти.
Потом покой и размышлений мука:
кто человек, а кто кобель, кто сука?
Грешить и каяться - судьбу дразнить,
потом опять грешить, всегда грешить!..

И здесь, после этих строф, молодой Сергеев словно прозрел: в его мозгу,
как ласковый, но настойчивый солнечный лучик-будильник, ворвавшийся рано
утром в окно через плохо сведенные шторы, взыграла простая аналогия. Володя
вспомнил простенькую греческую легенду, рассказанную миру уже порядком
спившимся Александром Куприным. Большой мастер к тому времени, основательно
сдал: он в основном перебивался мелкими поделками. Но, если речь заходила о
святой любви, то даже решительно прогрессирующий алкоголик был способен
поднять из могилы в Бозе почивший талант, отряхнуть с него на время
тлетворный дурман, взбодрить свой татарский темперамент. Ему еще удастся
порадовать читателей романами "Жанета", "Юнкера" и некоторыми мелочами,
которые тоже засядут в голове Сергеева-младшего, помогут ему сносно
ориентироваться в некоторых жизненных лабиринтах, где ведущим является
хищное любопытство, а ведомым - осторожность, разум и добропорядочность.
В опубликованной в 1929 году маленькой легенде Куприн завел речь об
очаровательной девушке Геро и молодом атлете Леандре, встретившимися
случайно и полюбившими друг друга с первого взгляда. Но их чувство ломали
печальные обстоятельства, и тогда на сцене замелькал старый пастух, насквозь
пропахший козлом. Он миролюбиво и откровенно предупредил Геро, что "ничего
не делает насильно, а только заманивает". И потом он "зелени" не терпел, а
оставлял ее своим козлам. Младшая жрица из храма Артемиды, по его разумению,
была именно такой "зеленью". Но, тем не менее, он взялся помогать ей
поддерживать в ночи костер - сигнальный маяк для Леандра. Словно между делом
пастух мастерски играл на свирели сладкие песни, да рассказывал такие
сказки, что "Геро во тьме краснела не только лицом, но даже грудью, спиной и
животом". Куприн не стал спускаться ниже - он, скорее всего, плохо знал
анатомию, акушерство и гинекологию. Кончилось все так, как и должны
кончаться любовные истории, если их творцами и участниками становятся
стареющие сатиры: Геро покинула тот край вместе с пастухом, навсегда забыв о
былом возлюбленном.
Володе показалось, что Сергеев-старший бродил по свету именно таким
козлоногим сатиром, удачно рассказывающим ласковым женщинам волшебные
сказки. Теперь он силою душевного огня передавал сыну свое ремесло.
Сергеев-младший вдруг почувствовал прелесть амплуа, так точно отраженного в
песне словами: "бродяга и задира, я обошел полмира". Да, не было сомнений:
отец завещал сыну свой крест! А Сергеев-младший начинал входить во вкус и
прикипать к новой миссии. С позволения сказать, шикарная грудь Инны Марковны
была тому основательной порукой. Но возникал вопрос: "Порукой чего, каких
страстей, каких мытарств"? То ли утомление начинало сказываться, то ли,
наконец-то, слегка потянулось и принялось просыпаться благоразумие. Но,
скорее всего, начали позванивать колокольчиками печали отдаленной, но
настойчиво приближающаяся, тревожности!
"Но нет в мире такой радости, на дне которой не таилась бы капля
печали". На шестой день сексуального пиршества отвратительно резкий
междугородный звонок потряс спальню рано утром. Прыжки и гримасы вялых
мыслей и активных оргий оборвались моментально: голос Музы, перемешанный с
рыданиями и неподдельным горем, ударил:
- Володя, срочно вылетай ближайшим рейсом в Сухуми, билет заказан,
обратиться в кабинет No 3, в сухумском аэропорту тебя будут встречать.
Подробности при встрече!
Было от чего призадуматься, но команда получена, времени на раздумье и
прощание не отпущено. Володя быстро собрал вещи, предупредил администрацию,
обнял и поцеловал Инну. "И снова бой! Покой нам только снится"!

* 6.8 *
В Сухуми в аэропорту Володю встретил Феликс, чувствовалось, что он был
переполнен горем настолько основательно, что на нем не было лица: почернел,
осунулся, глаза наполнены слезами. Он молча пожал Володе руку, вышли из
здания аэропорта, сели в машину с тонированными стеклами: Феликс без всяких
обиняков, словно был уверен в том, что настоящий мужчина должен все
выдержать, огорошил:
- Володя, случилась трагедия: самолет, на котором находились Сабрина и
Магазанник, при заходе на посадку под Сухуми врезался в гору, все погибли.
Володя никогда раньше не видел, как плачут мужчины: Феликса словно
вдавило в сидение, он сгорбился, его сотрясали конвульсии беззвучного
рыдания, говорить он больше не мог. У Володи от неожиданности закружилась
голова и стало поташнивать. Он вышел из машины и, подойдя к охраннику,
попросил закурить - это была его первая в жизни сигарета. Он даже не замечал
вкуса вдыхаемого дыма, остановился, когда пламя, слизав весь табак,
подобралось к самым кончикам пальцев, к губам. Он обратился к охраннику:
- Не знаете подробности?
Охранники, безусловно, все знают - это же их работа отслеживать всю
информации, способную так или иначе воздействовать на шефа. Парень ответил:
- Летели на военно-транспортном самолете. Диспетчер, видимо, отвлекся,
или не очень активно реагировал на проблемы российского самолета (здесь же
Грузия), а пилоту неизвестны точные детали маневра, как они накладывались на
типовую параболу, отсвечивающуюся на диспетчерском экране. Результат -
столкновение с горой. Все вдребезги, сейчас там работает комиссия, район
оцеплен, собирают остатки тел пассажиров и экипажа, ищут "черный ящик". Муза
Ароновна уехала на опознание останков, держится мужественно, но за двое
суток не произнесла ни одного слова, ничего не ест, только запивает водой
какие-то таблетки.
- А ведь нам надо знать, что это за таблетки, мы же и ее охраняем. -
добавил сострадательным, но все же недовольным тоном охранник.
Из машины вышел Феликс, он продолжал разговор по мобильнику. Договорив,
обратился к Володе:
- Сейчас заедем за Музой: может быть, что-либо прояснится. Затем
отправимся в гостиницу, где и будем решать, что делать дальше. Не
возражаешь?
Какие могли быть возражения.
Муза ждала машину на улице, перед воротами городской больницы. Она,
видимо, не хотела, чтобы Володя даже издалека увидел это скорбное место -
самый дальний угол больничного двора, где помещалось патологоанатомическое
отделение вместе с судмедэкспертизой. Туда уже начали свозить останки
погибших в авиакатастрофе.
У Музы было каменное лицо, она попыталась изобразить подобие улыбки
только, когда увидела Володю. Удержав его жестом в салоне автомобиля, она
присела к нему поближе на заднее кресло, прижала голову сына к плечу и
замолчала, силясь подавить подкатывающиеся к горлу рыдания. Затем она,
справившись с конвульсиями, несколько отстранилась от Володи, впилась в его
лицо полными слез глазами и ломающимся голосом произнесла:
- Я предупреждала их обоих: не оформляйте брак - это для вас грех,
слушайтесь Бога! Вот теперь наступило возмездие.
Феликс попытался что-то высказать, как-то защитить погибших, но Муза
решительно его прервала:
- Кстати, это и тебе, Феликс, суровое предупреждение. Не тяни ты меня в
эти "райские кущи". Мне еще необходимо окончательно поставить на ноги
Владимира.
Новую слабую попытку Феликса высказать свое мнение Муза прервала
решительным жестом. И не нужны были слова, все стало понятным без них -
разумнее прекратить никчемные разговоры. Муза помолчала несколько минут,
видимо, успокаивая бурю, все время пытавшуюся вырваться наружу. Ей это
тяжело давалось, но она оказалась мужественной и волевой женщиной. Словно
вспомнив что-то, она стала разыскивать свою сумочку, которая от резких
движений свалилась с сиденья на пол автомобиля. Нашла ее, раскрыла и,
доставая небольшую записку, пояснила:
- Володя, перед случившимся, примерно за неделю, приходил твой
племянник - Саша. Он хотел поблагодарить тебя за помощь - оказывается из-за
него ты ввязался в драку с наркоманами, будь осторожен, прошу тебя.
Посмотри, он ведь совсем мальчишка, а уже провидец. Мне разрешено было
прочитать записку: из нее понятно, что Саша унаследовал поэтический дар
твоего отца, его деда. Но посмотри, какое предчувствие событий, словно
предупреждает о надвигающейся трагедии и пытается приободрить, поддержать
тебя. Мистика! Вот уж воистину: "Устами ребенка глаголет истина"!
Володя развернул записку, в глаза прежде всего бросился короткий стих
("Знамение").
Перед стихами было написано несколько строк текста: Саша благодарил за
помощь, оставлял телефон, адрес, предлагал встретиться по приезде в
Санкт-Петербург. Действительно во всем этом была не только реальность, но и
мистика.

В этот жуткий период
опять наплывает беда.
И она ударяет со зла.
Чернота подавляет:
повсюду мерещится
пыль, песок и зола.
Слезы давят, сжимают
дыханье и рушат дела.
Клочья вялой тревоги
пеленают пустые тела.
Отойди, отопри, упади:
поклонись у икон -
у креста помолись.
Не тоскуй, не грусти -
ГОСПОДЬ ОТЗОВИСЬ!

Но сейчас Володю волновала не депеша, не появление нового родственника.
Боль неожиданной утраты сразу двух самых близких людей почти парализовала
сознание. Он думал, говорил и действовал словно на автомате: спрятал
записку, помолчал подбирая слова и обратился к Музе почти с примитивным
штампом:
- Когда будут похороны? Где все это будет происходить?
Музу как бы ударило разрядом тока, она снова замолчала, давя в себе
рыдания. Справившись, вымолвила:
- Володя давай, во-первых, договоримся, что ты будешь теперь называть
меня мамой. Если, конечно, тебе это не сложно. Но для меня в том содержится
многое - потом, как-нибудь объясню мотивы. Во-вторых, ты обязан знать
правду, а правда эта очень горькая. Понимаешь, они оба, словно по злому
року, по чьему-то предвиденью, сидели в таком месте салона самолета, что
после столкновения, взрыва и пожара от обоих не осталось следа. Не только их
души, но и тела растворились в воздухе. Нам осталась только память о них.
Помнишь в стихотворении: "Чернота подавляет: повсюду мерещится пыль, песок и
зола"... Не собрать даже пепла для захоронения... Даже часы, некоторые
украшения сгорели дотла.
Володя после длительного молчания способен был произнести лишь
немногое:
- Музочка,.. тетушка,.. мамочка, ты моя дорогая! Я никогда не делил
вас, а любил обоих... У меня всегда было две мамы!.. Сабрина, Муза. Я это
постоянно чувствовал.
Володя задумался, уйдя, видимо, с головой в захламленные уголки памяти.
Аналитические размышлизмы путались под ногами у разума сердца. Он задал
тяжелый, глупый вопрос:
- А зачем, собственно, они полетели? Как оказались в этом самолете, на
этом рейсе?
Ответ был убийственным, говорила опять Муза:
- Сабрина и Аркадий летели к тебе, хотели первыми сообщить тебе о
изменениях в их жизни, как-то объясниться, что ли... Ты же понимаешь, их
волновала твоя реакция. У Аркадия были дела в Сухуми, вот они и сделали
маленький крюк, закончившийся, к сожалению, такой нелепой трагедией...
Муза на мгновение, словно, ослепла от слез. Она мотала головой и только
причитала, слов нельзя было разобрать (горе всегда необходимо прежде
выплакать). Затем она заговорила более внятно:
- Я многократно говорила Сабрине, просила ее быть осторожней... Неужели
не понятно: Сергеев ведь из компании посвященных... Точнее - "меченных" и
Богом и Дьяволом... Все с ним непросто. Нельзя было так бесцеремонно
обращаться с его памятью - это же вызов, а значит приговор себе... Я
предупреждала ее многократно!... Неужели так трудно поверить: здесь нет
никакой мистики, а только реальность!.. Это же так просто, так понятно, так
логично!..
Сейчас Муза уже не говорила, а только мотала головой. Сил не было
сдержать слезы: они потекли ручьями. Она уткнулась головой в плечо Володи и
дала себе волю: плакала долго. Видимо, за эти дни накопилось много
невыплаканных слез. Потом Муза как бы приутихла - ничего не говорила, не
причитала, а только периодически подносила платок к глазам и промокала слезы
на щеках.
Феликс тоже низко наклонил голову. Володя держался, но нос щекотала
тяжелая влага. Ему, конечно, было легче, чем остальным: он был молод, а
потому эгоистичен, как всякий мало переживший и абсолютно здоровый человек.
У него не было отца, а были только мужчины-наставники, и он уже привык к
такого рода ущербности. Влияние наставника всегда несколько формально, оно
влияет на душу ребенка огнем или холодом, но не тем приятным, ласковым,
нежным теплом, которое согревает постоянно, к которому привыкаешь, как к
теплому летнему воздуху. Ассоциируется это ощущение с мужчиной-отцом, не