Федоров Александр. Оракул

миролюбиво заметил Богословский. - Расскажи лучше о себе, о твоей жизни
после Нахимовского училища. Времени и вина у нас много, спешить не куда.
Потом и я поведую тебе о своих земных странствиях.
Разговор, действительно, получился долгим, неспешным, но временами
эмоциональным. Стало смеркаться, ужин им притащили в каюту, не раз и не два
ходили друзья за "добавкой" - за следующей бутылкой вина. Холодок и
отчужденность, свойственные давно не встречавшимся друзьям, постепенно
проходили. Не заметили, как снова нырнули в прошлую жизнь, в молодые годы, в
нелегкую стихию казарменных юношеских бдений.

* 3.17 *
Поднимаясь вверх вдоль побережья Чили, "Новогрудок" последовательно
заходил в порты Антофагаста и Арика. Грузили и выгружали тюки и контейнеры:
здесь главным распорядителем был Богословский. Вообще, Александр оказался
весьма деловым, контактным и энергичным менеджером. Однако Сергеев,
приглядевшись по внимательнее, стал замечать некоторое своеобразие контактов
Александра, - они носили определенную избирательность, трактовать которую
можно было двояко. Но для окончательных и категоричных выводов информации
недоставало.
Богословский сопровождал судно до столицы Перу - портового города Лима.
Здесь он распрощался с капитаном, Сергеевым и командой, - была выплачена
приличная премия от фрахтователя. Дальше судно поплыло в Колумбию и встало
под погрузку в Буэнавентуре. Сергеев мысленно подгонял время ибо грезило
прохождение через Панамский канал и поход в Каракас, в Венесуэлу, где его с
нетерпением ждала Сабрина. Разговоры с ней по телефону и радио превратились
в приятную и обязательную, идущую от самого сердца, традицию. Все проходит,
заканчивается в конце концов и самое длительное, утомительное плавание тоже
когда-то подходит к финалу: прошли канал, нырнули ненадолго в Картахену,
обогнули темечко Южной Америки, омываемое Карибским морем и радостным
солнечным утром были подхвачены двумя мощными буксирами, потащившими в
долгожданный порт на швартовку.
Издалека Сергеев вычислил манящую женскую фигурку, у ног которой нервно
подергиваясь от томительного ожидания суетился благородный коккер-спаниель с
чудесным именем Граф. Все русские сентиментальны и тому имеется объяснение:
в них так много намешено генетической разномастности, что потребность в
перепадах настроения, в переливах эмоций становится жизненно необходимой.
Агрессивная взрывчатость должна обязательно уравновешиваться жалостью,
радостью, любовью, проще говоря, сентиментальностью. Так образуется
специфическая национальная черта характера, которую каждый русский тащит на
себе, как тяжелый груз, неудобный крест, на котором он обязательно сам себя
и распнет.
Если нет такой смены эмоций, то славянин легко соскальзывает в
алкоголизм, либо в лихость, доходящую до бандитизма. Вылечить такие болезни
медицинскими средствами или тюрьмой невозможно. Их можно похоронить только
перевоплотив генофонд нации: скажем, основательно подселив в него немецкие
хромосомы, или еврейские, или скандинавские. Такой евгеникой, собственно, и
пытались заниматься монархи. Но, на беду общую, придурки большевики
основательно занялись селекцией быдло: сколько теперь столетий понадобится
для реставрации хотя бы того, чего удалось достигнуть к семнадцатому году?
Можно себе представить! Теперь, что бы очистить нацию от мусора, необходимо
даже простой вопрос супружества поставить на контроль. Только если каждая
дева и желторотый повеса, желающие иметь детей, поймут, что на этом пути они
соприкасаются с "национальной задачей", может случиться невероятное и
приятное, одновременно. Супругам необходимо основательно изучать генетику, а
не сексологию!
Сергеев, по привычке впадая во вселенские обобщения, успевал
разглядывать встречающих, то есть думать и о мирском, близком. Теплое
чувство гордости распирало его грудь и штаны спереди: он-то понимал, что
стоит на правильном пути селекции, ибо породнение с потомками казачества,
успевшего еще и умыкнуть испанские хромосомы, - дело достойное, далекое от
большевистских установок и бредней. Сергеев точно знал, что спасает генофонд
нации. Хотя, по совести говоря, плевать он хотел сейчас на нацию и ее
генофонд, - ему бы добраться поскорее до ласкового тела любимой. Он уже и
койку расстелил в каюте!
Стоит ли говорить о том, что встреча получилась прочувствованной, -
команда, измотанная длительным рейсом, взирала на женскую и собачью радость,
откровенно проливая "скупую мужскую слезу". Ну, а Сергеева распирало изнутри
счастьем полноценного мужчины, которого ждут, любят, ценят почти, как свет в
окне. Граф прыгал и лаял, норовя облизать всю физиономию хозяину. После
небольшой коечной преамбулы (удержаться было невозможно - видит Бог!),
быстро расправившись с портовыми формальностями и захватив мешок с
подарками, Сергеев плюхнулся на заднее сидение огромного форда. Граф
неотступно пас хозяйку и расположился на сидении рядом с водителем.
Сергеев всегда усаживался сзади, за Сабриной. Она никак не могла понять
мотивов таких маневров, ей хотелось видеть его сидящим рядом. Но он любил
наблюдать ее исподтишка: в зеркальце отражалось лицо, сзади он видел ее шею,
волосы - и уже начинал балдеть. Что было бы, если перед ним еще и маячили бы
литые колени, двигающиеся бедра, упругая грудь, практически не скрываемая
тонкой блузой? Даже от одного представления об этом гормоны начинали
хлестать так, что подвижные части тела вели себя неприлично!
Размеры и комфорт автомобиля все время провоцировали Сергеева на
здоровую мужскую агрессию: на секунду закрыв глаза, он ощущал себя в
спальне, на полу, на шкуре русского медведя; у него начинало сводить челюсти
и появлялся приятный зубной зуд, который медленно переползал к другим очагам
здоровья. Можно помешаться от такого волнения! А она еще просит сесть рядом!
Он часто напоминал ей, что у него слабые ноги - они его не держат,
когда она попадает в поле зрения, - в такие минуты его неудержимо тянет
прилечь вместе с ней. Она же, шалунья, всегда пользовалась эффектом
пластилина, воска, жившем в беззащитном мужском сердце, как в скромных
яичках слона: она, играя в сомнамбулу, медленным, томным голосом предлагала
выпить по чашечке кофе. Они там все в Венесуэле и Колумбии помешаны на кофе.
Сергеева это просто бесило, - он и без кофе не знал как успокоить наполнение
бушующей кровью Corpora cavernosa penis. Так можно дойти до жениховского
эпендидимита. "Поздно пить боржом, Клава, когда отказали почки"! А здесь
речь шла о более важном органе! - о том, что определяет продолжение жизни на
Земле, о глобальной, геополитической катастрофе!
"Надо же быть патриотами, Сабрина"! - часто вещал Сергеев в забытьи. К
тому же у Сергеева, как у всех тонкокожих, была повышенная тактильная
чувствительность: он страдал от прикосновений к бархатной коже Сабрины, ее
же активность вызывала мгновенную и однозначную реакцию, как возмездие за
длительное мужское ожидание, как вздыбленная Стела защитникам Ленинграда,
неожиданно вырвавшаяся из клумбы, на площади перед Московским вокзалом!
Никакими отвлекающими мыслями нельзя было успокоить городской пейзаж!
Но наивысшая пытка через наслаждение, которой мастерски пользовалась
Сабрина, было испытание образом распахнутой груди. Сабрина не носила
бюстгальтер. И пытка та вырывалась сама собой, словно под взглядом Сергеева
- просто мистика! Он уже не понимал: толи сам невзначай расстегнул последнюю
пуговку блузки, толи у Сабрины был устроен какой-то хитрый автоматический
привод! Сергеев был головастый мужик - он понимал, что его аномальная
реакция на женскую грудь было следствием блокады во время Великой
Отечественной, - тогда только грудь матери спасла его от смерти. Но сейчас,
когда голодные времена отступили, Сергеев продолжал с огромным вкусом,
неустанно лобызать эту головокружительную загадку природы, с которой сама
Сабрина обращалась без должного пиетета. Сергеев готов был принять этот
орган на постоянное хранение, но никто не собирался ему его уступать!
Маленькие женские хитрости для того и существуют, чтобы держать доверчивых
мужчин на коротком поводке!
На крохотной вилле произошли некоторые изменения: Булька ощенилась и за
ней бегали приятные малыши, неистово моросящие на паркет (ковры пришлось
снять). Граф пытался командовать потомством, но его мало кто слушал. Дочь
Сарбины подросла и набиралась специфической женской нежности. Подарки
произвели достойное впечатление. Сабрина и Анна спрашивали, для чего такое
количество шуб и теплых вещей, и когда получили ответ Сергеева о русских
холодах, добавили во взгляды серьезности и глубокомыслия.
Сергеев имел возможность наблюдать в подробностях то, с каким
удовольствием женщины любых возрастов готовятся к новой роли: примеряют
доспехи, особенно, если те отличаются изяществом, и подчеркивают неотразимые
природные данные актрисы. Затем путешественник был награжден великолепным
ужином, рассказами о местных новостях и тем домашним уютом, комфортом,
которые мужчину-бродягу приводят в совершенное оцепенение, ибо он боится
спугнуть придвинувшееся к нему счастье.
Стоит ли распространяться о том, что ночь была и лунная, и безумная. В
Сергееве с первых же мгновений интимного альянса проснулось особое чувство
гордости и самодовольного удовлетворения. Он, как опытный врач, ясно
почувствовал, что его подруга беременна. А настроение и поведение Сабрины
совершенно точно свидетельствовали о виновнике биологических перемен. Нет на
свете более счастливого существа, чем женщина, готовящаяся стать матерью
ребенка от любимого человека. Особенно, когда точно известно, что он этому
страшно рад. Вокруг таких событий Сергеев с Сабриной разыграли маленький
водевиль:
- Сдается мне, мадам, что вы время не теряли даром в мое отсутствие?! -
деланно грозно и многозначительно начал допрос Сергеев. - Пора
исповедоваться и каяться в грехах прелюбодейства.
Сабрина отвечала в тон ему: - Мои оправдания развалились в этой
постели, играют роль самодовольного соблазнителя, решительно и бесповоротно
опозорившего беззащитное, доверчивое и наивное существо. Даже у Бульки
больше перспектив выглядеть добропорядочной особой, нежели у меня. Ее
соблазнитель хоть не пытается бросать ее и сбегать в далекие и бесконечные
морские путешествия.
Сергеев прекратил трепаться и уточнил некоторые чисто медицинские
детали. Надо знать, что беременные, благополучные женщины страшно любят
такие профессиональные разговоры. К врачу-женщине у пациентки всегда
присутствует недоверие, идущее от чувства конкуренции. Разговор с
доктором-мужчиной получается серьезнее, доверительнее, целебнее. Такое
общение с сильной половиной вселяет уверенность в женщину, опасающуюся за
здоровье уже двоих, - собственное и ожидаемого ребенка, - оно часто
превращается в акт выдачи страхового полиса, в весомую психотерапевтическую
поддержку. Кроме того, советуясь с врачом-мужчиной, женщина получает
возможность уяснить мужскую, а не женскую логику. Сергеев наградил
"пострадавшую" сотней горячих поцелуев и это было оценено по достоинству.
Шутя, чтобы испытать подругу на прочность, он заявил о том, что
категорически сворачивает активную супружескую деятельность, дабы не
навредить плоду, и перебирается спать в другую комнату: Сабрина оторопела,
даже приподнялась, отжавшись руками от пастели. Поза пантеры, готовящейся к
прыжку, всегда была роковой для Сергеева (у каждого свой пунктик!), - он
рванулся на Сабрину с такой энергией, что моментально вышиб из ее сознания
подозрения в супружеской предусмотрительности. Оргии тем и хороши, что они
оргии! - безумие и неограниченный восторг. Ну, а когда они с доставкой на
дом, в неограниченном количестве и на постоянной основе, по заявкам и без
них, то такая жизнь, видимо, и называется безоблачным счастьем.
Сергеев неоднократно замечал особое кокетство, появляющееся у
счастливой женщины: Сабрина неожиданно попросила рассказать подробности
зачатия ребенка. Вообще, многим женщинам приятно иметь личного доктора, им
кажется, что этим страхуется их собственное здоровье и обеспечивается
благополучие детей. Исподволь, они выполняют еще одну миссию -
самоутверждения: если беременность протекает благополучно, то будущей матери
приятно в таком рассказе улавливать расхождения с собственными ощущениями.
Это щекочет самолюбие женщины, возвышает ее даже над всеведущей наукой. Но в
этом заключена принципиальная ошибка: человек рождается, чтобы умереть и
никакой врач-волшебник, никакая наука не способны изменить трагическую
логику жизни. Сергеев решил использовать момент для ласкового выпендрежа: он
начал рассказ издалека и витиевато.
- Уже не раз отмечалось, что у дальтоников слишком шустрые
сперматозоиды, - начал он напыщенно и важно. - Эти маленькие головастики,
игриво помахивая хвостиками, после волшебного акта соития, особенно, если он
происходит с такой богиней, как вы, мое счастье, пройдя горнило матки,
устремляются через Фаллопиевы трубы к яичникам. Они, как безупречные
пограничники, ждут когда наивный "ооцит" первого порядка перейдет во второй
порядок, а далее достигнет стадии зрелой яйцеклетки. Лучше, если все эти
проделки уже закончены к приходу гостей. Когда та, родимая и любопытная,
выбравшись из разорвавшегося Граафова пузырька, начнет медленно и вальяжно,
изображая из себя вечную целку, переходить границу, самые активные
сперматозоиды, называемые в народе потаскунами, живо внедрятся в ее тело.
Хромосомы мужские и женские перемешиваются-перетрахиваются, отсюда и
специальный термин, известный даже каждому босяку. Происходит рождение, так
называемой "зиготы".
- Кто такая зигота? - уточнила Сабрина. Ее донимало еще и любопытство
филолога.
- В переводе с латинского "зигота" означает что-то близкое к "дорогая",
"любимая", "драгоценная". Ну, примерно, так же, как имя Сабрина. - уточнил
Сергеев слишком вольный перевод. Но подруга все наматывала на ус (маленькие
нежные усики у нее действительно пробивались на верхней губе).
Сабрина, как нестранно, очень внимательно слушала весь этот треп,
что-то оседало в ее голове, обогащая биологическую память, что-то застревало
на филологическом уровне. Например, в одном месте она попросила уточнений,
что означает "вечная целка". Сергееву пришлось дать исчерпывающие пояснения,
конечно, с некоторыми лирическими отступлениями. Все свелось к разговору о
"цельных натурах".
Оплодотворенная, "пузатая купчиха" сползается в матку и там
имплантируется, то есть зарывается с головой, руками и ногами в сочную
слизистую. Вот отсюда и берет начало жизненный путь ребенка. Где-то на
последующих рубежах развития эмбриона в него вселяется душа и только женщина
наделена Богом способностью почувствовать присутствие в своем теле сразу
двух душ. То незабываемое преображение, которое происходит в женщине во
время беременности, как раз и определяется свойством слияния и присутствием
двух самых родных душ. Но в ребенка может вселиться чужая душа, тогда
возможен конфликт - Бога и дьявола, хорошего и плохого и никаким воспитанием
не исправить такую коррозию поведения ребенка, юноши, взрослого человека.
Неприятности течения беременности тоже определяются универсальным феноменом,
но только теперь "конфликтующих душ".
Сабрина выслушала рассказ с большим вниманием, похлопала глазами и
язвительно заявила:
- Красочность повести - свидетельство большого личного опыта ее автора.
Сергеев рванулся исправлять впечатление:
- Ничего нет удивительного, - гордо заявил он. - мне пришлось изучать
этот процесс в медицинском институте на многих кафедрах в течение шести лет,
а потом еще на курсах усовершенствования, в процессе самостоятельной работы,
занятий наукой.
Да, да, безусловно, - ухмыльнулась Сабрина. - Богатая практика, видимо,
подкрепляла теорию в общежитие и дома, в колхозе на "картошке", - я слышала,
что есть в России такое обязательное внебрачное развлечение у студентов.
Сергеев, порой, удивлялся забавному желанию любой женщины обладать в
лице мужчины, одновременно, непорочностью и гордиться покорением его явного
порока. Однако: "Милость и истина встретятся, правда и мир облобызаются"
(Псалом 84: 11).
Много ласковых глупостей было сказано в ту ночь, много шуток и смеха
пришлось выслушать обоим; обрушилось бессчетное число поцелуев, объятий,
квалифицированных и бестолковых прикосновений к запретному, но успели
договориться и о главном: решили венчаться в ближайшем православном храме,
соблюсти необходимые формальности и готовиться, если Бог даст, к поездке в
Санкт-Петербург.
Основные формальности, залоговые и наследственные были оформлены в
ближайшие дни, когда вдруг неожиданно к вилле подкатил автомобиль и из него
вышел улыбающийся Феликс, - он первый и поздравил Сабрину и Сергеева с
замечательными переменами в их жизни. Сабрина с Анной укатили по делам в
город и Феликс получил возможность задать несколько конфиденциальных
вопросов Сергееву. Его, прежде всего, интересовало поведение Богословского.
Тут Сергеев глубоко задумался, - Феликс не тормошил его, а спокойно ждал,
потягивая апельсиновый сок, - вихорь мыслей, деталей наблюдений замелькали в
голове:
- Феликс, если быть откровенным и не бояться перегибов, перестраховки,
то я не смог бы поручиться за добропорядочность Богословского. - вымолвил он
наконец. - Меня настораживает его скрытое лукавство и та легкость, которая
чувствуется в поведении человека, играющего, актерствующего по каким-то
только ему ведомым соображениям. Я, естественно, не знаю условий вашего
паритета, потому могу судить превратно. Но он мой бывший закадычный друг, и,
тем не менее, мне не удалось убедить себя воспринимать его даже, как просто
приятеля, с которым я жажду поддерживать отношения. Александр очень
изменился, из него просто выпирает изощренность и безусловное коварство.
Причем границ таких качеств, практически, не существует. Он развернул на
пароходе кипучую деятельность: перезнакомился с каждым и со всеми. О чем он
с ними шептался? - одному Богу известно, но больше всего он льнул к группе
механиков, - что он у них выпытывал? о чем сумел договориться?...
Феликс слушал внимательно, не пропуская ни слова: видимо, что-то
конструировалось в его голове, принимались непростые решения.
- Александр Георгиевич, договорной паритет наш с ним очень простой, -
объединение интересов по закупке, транспортировке и продаже некоторых
товаров. Ни в какие особые тайны мы его не посвящали. Видимо, он рассчитывал
лично вычерпать информацию. Но что ему удалось узнать? - пока остается
тайной.
Феликс задумался, словно, взвешивая что-то, определяя меру
ответственности за раскрытие тайны:
- Сейчас, после некоторого (правда, небольшого) отдыха судно отправится
на Кубу, затем пойдет в Мексику. Там вы сможете встретиться еще раз с
Сабриной (мы организуем такой полет). Ну, а потом вас ждет длительный рейс
через Панамский канал, Тихий океан в Таиланд, а далее привычным маршрутом в
Европу. Здесь вас могла бы встретить Сабрина и Анна, - начнется ваш отпуск,
поездка, если хотите, в Россию. Но возможен, естественно, и отдых на любом
фешенебельном курорте, - выбирайте.
Сергеев выбрал первый из предложенных вариантов, сославшись на
"национальные традиции", усилив доводы стихом Александра Пушкина: "Два
чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу: любовь к родному
пепелищу, любовь к отеческим гробам".
Но была просьба к Феликсу: помочь быстро перевести
формально-документальное решение в реальную плоскость, - ему хотелось
распространить свои гарантии и на Сабрину, дать ей возможность чувствовать
себя не только супругой гражданина России, но и самой, как минимум, иметь
двойное гражданство. Феликс обещал все оформить в кратчайшие сроки.
В конце разговора Феликс, заметно понурившись, сказал:
- Александр Георгиевич, может быть я сейчас скажу неприятное, но крайне
необходимое, - только так и воспринимайте мои слова. Нам необходимо, на
всякий пожарный случай, договориться о некотором шифре, коде деловой
информации, могущей иметь при определенных условиях первостепенное значение.
Может быть, код и не пригодится, - однако "береженого Бог бережет"!
- У меня из головы не выходит один неприятный, но возможный сценарий
событий: в рейсе легко организовать аварию с помощью завербованного кем-либо
члена экипажа, скорее всего, механика или его помощника. Придется открыть
вам некоторые секреты, которые вы, как умный и наблюдательный человек,
наверняка и сами уже распознали: иногда мы транспортируем нелегальные грузы,
этим и объясняются инсценировки нападения пиратов (такой груз необходимо
вовремя снять). Богословский может пытаться помешать этому, если ему удалось
что-либо пронюхать. Похоже, что на этом поприще мы являемся его
конкурентами.
Феликс, оценив произведенное впечатление, продолжал:
- Договор наш должен состоять в следующем: если вы почувствуете угрозу
аварии, то постарайтесь передать мне фразу, - "надежды оправдались". Я буду
знать как действовать, какие меры предпринимать.
Здесь Сергеев решительно вмешался в спокойный тон рассуждений
собеседника:
- Феликс, вы извините за категоричность, но я решительно не согласен с
тем, что Александр может организовать "пакость" против своего бывшего друга,
сотоварища по колледжу-питонии. Мне думается, что его интрига заключается в
чем-то другом, - он ведь всегда изображал из себя некого Пинкертона, всегда
старался перемудрить всех мудрецов. Вы не спешите, раскопайте все поглубже.
Давайте договоримся о том, что даже по получении кодового сообщения, вы не
будете все напрямую связывать с действиями Александра. Хорошо?
На том и порешили, пожали руки и разъехались. Остальные дни пролетели
быстро. Необходимые формальности, касающиеся нового статуса Сергеева и
Сабрины были оформлены (женщина гордилась своим новым качеством), но настало
время прощаться. Сергеев потискал собачат, потрепал Бульку и Графа, чмокнул
в щеку Анну и долго не мог отлепить от себя Сабрину. И пять перед глазами
уплывающий пирс, одинокая женская фигурка, понурый спаниель у ее ног.
Первая швартовка была в Гаване: фасады парадных зданий, обрамляющих
площади и скверы гавани, обветшали и, видимо, уже долго ожидали капитального
ремонта, на который у страны социализма не было средств. Погрузка велась
неспешно, - зачем спешить тем, кого работой не балуют. Через неделю, поздно
вечером вышли в Мексиканский залив.
С двух ночи Сергеев нес вахту со старпомом: затрещала рация и на
приличном русском властный мужчина уточнил координаты и маршрут судна, вид
груза. Старпом скороговоркой пунктуально выложил требуемую информацию. Когда
же ему пожелали счастливого плавания, он врубился, оглядел горизонты,
поторчал у локатора и задал сам себе вопрос: "с какой нечистой силой только
что разговаривал"? Море было пустым, - с ним разговаривала подводная лодка
ВМФ США. Они "мирные люди, но их бронепоезд стоит на запасном пути"!
Американцы отслеживали все суда, идущие с Кубы.
В Мексике грузились в портах Тампико и Веракрус: Сабрина уже ждала
Сергеева и поплавала с ним до Панамы. Команда была очарована грацией,
дружелюбием и умом избранницы доктора, - все, безусловно, по-светски
завидовали ему. Из Панамы Сабрина улетела маленьким самолетом домой, Сергеев
поплыл в новую кругосветку.

Траурное молчание ягнят

На восьмые сутки плаванья в Тихом океане, по курсу на Гавайские
острова, ночью, Сергеева вдруг разбудила непривычная тишина, - корабельные
двигатели молчали, только бушевал океан (надвигался шторм, уже было около
шести баллов). Обстановка тревожная: судно потеряло ход не слушалось руля и
его начинало подволакивать под настойчивую бортовую качку. В таких случаях
возможна и подвижка груза: здесь достаточно смещения тяжестей на миллиметры.
Но подвижка, раз за разом, от качки, направленной в ту же сторону, будет
нарастать. Последовательно и неотвратимо увеличится исходный крен.
А дальше - трагедия, переворот (оверкиль), то есть корабль резким
кульбитом перевернется и выставит на поверхность моря свое обшарпанное
днище. Вернуться в исходное положение никакими силами его не заставишь.
Набираясь воды, выплевывая из внутренних помещений огромные пузыри воздуха,
взрываясь и рушась от смещения двигателей, электрических агрегатов,
набираясь стонов заживо погребенной команды, судно начнет медленно
погружаться. Помощи ждать будет не от куда. Капитан обязан вовремя подать
команду: "экипажу покинуть судно"!
Необходимо еще успеть отплыть на приличное расстояние, ибо последней
местью погибающего, брошенного всеми корабля, будет разверзшаяся воронка,
всасывающая на глубину, смельчаков или нерасторопных.
Сергеев быстро оделся, - держась за переборки и поручни трапов,
двинулся на ходовой мостик. До его вахты оставался еще час, но надо
попробовать разузнать подробности. Капитан был на мостике, лицо и походка
выдавали крайнюю взволнованность. Радиостанция, выдавая координаты,