Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- Следующая »
- Последняя >>
и в состоянии ломки, видимо, требовал денег у матери на покупку наркотика;
не получив и не найдя их, он впал в агрессию, которая в таких случаях не
знает границ. Первым же ударом в область сердца он убил мать, потом в
состоянии адской злобы насиловал ее труп и наносил множественные удары ножом
по всему телу - их насчитали 38. Садистическая коитусная экзекуция не
пощадила даже проникающие в брюшную полость раны - это были уже действия не
обезумевшего человека, а дьявола. Канализация агрессии, утомление вызвали
некоторое просветление сознания, и, скорее всего, оценив содеянное,
окунувшись с головой в угрызения совести, он вскрыл себе вены - смерть
наступила, как и положено в таких случаях, от массивной потери крови. В море
этой перемешенной кровищи - матери и брата - экскрементов, рвотных масс я и
обозревал ужасную картину, равную если только светопреставлению, последнему
дню Помпеи!
Кто знает, где живет право на суд? Кому на Земле оно передано по воли
Господа Бога? Моя болезненная встряска - свидетельство того, что я не
принадлежу к числу допущенных к осуждению чужих грехов. Я вдруг ясно увидел
сложный образ мирской жизни и понял значение сказанного в Откровении Святого
Иоанна Богослова (6: 8): "И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем
всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над
четвертой частью земли - умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями
земными".
Да, видимо, прав был мой родной отец, говоря о том, что в каждом из нас
живет Каин и Авель. Эти оба - вместе заключены в нашей душе Богом заранее,
потому что только Ему известно, когда наступит время нашего выхода на
страшную или славную сцену. Бог - главный режиссер, Он и даст нужный знак в
нужное время, определит роль каждому исполнителю: тогда будет позволено
действовать в нас либо Каину, либо Авелю. "Ибо истинны и праведны суды Его!"
(Откровение 19: 2)
Поток нашей жизни безостановочен до тех пор, пока это угодно Богу. В
этом потоке все перемешано - и плохое и хорошее - и ничего не происходит
случайно и необдуманно. Всегда находится в судьбе человека место и добру и
злу, и греху, и преступлению, и здравому смыслу, и благовидному поступку -
так и лепится из грязи и белой глины слепок человеческого бытия: "И в нем
найдена кровь пророков и святых и всех убитых на земле" (Откровение 18: 24).
Святая обязанность лекаря, коль скоро он назначен помощником смерти,
выполнять беззаветно свою миссию, сдерживая себя в страсти судить ближнего,
помня указание свыше: "Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть
еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще"
(Откровение 22: 11).
***
Послание второе:
Маленький принц
Так уж сложились обстоятельства наших художественных изысканий, что
приходится снова обращаться к еще одному выдающемуся французскому писателю.
Для краткости и таинственности опять задействуем аббревиатуру: пусть крыло
нашей фантазии, коснувшись Великой Франции, напишет в воздухе литературы
лишь три буквы - ВФП. Умные и начитанные скоро догадаются, о ком идет речь,
а непосвященным скажем с мягкой иронией: Проехали! Ваша остановка скрылась
из виду!..
Этот корифей литературы был профессиональным летчиком, с блеском
выполнявшим сложнейшие перелеты над морями и океанами, горами и пустынями.
Он возил почту и реже пассажиров на разных континентах, иначе говоря, был
заурядным воздушным извозчиком. Родился литератор-летчик 29.06.1900 года, а
погиб (не вернулся из разведывательного полета) 31.07.1944 года.
Происхождение у летчика - аристократическое, образование неполное высшее: с
1919 по 1921 год учился на архитектурном отделении Школы изящных искусств,
но до окончания вуза добровольно ушел в армию, где получил специальность
летчика. После демобилизации в 1923 году впал в нужду и неприкаянность:
служил на черепичном заводе, тянул лямку агента по продаже автомобилей, в
1926 году по великому блату поступил в авиационную компанию для работы
летчиком на почтовых линиях. Многие эпизоды из его и товарищей по профессии
жизней отражены в рассказах и романах. Недаром первый опубликованный рассказ
назывался "Летчик" - то была проба пера, да и, чего греха таить, жест
благодарности хозяевам, принявшим бедолагу на работу. В том рассказе было
много лака и патоки, позы и жеста, но были и творческие находки, разглядев
которые умный человек мог почувствовать факт рождения нового мастера.
ВФП, как говорится, под занавес жизни написал свою последнюю книгу под
названием "Маленький принц". Еще одно важное литературное произведение он
толком не успел закончить. "Маленький принц" - детская сказка, но в ней
говорилось многое и для взрослых. Она была закончена и выдохнута в
бескрайние просторы литературы в 1943 году. От первого романа - "Южный
почтовый", вышедшего в 1929 году, до финальной сказки протянулись почти
четырнадцать лет - срок немалый. И пришлись те годы на период восхождения к
вершинам человеческой и писательской зрелости - плодотворный период жизни,
богатый интересными и поучительными событиями. Из этой копилки выбраны
творческие бриллианты, оттеняющие своим блеском, прежде всего, простую, но
мудрую фабулу, и доступный практически для любого человечьего понимания язык
повествования. Много мудрых сентенций, определяющих бытие свободного,
независимого человека, каким только и может (должен) быть ребенок, было
подарено книгой читателю. В одном строю с впечатлительным ребенком может
стоять и тот взрослый, который осознает, что по воле Божьей появился на свет
и выполняет Господом предписанную миссию. "И Он пас их в чистоте сердца
своего, и руками мудрыми водил их" (Псалом 78: 2).
Нет сомнения, что ко времени написания "Маленького принца" (Le petit
prince) литератор-творец перешагнул Рубикон (Rubiconis). А перемахнув через
свою реку творческих запретов, он наполнил душу особой мудростью и
святостью, сродни лишь поэтам. И, как некогда Юлий Цезарь, форсировавший с
войском, вопреки запрещению сената, знаменитую пограничную реку, впадающую в
Адриатическое море, он мог воскликнуть: "Alea jacta est!" - Жребий брошен!
Но тогда Цезарь развязал гражданскую войну, в результате которой овладел
Римом и превратился всего лишь в разумного сатрапа. Теперь писатель-летчик
воспарил на высоту мировой литературной славы - он завоевал свой вечный,
творческий Рим.
Поэт является существом особым, о том предупреждал другой уникальный
французский писатель Жан Поль Сартр: "Поэт - вне языка, он видит изнанку
слов". А далее идет уточнение Сартра - знатока поэтических дел: "Поэт творит
миф, заключенный в особом микрокосме". Как не печально, но так предусмотрено
Богом, роман-сказка заканчивается также, как закончилась жизнь самого
писателя: "Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез".
В реальности все обстояло просто: ВФП забрался в кабину боевого самолета,
попрощался с техником, с руководителем полетов, видимо, пожелавшими ему
доброго пути, поднял послушную машину высоко в небо. Возвращение пилота
ждали, но не дождались: через какое-то время стало понятно, что он
растворился в воздухе или нырнул в океан. Но душа его в последнее краткое
мгновение отцепилась от тела летчика, выпорхнула из клетки летательного
аппарата и устремилась в бескрайний космос навстречу с волшебным, сказочным
потусторонним Миром. Так родилась новая легенда, теперь уже о самом авторе
легенд. И пищей для нее можно считать хотя бы то, что успел написать ВФП в
"Маленьком принце": "Взгляните на небо. И спросите себя: жива ли та роза или
ее уже нет? Вдруг барашек ее съел? И вы увидите: все станет по-другому"...
Кто ведает, откуда прилетают души на нашу планету и в суете, без
строгого выбора, вселяются в тела новорожденных детей, из которых затем
вырастают взрослые люди, совершающие плохие или хорошие поступки. "У меня
есть веские основания полагать, что Маленький принц прилетел с планетки,
которая называется астероид Б-612". Аналогия посеву людских поступков
отчетливо выделена в романе-сказке, в каждой его фразе. ВФП, без сомнения,
имел ввиду то, что необходимо и должно было отметить, если посягаешь на
мудрость мудрецов: "На планете Маленького принца, как и на любой другой
планете, растут травы полезные и вредные. А значит, есть там хорошие семена
хороших, полезных трав и вредные семена дурной, сорной травы". Весь ужас
заключается в том, что "почва планеты вся заражена ими". Прополка таких
"сорных" дел и поступков - задача обязательная, постоянная, но скучная, хотя
и совсем не трудная.
Маленький принц сообщал своему слушателю некоторые мысли, которые
землянам и не всегда приходят в голову вовремя и в правильной форме.
Например, многие цветы имеют шипы, и люди по раздражению собственному или от
усталости, от плохого сна полагают, что "шипы низачем не нужны, цветы
выпускают их просто от злости". Но, оказывается, все обстоит иначе, во
всяком случае, Маленький принц пояснил следующее: Цветы слабые. И
простодушные. И они стараются придать себе храбрости. Они думают - если у
них шипы, их все боятся". Вот так и с людьми: многие из них пытаются
выпускать шипы, охраняя тем самым душу от воздействия людской злобы,
зависти, соблазнов. Однако интересно в этой логической модели, показывающей
отношения между разными типами людей, и другое: "Миллионы лет у цветов
растут шипы. И миллионы лет барашки все-таки едят цветы. Так неужели же это
не серьезное дело - понять, почему они изо всех сил стараются отрастить
шипы, если от шипов нет никакого толку?" Подобные вопросы-задачи возникают у
людей постоянно, в течение всей жизни, и каждый обязан найти на них ответы
самостоятельно, иначе не удастся отстоять право оставаться на земле - в
достойном месте, с достойным видом. Может быть, шипы-то и не нужно никому
отращивать и выпускать навстречу друг другу. На этом поприще происходит
вечная охота и погоня, охрана и сбережение души. И этот процесс - далеко не
простое явление: "Как позвать, чтобы он услышал, как догнать его душу,
ускользающую от меня? Ведь она такая таинственная и неизведанная, эта страна
слез".
Так уж задумано Богом, что большую часть испытаний, легко перерастающих
из малых в большие формы, составляют те, которые сопряжены с отношениями
мужчины и женщины. На этом пути мужчину первого ждут разочарования и
потрясения (по правде сказать, так ему и надо!). Можно начать с малого:
"Маленький принц, конечно, догадался, что удивительная гостья не страдает
избытком скромности, зато она была так прекрасна, что дух захватывало!" Но
стоит ли удивляться - Богом задумано иное, но Дьявол уговорил Всевышнего
отдать окончательное выяснение вопроса в его цепкие ручонки. Дьявол
постарался на славу: "Скоро оказалось, что красавица горда и обидчива, и
Маленький принц совсем с нею измучился. У нее было четыре шипа, и однажды
она сказала ему: Пусть приходят тигры, не боюсь я их когтей!.. Нет, тигры
мне не страшны, но я ужасно боюсь сквозняков. У нас нет ширмы?"
Да, войны в семье и на земле часто начинались из-за женских штучек.
Спасения от таких поступков нет, и Маленький принц тяжело привыкал к
подобным реальностям: "Пустые слова он принимал близко к сердцу и стал
чувствовать себя очень несчастным... Никогда не надо слушать, что говорят
цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом". Искушение - это не
трусы одноразового пользования. Они не меняются по дням недели, они не таят
и, как образ Летучего Голландца, в густом тумане. Наступил момент в жизни
Маленького принца, когда он воскликнул: "Ничего я тогда не понимал! Надо
было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла
мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я
должен был угадать нежность".
Часто понимание красивого - зыбкое, спрятанное за некую изгородь,
состоящую из массы препятствий-ожиданий. Здесь требуется и терпение, и
выдержка, такими свойствами наделены только настоящие, достойные женщины:
"Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с
бабочками. Они, должно быть, прелестны. Эту сентенцию легко пристроить к
желанию женщины иметь ребенка, которое в гротесковой форме реализуется в,
так называемой, материнской семье. Здесь действует жестокий матриархат по
отношению к мужчине-самцу и безграничная любвеобильность по отношению к
"дорогому чаду". Появление ребеночка на свет, как правило, обозначается
прощанием с "самцом", не нужным в чисто материнской семье. Все выглядит,
примерно, так: И она в простоте душевной показала свои четыре шипа. Потом
прибавила: "Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти - так уходи".
Жизнь преподала Маленькому принцу и другие уроки: "Он не знал, что
короли смотрят на мир очень упрощенно: для них все люди - подданные". Потом
он поймет, что людей с инстинктом короля нельзя изменить, их стоит избегать,
дистанцироваться от абсолютной монаршей воли, особенно, если следствием ее
являются вздорные распоряжения. Редкий случай - но Маленький принц
встретился с руководителем иного плана: "Это был абсолютный монарх. Но он
был добр, а потому отдавал только разумные приказания". Его доброта
соседствовала с истинной мудростью, проявляющейся, прежде всего, в
следовании принципу - "не судите, да не судимы будите"! "Себя судить куда
трудней, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты
поистине мудр".
Другой афоризм напрашивался сам собой: "Тщеславные люди глухи ко всему,
кроме похвал". Общения с носителями такой жизненной философии требовалось
избегать настойчиво и решительно, ибо они имеют свою искривленную логику:
"Почитать значит признавать, что на этой планете я всех красивее, всех
наряднее, всех богаче и всех умней".
На других планетах Маленький принц постиг иные основные понятия:
"узнать можно только те вещи, которые приручишь"; "нужно соблюдать обряды";
"зорко одно лишь сердце". В его копилке-памяти отложилось и многое другое.
Например, стало ясно: "Когда даешь себя приручить, потом случается и
плакать". Ясно: "У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто
странствует, - они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки".
Некоторым счастливчикам сам Господь Бог завещает: "У тебя будут звезды,
которые умеют смеяться!"
Наследием Маленького принца было простое, как все гениальное, и
жизненное, как того требуется для земного счастья человека, - это было
заурядное слово-послание, пеленающее в теплые и мягкие обертки, мысль:
"Взгляните на небо. И спросите себя: жива ли та роза или ее уже нет?" Эта
роза, конечно, твоя мечта, надежда, помысел, стремление, например, такое
гигантоманическое, как вечная жизнь. Но и все простое и великое дискретно,
смертно: Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез".
Тем, кому сильно повезло, и они сподобились родиться в России, сказка о
Маленьком принце - это только сказка, не имеющая реального воплощения. Души
россиян от многовекового бесправия и беспутства властей настолько
зачерствели, что их не проймешь идеализированными сказочными аллегориями. У
русских свои игры, особые счеты с жизнью, иные сказки. Маленький принц на
русский манер очевиден в плоте и творческом рвении, например, Венедикта
Васильевича Ерофеева (о своих великих писателях можно говорить и без тайн,
без аббревиатурных шифров). Родился Венедикт 24 (26) октября 1938 года на
ст. Чупа Лоухского района Карельской АССР. Его родители выходцы из
Ульяновской области. Писать начал, по свидетельству матери, с 5 лет. Школу
окончил с Золотой медалью, в 17 лет поступил на 1 курс МГУ, со 2-го курса
отчислен (официально - за непосещение военной кафедры!). Стал отцом в 1966
году (сына назвал Венедиктом), дедом сподобился быть в 1988 (внучка -
Настасья Ерофеева). Умер 11 мая 1990 года в относительной безвестности и
неприятии официальной литературным кланом.
При жизни Венедикту отчаянно не везло, скорее всего, по его же
собственной неосмотрительности. Не случайно он усматривал рациональное зерно
в простенькой мысли Петра Чаадаева: "Первое наше право должно быть не
избегать беды, а не заслуживать ее". Он несколько раз начинал восхождение к
вершинам высшего образования в периферийных вузах, например, во Владимирском
педагогическом, но дотягивал только до весенней сессии. Сменил несколько
рабочих профессий, исколесил Союз, а единственная работа, которая пришлась
по сердцу, была в 1974 году в Голодной степи (Узбекистан, Янгиер) -
"лаборант паразитологической экспедиции", "лаборант ВНИИДиС по борьбе с
окрыленным кровососущим гнусом" (Таджикистан).
Лидия Любчикова - была первой женой Ерофеева. Валя Зимакова - вторая
жена, закончила Владимирский педагогический институт, по специальности
преподаватель немецкого языка. Жила в деревне Мышлино с "тещей и козой",
преподавала в местной школе, родила Венедикту сына. Супружница Ерофеева,
бесспорно, имела определенные таланты, которые послужили материалом для его
знаменитой поэмы в прозе. Кто-то из друзей говорил, что Валя была несколько
рассеяна, по этой причине однажды сожгла собственный дом, чуть не погубив
при этом, тещу, козу и ребеночка. Ерофеев при ней был всегда какой-то
жеванный, помятый, неухоженный, но иногда шиковал - как то завел шикарный
портфель, в котором носил домашние шлепанцы (ими очень гордился) и
стеклянную посуду с алкоголем. Мотивы такой гордости нетрудно объяснить, но,
как сам Ерофеев считал, соглашаясь в том с Зинаидой Гиппиус: "Если надо
объяснять, то не надо объяснять".
Еще одно его увлечение Юлия - "комсомольская богиня": ездила на
мотоцикле, занималась спортивной стрельбой, закончила биофак, аспирантуру,
защитилась - кандидат биологических наук. Есть легенда, что при расставании
она "хотела даже застрелить Бена". Но, может быть, товарищи-собутыльники
куражу ради чрезмерно раздували эту версию, кто знает? Скорее всего более
продуктивная и полезная женидьба для Ерофеева-писателя состоялась в конце
жизни. Во всяком случае, сам Венедикт говорил о своей последней жене Галине:
"Она нищая, я нищий - судьба свела нас, как концы с концами". По мнению
жены, Ерофеев "подражал Христу", посему сравнительно легко переносил
жизненные невзгоды, но крестился он только в 1987 году, то есть в возрасте
пятьдесят лет. Игорь Авдеев писал: "Без сомнения, Веня был евреем. Я это
понял в самые первые дни нашего знакомства. Нельзя вынудить еврея не быть
евреем". Можно только добавить, что и Иисусом должен быть только еврей!
Может быть для красного словца, а, вернее, в порыве искреннего
откровения, Венедикт Ерофеев поправит своих будущих биографов, укажет им
вещее слово-ориентир: "В этом смысле я следую лучшим традициям. Прадед мой
сошел с ума. Дед перекрестил дрожащими пальцами направленные на него дула
советских винтовок. Отец захлебнулся 96-и-градусным денатуратом". Как тут
это все сочетается с образом Иисуса Христа, трудно понять!
Снижает пафос восторгов и похвальных речей относительно нравов поэта
многое, но особенно его собственные замечания: "Я - человек относительно
нравственный". С первым перекликается и второе: "Я - человек дурного вкуса и
животного обоняния"! А сюда уже самым лучшим образом лепится еще одно
замечание: "Если мои убеждения - логически верные, я торжествую! В противном
случае - без промедления отрицаю логику"! Понятно, что это все ирония ради
иронии, гротеск ради поэтической хохмы, но имеются же и пояснения к
невнятному душевному писку: "И почему я уверил себя, что все эти
словоплетения вливаются в меня со стороны? Если все-таки не сплю, - то кто
же помешает мне сейчас быть самим собой, исплевать "это пресловутое внешнее
воздействие, взять в собственные руки инициативу", - и ударить в затылок эту
чересчур уж любящую женщину"?..
От последнего слова - "женщина" - многозначительной ремарки - можно
перекинуть мостик и проблемам брака. И приходится признать: к браку, видимо,
Венедикт относился с заметной долей иронии. Иначе, как могли отсветиться в
его напечатанных афоризмах такая сентенция: "Пусть жена изменяет мне, только
бы родине не изменила". Это замечание основательно припекают и более веские
и развернутые замечание. Вот одно из них, причем, не самое горячее: "Ну да,
собственно, есть жар; никто не отрицает, что жар действительно имеет место,
- но не будете же вы мне возражать, если я замечу, что ваш пресловутый жар
вызывается движением бешено несущихся курьеров - от разума к половому органу
и от полового органа к разуму!.. И ваше сердце (о, не обижайтесь, прошу
вас!) ваше сердце - банальнейший постоялый двор, в котором вышеупомянутые
курьеры имеют обыкновение (и довольно похвальное обыкновение) инсценировать
пьяный дебош и богохульствование"...
Однако необходимо помнить, что у Венедикта многое было нестандартным,
например, "Вальпургиеву ночь" он написал на Канатчиковой даче - в знаменитой
московской психбольнице. Наверное, из подобранной в тех Пенатах коллекции
выходит сногсшибательный, почти сюжет специфического действия: "Нет,
господа, я обязан сейчас же заняться делом практическим - иначе я сойду с
ума! Во имя спасения собственного разума - я должен, я обязан гладить брюки,
в конце концов!.. Выгладить брюки... тщательно выгладить... - и завтра утром
найти их неглаженными!! Это - невыносимо! Это - хуже сумасшедших
перспектив"!.. Ну, а если кто-то усомнится в качестве сознания - ясное или
затуманенное? - то можно отнестись к прямому на сей счет замечанию:
"Извините... Это вам кажется, что я пьяный... Я уже давно... протрезвел...
Ну, раз вы говорите, - я пойду... уберусь... Меня ждут комфортабельные
канавы... Еще раз - извините". Возможно, даже после такого словесного душа
вопрошающий останется стоять на ногах и будет продолжать домогаться
юридически выверенных ответов. Тогда к самому горлу можно подвести острейший
кинжал в виде четкого аргумента мыслящей нестандартно личности: "Вот вы
говорите: высшие цели... А ты не думаешь, что существуют умные люди - умные!
- а они не понимают, что это значит! Не понимают! Не потому, что не могут! -
не хотят! Зачем мне издыхать ради высшей цели, если она меня не
воодушевляет"?!
Свое первое бесподобное произведение "Москва - Петушки" Ерофеев написал
в перерыве между пьянками, наскоро, на одном дыхании. Она была отпечатана на
пишущей машинке в пяти экземплярах (одна закладка) и разошлась по друзьям,
дав старт еще одному самиздату. Первое же полноценное издание поэмы "Москва
- Петушки" было осуществлено в Израиле, а в 1977 году - в Париже. Книгу
быстро перевели на многие языки и она расползлась по Земному шару, как
приятная ласковая зараза, способная утешать сердца всех тех, кто не брезгует
радостью общения с алкоголем. Ерофееву от изданий доставались крохи: друзьям
приходилось пересылать ему дорогие книги с красочными репродукциями для
того, чтобы он мог в России реализовывать их через комиссионки, получая хоть
какой-то доход. Писатель сильно нуждался, проще говоря, бедствовал, ожидая
того, когда же удосужатся издать книгу на главной родине алкоголиков - в
России.
Но такая задержка при партийном руководстве была вполне понятна, хотя
книга "Москва-Петушки" была, безусловно, известна ЦК и КГБ и там потешались,
наслаждались, читая эту книгу. Однако - всему же должны быть рамочки! Как
можно с первых страниц литературного произведения вещать крамольное: "Все
говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышу про него, а сам ни разу не видел.
Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве
с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало
- и ни разу не видел Кремля".
О счастливом нашем народе, стремительно строящим социализм и
продвигающимся семимильными шагами к коммунизму, говорится тоже с особым
придыханием и трепетом: "Я вышел на воздух, когда уже рассвело. Все знают -
все, кто в беспамятстве попадал в подъезд, а на рассвете выходил из него, -
все знают, какую тяжесть в сердце пронес я по этим сорока ступеням чужого
подъезда и какую тяжесть вынес на воздух".
А дальше выплывала, словно из глубины жизни отечества, заява, улетевшая
прямо со старта ввека: "О, эфимерность! О, самое бессильное и позорное время
в жизни моего народа - время от рассвета до открытия магазинов! Сколько
лишних седин оно вплело во всех нас, в бездомных и тоскующих шатенов! Иди,
Веничка, иди". Эта цитата - путеводитель каждому свободному от
социалистических норм поведения Веничке,.. Ивану,.. Петру и так далее.
Ерофеев преподавал монстрам партийной идеологии блестящий урок успешной
организационной работы: "Отбросив стыд и дальнейшие заботы, мы жили
исключительно духовной жизнью. Я расширял им кругозор по мере сил, и им
нравилось, когда я им его расширял: особенно во всем, что касается Израиля и
арабов". Но ирония такого стиха была мягкая, ласковая, приободряющая, как
слова и действия того, кто берет пьяную страну под локоток и нежно, без
нажима подводит к краю экономической пропасти. Остается немного - необходимо
только слегка подтолкнуть - и в дальний путь лети страна!..
Но для того, чтобы выполнить тот завет необходимы бытовые вариации и
они тут же находились писателем-поэтом, опытным алкоголиком и страдающей
личностью: "И пил уже не так, как пил у Карачарова, нет, теперь я пил без
не получив и не найдя их, он впал в агрессию, которая в таких случаях не
знает границ. Первым же ударом в область сердца он убил мать, потом в
состоянии адской злобы насиловал ее труп и наносил множественные удары ножом
по всему телу - их насчитали 38. Садистическая коитусная экзекуция не
пощадила даже проникающие в брюшную полость раны - это были уже действия не
обезумевшего человека, а дьявола. Канализация агрессии, утомление вызвали
некоторое просветление сознания, и, скорее всего, оценив содеянное,
окунувшись с головой в угрызения совести, он вскрыл себе вены - смерть
наступила, как и положено в таких случаях, от массивной потери крови. В море
этой перемешенной кровищи - матери и брата - экскрементов, рвотных масс я и
обозревал ужасную картину, равную если только светопреставлению, последнему
дню Помпеи!
Кто знает, где живет право на суд? Кому на Земле оно передано по воли
Господа Бога? Моя болезненная встряска - свидетельство того, что я не
принадлежу к числу допущенных к осуждению чужих грехов. Я вдруг ясно увидел
сложный образ мирской жизни и понял значение сказанного в Откровении Святого
Иоанна Богослова (6: 8): "И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем
всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над
четвертой частью земли - умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями
земными".
Да, видимо, прав был мой родной отец, говоря о том, что в каждом из нас
живет Каин и Авель. Эти оба - вместе заключены в нашей душе Богом заранее,
потому что только Ему известно, когда наступит время нашего выхода на
страшную или славную сцену. Бог - главный режиссер, Он и даст нужный знак в
нужное время, определит роль каждому исполнителю: тогда будет позволено
действовать в нас либо Каину, либо Авелю. "Ибо истинны и праведны суды Его!"
(Откровение 19: 2)
Поток нашей жизни безостановочен до тех пор, пока это угодно Богу. В
этом потоке все перемешано - и плохое и хорошее - и ничего не происходит
случайно и необдуманно. Всегда находится в судьбе человека место и добру и
злу, и греху, и преступлению, и здравому смыслу, и благовидному поступку -
так и лепится из грязи и белой глины слепок человеческого бытия: "И в нем
найдена кровь пророков и святых и всех убитых на земле" (Откровение 18: 24).
Святая обязанность лекаря, коль скоро он назначен помощником смерти,
выполнять беззаветно свою миссию, сдерживая себя в страсти судить ближнего,
помня указание свыше: "Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть
еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще"
(Откровение 22: 11).
***
Послание второе:
Маленький принц
Так уж сложились обстоятельства наших художественных изысканий, что
приходится снова обращаться к еще одному выдающемуся французскому писателю.
Для краткости и таинственности опять задействуем аббревиатуру: пусть крыло
нашей фантазии, коснувшись Великой Франции, напишет в воздухе литературы
лишь три буквы - ВФП. Умные и начитанные скоро догадаются, о ком идет речь,
а непосвященным скажем с мягкой иронией: Проехали! Ваша остановка скрылась
из виду!..
Этот корифей литературы был профессиональным летчиком, с блеском
выполнявшим сложнейшие перелеты над морями и океанами, горами и пустынями.
Он возил почту и реже пассажиров на разных континентах, иначе говоря, был
заурядным воздушным извозчиком. Родился литератор-летчик 29.06.1900 года, а
погиб (не вернулся из разведывательного полета) 31.07.1944 года.
Происхождение у летчика - аристократическое, образование неполное высшее: с
1919 по 1921 год учился на архитектурном отделении Школы изящных искусств,
но до окончания вуза добровольно ушел в армию, где получил специальность
летчика. После демобилизации в 1923 году впал в нужду и неприкаянность:
служил на черепичном заводе, тянул лямку агента по продаже автомобилей, в
1926 году по великому блату поступил в авиационную компанию для работы
летчиком на почтовых линиях. Многие эпизоды из его и товарищей по профессии
жизней отражены в рассказах и романах. Недаром первый опубликованный рассказ
назывался "Летчик" - то была проба пера, да и, чего греха таить, жест
благодарности хозяевам, принявшим бедолагу на работу. В том рассказе было
много лака и патоки, позы и жеста, но были и творческие находки, разглядев
которые умный человек мог почувствовать факт рождения нового мастера.
ВФП, как говорится, под занавес жизни написал свою последнюю книгу под
названием "Маленький принц". Еще одно важное литературное произведение он
толком не успел закончить. "Маленький принц" - детская сказка, но в ней
говорилось многое и для взрослых. Она была закончена и выдохнута в
бескрайние просторы литературы в 1943 году. От первого романа - "Южный
почтовый", вышедшего в 1929 году, до финальной сказки протянулись почти
четырнадцать лет - срок немалый. И пришлись те годы на период восхождения к
вершинам человеческой и писательской зрелости - плодотворный период жизни,
богатый интересными и поучительными событиями. Из этой копилки выбраны
творческие бриллианты, оттеняющие своим блеском, прежде всего, простую, но
мудрую фабулу, и доступный практически для любого человечьего понимания язык
повествования. Много мудрых сентенций, определяющих бытие свободного,
независимого человека, каким только и может (должен) быть ребенок, было
подарено книгой читателю. В одном строю с впечатлительным ребенком может
стоять и тот взрослый, который осознает, что по воле Божьей появился на свет
и выполняет Господом предписанную миссию. "И Он пас их в чистоте сердца
своего, и руками мудрыми водил их" (Псалом 78: 2).
Нет сомнения, что ко времени написания "Маленького принца" (Le petit
prince) литератор-творец перешагнул Рубикон (Rubiconis). А перемахнув через
свою реку творческих запретов, он наполнил душу особой мудростью и
святостью, сродни лишь поэтам. И, как некогда Юлий Цезарь, форсировавший с
войском, вопреки запрещению сената, знаменитую пограничную реку, впадающую в
Адриатическое море, он мог воскликнуть: "Alea jacta est!" - Жребий брошен!
Но тогда Цезарь развязал гражданскую войну, в результате которой овладел
Римом и превратился всего лишь в разумного сатрапа. Теперь писатель-летчик
воспарил на высоту мировой литературной славы - он завоевал свой вечный,
творческий Рим.
Поэт является существом особым, о том предупреждал другой уникальный
французский писатель Жан Поль Сартр: "Поэт - вне языка, он видит изнанку
слов". А далее идет уточнение Сартра - знатока поэтических дел: "Поэт творит
миф, заключенный в особом микрокосме". Как не печально, но так предусмотрено
Богом, роман-сказка заканчивается также, как закончилась жизнь самого
писателя: "Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез".
В реальности все обстояло просто: ВФП забрался в кабину боевого самолета,
попрощался с техником, с руководителем полетов, видимо, пожелавшими ему
доброго пути, поднял послушную машину высоко в небо. Возвращение пилота
ждали, но не дождались: через какое-то время стало понятно, что он
растворился в воздухе или нырнул в океан. Но душа его в последнее краткое
мгновение отцепилась от тела летчика, выпорхнула из клетки летательного
аппарата и устремилась в бескрайний космос навстречу с волшебным, сказочным
потусторонним Миром. Так родилась новая легенда, теперь уже о самом авторе
легенд. И пищей для нее можно считать хотя бы то, что успел написать ВФП в
"Маленьком принце": "Взгляните на небо. И спросите себя: жива ли та роза или
ее уже нет? Вдруг барашек ее съел? И вы увидите: все станет по-другому"...
Кто ведает, откуда прилетают души на нашу планету и в суете, без
строгого выбора, вселяются в тела новорожденных детей, из которых затем
вырастают взрослые люди, совершающие плохие или хорошие поступки. "У меня
есть веские основания полагать, что Маленький принц прилетел с планетки,
которая называется астероид Б-612". Аналогия посеву людских поступков
отчетливо выделена в романе-сказке, в каждой его фразе. ВФП, без сомнения,
имел ввиду то, что необходимо и должно было отметить, если посягаешь на
мудрость мудрецов: "На планете Маленького принца, как и на любой другой
планете, растут травы полезные и вредные. А значит, есть там хорошие семена
хороших, полезных трав и вредные семена дурной, сорной травы". Весь ужас
заключается в том, что "почва планеты вся заражена ими". Прополка таких
"сорных" дел и поступков - задача обязательная, постоянная, но скучная, хотя
и совсем не трудная.
Маленький принц сообщал своему слушателю некоторые мысли, которые
землянам и не всегда приходят в голову вовремя и в правильной форме.
Например, многие цветы имеют шипы, и люди по раздражению собственному или от
усталости, от плохого сна полагают, что "шипы низачем не нужны, цветы
выпускают их просто от злости". Но, оказывается, все обстоит иначе, во
всяком случае, Маленький принц пояснил следующее: Цветы слабые. И
простодушные. И они стараются придать себе храбрости. Они думают - если у
них шипы, их все боятся". Вот так и с людьми: многие из них пытаются
выпускать шипы, охраняя тем самым душу от воздействия людской злобы,
зависти, соблазнов. Однако интересно в этой логической модели, показывающей
отношения между разными типами людей, и другое: "Миллионы лет у цветов
растут шипы. И миллионы лет барашки все-таки едят цветы. Так неужели же это
не серьезное дело - понять, почему они изо всех сил стараются отрастить
шипы, если от шипов нет никакого толку?" Подобные вопросы-задачи возникают у
людей постоянно, в течение всей жизни, и каждый обязан найти на них ответы
самостоятельно, иначе не удастся отстоять право оставаться на земле - в
достойном месте, с достойным видом. Может быть, шипы-то и не нужно никому
отращивать и выпускать навстречу друг другу. На этом поприще происходит
вечная охота и погоня, охрана и сбережение души. И этот процесс - далеко не
простое явление: "Как позвать, чтобы он услышал, как догнать его душу,
ускользающую от меня? Ведь она такая таинственная и неизведанная, эта страна
слез".
Так уж задумано Богом, что большую часть испытаний, легко перерастающих
из малых в большие формы, составляют те, которые сопряжены с отношениями
мужчины и женщины. На этом пути мужчину первого ждут разочарования и
потрясения (по правде сказать, так ему и надо!). Можно начать с малого:
"Маленький принц, конечно, догадался, что удивительная гостья не страдает
избытком скромности, зато она была так прекрасна, что дух захватывало!" Но
стоит ли удивляться - Богом задумано иное, но Дьявол уговорил Всевышнего
отдать окончательное выяснение вопроса в его цепкие ручонки. Дьявол
постарался на славу: "Скоро оказалось, что красавица горда и обидчива, и
Маленький принц совсем с нею измучился. У нее было четыре шипа, и однажды
она сказала ему: Пусть приходят тигры, не боюсь я их когтей!.. Нет, тигры
мне не страшны, но я ужасно боюсь сквозняков. У нас нет ширмы?"
Да, войны в семье и на земле часто начинались из-за женских штучек.
Спасения от таких поступков нет, и Маленький принц тяжело привыкал к
подобным реальностям: "Пустые слова он принимал близко к сердцу и стал
чувствовать себя очень несчастным... Никогда не надо слушать, что говорят
цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом". Искушение - это не
трусы одноразового пользования. Они не меняются по дням недели, они не таят
и, как образ Летучего Голландца, в густом тумане. Наступил момент в жизни
Маленького принца, когда он воскликнул: "Ничего я тогда не понимал! Надо
было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла
мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я
должен был угадать нежность".
Часто понимание красивого - зыбкое, спрятанное за некую изгородь,
состоящую из массы препятствий-ожиданий. Здесь требуется и терпение, и
выдержка, такими свойствами наделены только настоящие, достойные женщины:
"Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с
бабочками. Они, должно быть, прелестны. Эту сентенцию легко пристроить к
желанию женщины иметь ребенка, которое в гротесковой форме реализуется в,
так называемой, материнской семье. Здесь действует жестокий матриархат по
отношению к мужчине-самцу и безграничная любвеобильность по отношению к
"дорогому чаду". Появление ребеночка на свет, как правило, обозначается
прощанием с "самцом", не нужным в чисто материнской семье. Все выглядит,
примерно, так: И она в простоте душевной показала свои четыре шипа. Потом
прибавила: "Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти - так уходи".
Жизнь преподала Маленькому принцу и другие уроки: "Он не знал, что
короли смотрят на мир очень упрощенно: для них все люди - подданные". Потом
он поймет, что людей с инстинктом короля нельзя изменить, их стоит избегать,
дистанцироваться от абсолютной монаршей воли, особенно, если следствием ее
являются вздорные распоряжения. Редкий случай - но Маленький принц
встретился с руководителем иного плана: "Это был абсолютный монарх. Но он
был добр, а потому отдавал только разумные приказания". Его доброта
соседствовала с истинной мудростью, проявляющейся, прежде всего, в
следовании принципу - "не судите, да не судимы будите"! "Себя судить куда
трудней, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты
поистине мудр".
Другой афоризм напрашивался сам собой: "Тщеславные люди глухи ко всему,
кроме похвал". Общения с носителями такой жизненной философии требовалось
избегать настойчиво и решительно, ибо они имеют свою искривленную логику:
"Почитать значит признавать, что на этой планете я всех красивее, всех
наряднее, всех богаче и всех умней".
На других планетах Маленький принц постиг иные основные понятия:
"узнать можно только те вещи, которые приручишь"; "нужно соблюдать обряды";
"зорко одно лишь сердце". В его копилке-памяти отложилось и многое другое.
Например, стало ясно: "Когда даешь себя приручить, потом случается и
плакать". Ясно: "У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто
странствует, - они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки".
Некоторым счастливчикам сам Господь Бог завещает: "У тебя будут звезды,
которые умеют смеяться!"
Наследием Маленького принца было простое, как все гениальное, и
жизненное, как того требуется для земного счастья человека, - это было
заурядное слово-послание, пеленающее в теплые и мягкие обертки, мысль:
"Взгляните на небо. И спросите себя: жива ли та роза или ее уже нет?" Эта
роза, конечно, твоя мечта, надежда, помысел, стремление, например, такое
гигантоманическое, как вечная жизнь. Но и все простое и великое дискретно,
смертно: Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез".
Тем, кому сильно повезло, и они сподобились родиться в России, сказка о
Маленьком принце - это только сказка, не имеющая реального воплощения. Души
россиян от многовекового бесправия и беспутства властей настолько
зачерствели, что их не проймешь идеализированными сказочными аллегориями. У
русских свои игры, особые счеты с жизнью, иные сказки. Маленький принц на
русский манер очевиден в плоте и творческом рвении, например, Венедикта
Васильевича Ерофеева (о своих великих писателях можно говорить и без тайн,
без аббревиатурных шифров). Родился Венедикт 24 (26) октября 1938 года на
ст. Чупа Лоухского района Карельской АССР. Его родители выходцы из
Ульяновской области. Писать начал, по свидетельству матери, с 5 лет. Школу
окончил с Золотой медалью, в 17 лет поступил на 1 курс МГУ, со 2-го курса
отчислен (официально - за непосещение военной кафедры!). Стал отцом в 1966
году (сына назвал Венедиктом), дедом сподобился быть в 1988 (внучка -
Настасья Ерофеева). Умер 11 мая 1990 года в относительной безвестности и
неприятии официальной литературным кланом.
При жизни Венедикту отчаянно не везло, скорее всего, по его же
собственной неосмотрительности. Не случайно он усматривал рациональное зерно
в простенькой мысли Петра Чаадаева: "Первое наше право должно быть не
избегать беды, а не заслуживать ее". Он несколько раз начинал восхождение к
вершинам высшего образования в периферийных вузах, например, во Владимирском
педагогическом, но дотягивал только до весенней сессии. Сменил несколько
рабочих профессий, исколесил Союз, а единственная работа, которая пришлась
по сердцу, была в 1974 году в Голодной степи (Узбекистан, Янгиер) -
"лаборант паразитологической экспедиции", "лаборант ВНИИДиС по борьбе с
окрыленным кровососущим гнусом" (Таджикистан).
Лидия Любчикова - была первой женой Ерофеева. Валя Зимакова - вторая
жена, закончила Владимирский педагогический институт, по специальности
преподаватель немецкого языка. Жила в деревне Мышлино с "тещей и козой",
преподавала в местной школе, родила Венедикту сына. Супружница Ерофеева,
бесспорно, имела определенные таланты, которые послужили материалом для его
знаменитой поэмы в прозе. Кто-то из друзей говорил, что Валя была несколько
рассеяна, по этой причине однажды сожгла собственный дом, чуть не погубив
при этом, тещу, козу и ребеночка. Ерофеев при ней был всегда какой-то
жеванный, помятый, неухоженный, но иногда шиковал - как то завел шикарный
портфель, в котором носил домашние шлепанцы (ими очень гордился) и
стеклянную посуду с алкоголем. Мотивы такой гордости нетрудно объяснить, но,
как сам Ерофеев считал, соглашаясь в том с Зинаидой Гиппиус: "Если надо
объяснять, то не надо объяснять".
Еще одно его увлечение Юлия - "комсомольская богиня": ездила на
мотоцикле, занималась спортивной стрельбой, закончила биофак, аспирантуру,
защитилась - кандидат биологических наук. Есть легенда, что при расставании
она "хотела даже застрелить Бена". Но, может быть, товарищи-собутыльники
куражу ради чрезмерно раздували эту версию, кто знает? Скорее всего более
продуктивная и полезная женидьба для Ерофеева-писателя состоялась в конце
жизни. Во всяком случае, сам Венедикт говорил о своей последней жене Галине:
"Она нищая, я нищий - судьба свела нас, как концы с концами". По мнению
жены, Ерофеев "подражал Христу", посему сравнительно легко переносил
жизненные невзгоды, но крестился он только в 1987 году, то есть в возрасте
пятьдесят лет. Игорь Авдеев писал: "Без сомнения, Веня был евреем. Я это
понял в самые первые дни нашего знакомства. Нельзя вынудить еврея не быть
евреем". Можно только добавить, что и Иисусом должен быть только еврей!
Может быть для красного словца, а, вернее, в порыве искреннего
откровения, Венедикт Ерофеев поправит своих будущих биографов, укажет им
вещее слово-ориентир: "В этом смысле я следую лучшим традициям. Прадед мой
сошел с ума. Дед перекрестил дрожащими пальцами направленные на него дула
советских винтовок. Отец захлебнулся 96-и-градусным денатуратом". Как тут
это все сочетается с образом Иисуса Христа, трудно понять!
Снижает пафос восторгов и похвальных речей относительно нравов поэта
многое, но особенно его собственные замечания: "Я - человек относительно
нравственный". С первым перекликается и второе: "Я - человек дурного вкуса и
животного обоняния"! А сюда уже самым лучшим образом лепится еще одно
замечание: "Если мои убеждения - логически верные, я торжествую! В противном
случае - без промедления отрицаю логику"! Понятно, что это все ирония ради
иронии, гротеск ради поэтической хохмы, но имеются же и пояснения к
невнятному душевному писку: "И почему я уверил себя, что все эти
словоплетения вливаются в меня со стороны? Если все-таки не сплю, - то кто
же помешает мне сейчас быть самим собой, исплевать "это пресловутое внешнее
воздействие, взять в собственные руки инициативу", - и ударить в затылок эту
чересчур уж любящую женщину"?..
От последнего слова - "женщина" - многозначительной ремарки - можно
перекинуть мостик и проблемам брака. И приходится признать: к браку, видимо,
Венедикт относился с заметной долей иронии. Иначе, как могли отсветиться в
его напечатанных афоризмах такая сентенция: "Пусть жена изменяет мне, только
бы родине не изменила". Это замечание основательно припекают и более веские
и развернутые замечание. Вот одно из них, причем, не самое горячее: "Ну да,
собственно, есть жар; никто не отрицает, что жар действительно имеет место,
- но не будете же вы мне возражать, если я замечу, что ваш пресловутый жар
вызывается движением бешено несущихся курьеров - от разума к половому органу
и от полового органа к разуму!.. И ваше сердце (о, не обижайтесь, прошу
вас!) ваше сердце - банальнейший постоялый двор, в котором вышеупомянутые
курьеры имеют обыкновение (и довольно похвальное обыкновение) инсценировать
пьяный дебош и богохульствование"...
Однако необходимо помнить, что у Венедикта многое было нестандартным,
например, "Вальпургиеву ночь" он написал на Канатчиковой даче - в знаменитой
московской психбольнице. Наверное, из подобранной в тех Пенатах коллекции
выходит сногсшибательный, почти сюжет специфического действия: "Нет,
господа, я обязан сейчас же заняться делом практическим - иначе я сойду с
ума! Во имя спасения собственного разума - я должен, я обязан гладить брюки,
в конце концов!.. Выгладить брюки... тщательно выгладить... - и завтра утром
найти их неглаженными!! Это - невыносимо! Это - хуже сумасшедших
перспектив"!.. Ну, а если кто-то усомнится в качестве сознания - ясное или
затуманенное? - то можно отнестись к прямому на сей счет замечанию:
"Извините... Это вам кажется, что я пьяный... Я уже давно... протрезвел...
Ну, раз вы говорите, - я пойду... уберусь... Меня ждут комфортабельные
канавы... Еще раз - извините". Возможно, даже после такого словесного душа
вопрошающий останется стоять на ногах и будет продолжать домогаться
юридически выверенных ответов. Тогда к самому горлу можно подвести острейший
кинжал в виде четкого аргумента мыслящей нестандартно личности: "Вот вы
говорите: высшие цели... А ты не думаешь, что существуют умные люди - умные!
- а они не понимают, что это значит! Не понимают! Не потому, что не могут! -
не хотят! Зачем мне издыхать ради высшей цели, если она меня не
воодушевляет"?!
Свое первое бесподобное произведение "Москва - Петушки" Ерофеев написал
в перерыве между пьянками, наскоро, на одном дыхании. Она была отпечатана на
пишущей машинке в пяти экземплярах (одна закладка) и разошлась по друзьям,
дав старт еще одному самиздату. Первое же полноценное издание поэмы "Москва
- Петушки" было осуществлено в Израиле, а в 1977 году - в Париже. Книгу
быстро перевели на многие языки и она расползлась по Земному шару, как
приятная ласковая зараза, способная утешать сердца всех тех, кто не брезгует
радостью общения с алкоголем. Ерофееву от изданий доставались крохи: друзьям
приходилось пересылать ему дорогие книги с красочными репродукциями для
того, чтобы он мог в России реализовывать их через комиссионки, получая хоть
какой-то доход. Писатель сильно нуждался, проще говоря, бедствовал, ожидая
того, когда же удосужатся издать книгу на главной родине алкоголиков - в
России.
Но такая задержка при партийном руководстве была вполне понятна, хотя
книга "Москва-Петушки" была, безусловно, известна ЦК и КГБ и там потешались,
наслаждались, читая эту книгу. Однако - всему же должны быть рамочки! Как
можно с первых страниц литературного произведения вещать крамольное: "Все
говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышу про него, а сам ни разу не видел.
Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве
с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало
- и ни разу не видел Кремля".
О счастливом нашем народе, стремительно строящим социализм и
продвигающимся семимильными шагами к коммунизму, говорится тоже с особым
придыханием и трепетом: "Я вышел на воздух, когда уже рассвело. Все знают -
все, кто в беспамятстве попадал в подъезд, а на рассвете выходил из него, -
все знают, какую тяжесть в сердце пронес я по этим сорока ступеням чужого
подъезда и какую тяжесть вынес на воздух".
А дальше выплывала, словно из глубины жизни отечества, заява, улетевшая
прямо со старта ввека: "О, эфимерность! О, самое бессильное и позорное время
в жизни моего народа - время от рассвета до открытия магазинов! Сколько
лишних седин оно вплело во всех нас, в бездомных и тоскующих шатенов! Иди,
Веничка, иди". Эта цитата - путеводитель каждому свободному от
социалистических норм поведения Веничке,.. Ивану,.. Петру и так далее.
Ерофеев преподавал монстрам партийной идеологии блестящий урок успешной
организационной работы: "Отбросив стыд и дальнейшие заботы, мы жили
исключительно духовной жизнью. Я расширял им кругозор по мере сил, и им
нравилось, когда я им его расширял: особенно во всем, что касается Израиля и
арабов". Но ирония такого стиха была мягкая, ласковая, приободряющая, как
слова и действия того, кто берет пьяную страну под локоток и нежно, без
нажима подводит к краю экономической пропасти. Остается немного - необходимо
только слегка подтолкнуть - и в дальний путь лети страна!..
Но для того, чтобы выполнить тот завет необходимы бытовые вариации и
они тут же находились писателем-поэтом, опытным алкоголиком и страдающей
личностью: "И пил уже не так, как пил у Карачарова, нет, теперь я пил без