Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- Следующая »
- Последняя >>
"детали", избавившись от отека, приняли природную форму, амазонка слегка
притомилась. Все хорошо в меру! Тогда от скоротечного пиршества, мы перешли
к высокой беседе. Я, естественно, постарался выяснить в каких учебных
заведениях готовят таких классных во всех отношениях специалистов. Оказалось
все просто, точно так же, как у нас в России: амазонка закончила университет
в Мехико, факультет археологии. Безусловно, университетское образование на
всех девушек оказывает универсальное педагогическое воздействие. И неважно,
где ты его получала - в Санкт-Петербурге или Мехико, в Париже или Лондоне.
Звали мою зазнобу трогательно и нежно-величаво - Долорес, было ей 25
лет, служила в чилийском спецназе 3 года. Она не терзала меня вопросами, но
охотно рассказывала о себе, словно старалась сразу же устранить все
возможные препятствия, недосказанность для того, чтобы я мог спокойно и
осознанно сделать свой выбор. Долорес никогда не была за мужем, не имела
детей. Происходила она из богатой семьи, ее дед был русским, женившимся в
довольно солидном возрасте на молодой мексиканке. Далее его сын от этого
брака, тоже женился на мексиканке - вот именно такой пассированный
славяно-мексиканский генофонд и бурлит в крови Долорес.
Когда женщина хорошо осведомлена о своих телесных достоинствах, то ей
нечего стесняться. Долорес не набрасывала никакого халатика, не обертывалась
полотенцем, она в процессе разговора встала с постели, подошла к книжному
стеллажу и выволокла оттуда пакет с фотографиями. Это был урезанный набор
семейных реликвий, которые возит с собой боец спецназа для поднятия боевого
духа. Вернувшись ко мне, она высыпала картинки на простыню и, перебирая их
по своему усмотрению, бросала краткий комментарий. Я увидел Долорес в
детские годы, в период юности, во время учебы в университете.
Наконец мы добрались до фотографий родни: я остолбенел (но старался
маскировать впечатление) - с одной из фотографий на меня смотрело, чуть-чуть
прищурившись и слегка улыбаясь, лицо с характерным щербатым оскалом - это
было лицо Александра Богословского. Этот человек был представлен мне Долорес
в качестве деда по отцовской линии. Подобную фотографию я встречал
неоднократно в архиве моего отца Сергеева-старшего. Похоже, что Богословский
просто тиражировал свой лик, запечатленный в молодости, видимо, считая эту
фотографию самой удачной. Впрочем, мы все мечтаем вернуться к истоку своей
жизни и, чем становимся старше, тем чаще застреваем на этом. Видимо,
маскировка моя не был абсолютной, пожалуй я слишком долго задержался на этой
фотографии. Долорес подключилась к моему вниманию и стала давать пояснения:
- Понимаешь, Фридрих, в моих генах есть кое-что от славянской сущности.
У меня в запасе было несколько легенд на всякий пожарный случай:
Долорес я представился при первом разговоре немецким ученым, назвав это имя,
пояснив, что в Парагвае занимался в основном ботаническими и фольклорными
изысканиями. Я якобы совмещал, по просьбе коллег из университета, эти две
профессии - кое что определял в фауне и флоре, а в поселениях фиксировал и
песенные находки. Так я и застрял в лесах и болотах пропащего края внутри
Парагвая (рифма! поймал я себя на слове). У меня была надежда на то, что мое
образование, близкое к классическому филологическому, даст мне возможность
даже при тщательной проверке, избежать провала - я буду относительно ловко
косить под ученого-филолога с несколько расширенным биологическим кругозором
- ну, как Владимир Набоков, к примеру.
Долорес в ответ на мои слова даже не повела бровью, не моргнула глазом,
но я почему-то чувствовал, что выгляжу идиотом. Прячется в ее спокойствие
какая-то тайна. Создавалось впечатление, что она читает мои мысли и уже
кое-что о моей персоне себе прояснила. Она, видимо, хранила спокойствие до
поры до времени, не подавая мне виду о некоторых своих догадках. Остальные
фотографии я смотрел не столь внимательно, но остановился на прочтении
психологии фотографического портрета ее матери. У Долорес с матерью было
много общего, но самый главный мой вывод сводился к тому, что произошло
удачное слияние славяно-татарского, от которого Богословскому никуда не
деться, и контрастного мексиканского генофондов. Генетические позиции обоих
ветвей были настолько конгруентны, удачно сочетаемы, что никаких перекосов
ни на каких уровнях строения организма не произошло.
Закончив знакомство с прошлым, я улегся на спину - Долорес положила мне
голову на плече, плотно прижалась телом - и задумался. Первое, что было
очевидно, и с тем необходимо было считаться: амазонка меня раскусила, она не
верит в предложенную мною легенду. Второе тоже было очевидно: почему-то
Долорес решила "оттереть", "отмазать", если угодно, меня от
скоропалительного допроса. Она выбила из рук возможного следователя очень
ценный фактор - "момент истины", который реализуется сразу же, как
говорится, не отходя от кассы. Рассказ о своих корнях, фотографии - это
попытка помочь мне переориентироваться, отшлифовать иную версию, более
прочную, а лучше - безупречную! Конечно, у меня была и "аварийная" легенда,
насыщенная максимально полным откровением. Но для включения ее в действие
необходима санкция руководства, а, самое главное, нужно время для
расстановки страхующих деталей, а то и довольно сложных мероприятий, иначе
все труды могут пойти насмарку.
Я думал, что поймал Долорес на чисто женской слабости - восприятие
звука голоса, песни, музыки, сексуального поиска и прочее - оказалось, что
своей, так называемой слабостью, она сама засадила меня в силки, в капкан. Я
чувствовал ее манящее тело рядом и понимал, что через несколько дней такого
совместного пребывания масса моих и ее телесных, да и душевных, флюидов
перейдут друг в друга. Разделять нас станет возможным только с помощью
хирургического ножа или пули - обоим в затылок! Я уловил на своей груди
тепло от капель слез и понял, что Долорес думает о том же самом, переживает.
Ей также дорога наша близость, и она не желает ее терять. Я прижал любимую
женщину прочнее к груди - она тихо заснула, доверив себя без оглядки, на
век. Будет тот век коротким или длинным - одному Богу известно!
Мне почему-то вспомнился опыт из физики, еще со времен Нахимовского
училища: когда два бруска близкого по однородности металла плотно прижимают
друг к другу, то со временем в силу перехода элементарных частиц происходит
прочное слияния контактной зоны. Время расширяет такую зону, усиливает ее
взаимопроникновением элементарных частиц. Далее уже невозможно разделить два
спаявшихся тела. Что-то подобное началось и у нас с Долорес, но по велению
какой-то запредельной силы процесс тот шел катастрофически быстро. В сон мы
обрушились практически мгновенно. Сказались страшная усталость и ощущение
полнейшей защищенности, обеспеченной, как ни странно, тонкими стеночками
нашего дома, способными сейчас под действием заботы свыше уберечь нас от
неожиданностей. "Господь даст силу народу Своему; Господь благословит народ
Свой миром" (Псалом 28: 11).
Утро ударило по глазам яркими лучами встающего солнца. Долорес встала с
постели спокойно, как женщина-супруга. Только так и погружают мужчину в
семейное гнездо - без шума, без истерик, без требований любви до гроба. Все
должно идти своим путем, осуществляться, как должное, как само собой
разумеющееся. Она приготовила завтрак на скорую руку, кому-то позвонила, не
скрывая своего разговора, потому что понимала, что я в моем положении
условного пленника могу беспокоиться по любому пустяку. Мило улыбнувшись
мне, она заявила, что мы пойдем в гости. И не надо беспокоиться, искать
"подставы" в ее действиях. Просто здесь скучно и для того, чтобы не впасть в
хандру, необходимо встречаться, объединяться с близкими людьми.
Мы быстро позавтракали, я успел побриться пока Долорес наряжалась на
гражданский манер, и мы двинули по аллее вглубь коттеджевого архипелага.
Пришли мы скоро, примерно, к такому же домику, как и у Долорес. На открытой
веранде нас встречал мой недавний опекун. Он приветливо улыбался нам обоим.
С Долорес он обнял за плечи и чмокнул в щечку, как старую знакомую и
близкого по духу человека, почти родственника, мне с удовольствием крепко
пожал руку. Только сейчас я узнал от него, что его по-настоящему зовут
Альварес. Приглядевшись внимательно, я стал улавливать различия в его облике
сегодняшнем и того, который он вынужден был создавать там в лесу: это были
два разных человека, изменившиеся даже внешне. Тогда я наблюдал как бы
"незаметную личность" - размазанную и притертую к тени. Сегодня на меня
смотрел человек добрый, открытый, сильный. Мне показалось, что и цвет кожи у
него стал бледнее, ближе к европейскому, черты лица тоже отдалились от
стандартов, свойственных кондовым аборигенам. Вообщем, передо мной стоял уже
Человек, а не слуга.
Мы вошли в комнату: мебель, убранство помещений было такое же, как в
доме Долорес, чувствовалось, что хозяин сидит на чемоданах, понимая, что это
его временное жилье, а там вдалеке его ждет кусочек собственного мира,
привычный быт, семья, о которых он всегда помнит и к которым стремится
телом, сердцем и душой. Мы уселись в мягкие кресла и взялись за стаканы с
прохладительными напитками, потом, за разговорами, дошла очередь и до кофе,
который готовили в Латинской Америке особенно вкусно.
Сперва разговаривали за жизнь - то есть обо всем и ни о чем конкретно -
но поскольку встретились люди, занимающиеся определенными боевыми делами, то
разговор постепенно сместился к "производственной теме". Сперва я пытался
сдерживать себя и выравнивать свой интерес под стандарт человека, лишь
косвенно вступает в контакт с "профессиональными тайными". Но постепенно
погружаясь в глубь беседы, я все больше и больше понимал, что мою игру
вежливо терпят, однако у собеседников нет никакого сомнения в том, что я
понимаю все намного глубже и что это как раз и составляет суть моего
истинного интереса. И я перестал ломаться, принимая те правила игры, которые
мне предлагали мои новые знакомые. Приходилось рисковал: в доме могли быть
установлены пишущие и снимающие устройства - на карту была поставлена моя
жизнь. Но какая-то особая, заботливая, доброжелательность чувствовалась во
всем. Мне казалось, что не могут простые люди так органично подыгрывать мне
- здесь было что-то другое. И я понял, что моя откровенность, мой
нескрываемый интерес к теме как раз и могут явиться тем "крючком", на
который я должен ловить жирную рыбу. Ну, а риск - это ведь одна из главных
составляющих моей профессии.
Конечно, мне было интересно разобраться в той коллизии, в которую я
успел вляпался там в лесу. Словно отгадав мои интересы, Альварес начал
беседу довольно инициативно, резко сместившись в сторону обобщения чужого
опыта. Он заметил:
- Фридрих, ты попал, как говорят славяне, из огня да в полымя.
Такой смелый ход я моментально усек и понял направление той задачи,
которую он ставил пере собой. Было необходимо действовать моментально:
- Альварес, ты, что славянин или меня подозреваешь в принадлежности к
той великой нации? - был мой прямой вопрос.
Мой собеседник не смутился. Он и Долорес, откинувшись в креслах и
внимательно изучая мое лицо, заявили без тени волнения или возражения:
- Вообще-то, Фридрих, ты имеешь ту удачную конституцию, которая
подходит для нескольких национальностей - немецкой, славянской,
англо-нормандской, испанской, да, наверное, еще и для других, которые нам
мало известны. Но это все - не суть важно, мы же не эссесовцы, чтобы
классифицировать людей по национальной и анатомической избирательности.
Однако давай отложим разговор на эту тему на потом. А сейчас мы отрядим тебе
информацию по главной теме.
Мне ничего не оставалось, как принять заданный вариант беседы, и я
опять вынужден был высоко оценить профессионализм моих собеседников - они
дали мне фору. Пришлось слушать все, что будет сказано, исполняя роль
"второго номера". Альварес продолжал:
- Ситуация заключается в следующем: Аргентинские власти давно и
пристально следят за развитием наркобизнеса в странах Латинской Америке, они
понимают, что многое здесь осуществляется в режиме "вынужденных подходов" -
не до жиру, быть бы живу (опять славянский афоризм!). Мексика в последние
годы изменила свою позицию, например, в отношении действий США в этом
направлении. Мексика наконец-то присоединилась к тем контрмерам, которые
пытается осуществлять государственная машина "старшего соседа". Президент
Мексики еще в 1988 году поддержал Рональда Рейгана в утверждении на всем
континенте главной идеи - "государственная безопасность страны превыше
всего!" Более основательно по этому пути выступает Чили. Как ты мог
заметить, мы как раз и находимся в одном из таких военно-координационных
центров. "Андская газета", издаваемая в столице Перу Лиме, заявляет, что
необходимо решительно бороться с реальной "наркотической угрозой".
Отстегнуты немалые деньги на проведение глубоких научных исследований в этом
направлении. Здесь в нашем центре формируются и готовятся не только боевые
группы, но и осуществляются научные исследования - а наши недавние действия,
свидетелем которых, да и участником, ты был, - это всего лишь пример
применения "организационного оружия", эксперимент своего рода. Мы по
существу обслуживаем сейчас одну из научных идей, имеющих отношение к
комплексным методам ведения контрдействий против наркобизнеса.
Альварес сделал маленький перерыв и отправился к кофеварке, Долорес
перетолкнула меня на диван и уселась рядом - Бог свидетель, она не играла,
южный темперамент жег ее изнутри, и она впилась в мои губы. Я вдруг ясно
вспомнил некоторые научные исповеди моего отца и понял - клетки тела моей
возлюбленной издалека уже точно почувствовали зачатие ребенка, начало
беременности. Это был еще пока шепот, шелест женской плоти, готовой, а,
скорее всего, уже получившей то, что ищет каждая нормальная женщина, -
беременности от любимого человека.
Альвароес не смутился, но, виновато улыбаясь, вынужден был прервать
прелюдию нашей горячей сексухи. Он продолжил беседу:
- Фридрих, тебе, конечно, известно (новый симптом доверия!), что цель
информационных технологий - это создание качественной информации
(информационного продукта, если хочешь) для эффективного управления
объектом, процессом, не важно в какой области. Просто, в наркобизнесе
страсти напряжены, потому и суть наших исследований имеет другой градус
приложения к реальности. Как известно, информационный процесс состоит из
четких операций: сбор, обработка, хранение, передача, отображение и
применение информации. Но весь этот континуум нацелен на одно - на
максимальную эффективность управленческих решений. Центральным вопросом при
создании новых проектов в области информации, в том числе, такой
животрепещущей проблемы, как наркобизнес и борьба с ним, является точная
формулировка исполнительской задачи, иначе, как ты понимаешь, все теряет
смысл.
Альварес взглянул на меня и Долорес внимательно - на его губах
появилась добрая улыбка. Он читал в наших глазах тоску не по информационным
технологиям, а по постели. Он был мудрым и добрым человеком, он все понимал,
а потому предложил сделать маленький перерыв, сославшись на то, что ему
необходимо распорядиться на счет обеда, на который он нас приглашает. Было
назначено время и я с Долорес практически, бегом, вприпрыжку, бросились к
тому коттеджу, который стал для нас домом счастья, дворцом Божественной
терпимости. "Но, как написано: "не видел того глаз, не слышало ухо, и не
приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим его". Эти слова
были написаны Святым Апостолом Павлом многие века тому назад и посланы
Коринфянам. Но мы с Долорес вольно трактовали их и не стеснялись этого -
Иисус Христос никогда не был догматиком и квинтэссенцию его учения
составляло одно общее откровение, называемое любовью - всемогущее чувство,
угодное Господу Богу!
Вернулись мы к Альваресу на званый обед точно в назначенное время,
когда солнце уже садилось всей своей грузной жопой в Тихий океан, и с высоты
той площадки в гористой местности, где размещался наш лагерь, мы могли
наблюдать игру солнца с водной гладью. Но следы потехи любви были у нас и у
солнца на лице высвечены, как золотой нимб доверия и величия тайного
откровения, санкционированного Богом "единым и неделимым"!
Немного выпили, как не странно, все ограничились джином с тоником (я
опять отметил универсальность или заданность предпочтений! Подумал: "Неужели
они пасли меня с пеленок?" Альварес продолжил разговор ровно с того места,
на котором его сам и прервал:
- Фридрих,.. (тут он внимательно на меня посмотрел), а может лучше,
Владимир?
Я охуел! И было отчего! Нижняя челюсть у меня отвисла. Альварес
улыбнулся по-братски доверительно и нежно, а Долорес лишь потрепала меня по
спине и прижалась головой к плечу. Я подумал: "Ну, суки, латиняне,
стреножили меня моментально - откуда, что берется. А мудаки-социолдоги
рассуждают об отсталых, неразвитых нациях. Попробовали бы они вот так, в
одно касание, "завалить" опытного диверсанта и отчаянного шпиона страны
Советов". Но как бы дав команду самому себе и всем остальным - "Проехали!",
Альварес продолжил:
- В Парагвае используется "структурно-геополитическая модель"
исследования данной проблемы. В ней учитывается дуэт - страна "потребитель"
и "производитель" наркотиков. Сбор информации и описание такой модели
происходит на уровнях: этико-юридическом, социальном, психологическом,
медицинском, национальном, политическом, международном. А вот в Чили как раз
накоплен огромный опыт по комплексному подходу именно потому, что существует
этот центр, и мы в его работе участвуем.
Словно оговорившись невзначай, Альварес при немом соучастии Долорес
заявил:
- Вот об участии в работе такого центра, Володенька, мы тебе и делаем
официальное предложение.
Моя реакция уже не квалифицировалась даже сочной, истинно российской,
метафорой. В данном случае этого было мало. Нужно было употребить
трехэтажный мат! Я никак не мог понять где, в каком пункте совершился мой
провал, кто меня выдал: может быть капитан (но это явно не похоже на него).
Возможно, меня "засветили" раньше - на судне, где был тайник - но тогда было
необходимо пасти меня по всей дистанции, но я этого не заметил. Явно
намечался какой-то "заколдованный круг", из которого - и это было самым
главным - я не видел выхода. Кроме того, меня просто терзало
профессиональное любопытство - где же я допустил "прокол"?! Хотелось
воскликнуть:
- No es justo! Esta equivocado! No, senor,.. no,.. no!.. - Это
несправедливо! Вы ошибаетесь! Нет, сеньер,.. нет,.. нет!..
Но я был нем, как рыба, я только внимательно следил за выражением лиц
Альвареса и этой суки Долорес, которая так мастерски владела мимикрией! У
меня появилось желание взорваться и специальными приемами раздавить,
растоптать чилийскую гвардию, а заодно и моих собеседников. Но та, которую я
только что в уме назвал сукой, нежно меня обнимала и преданно глядела мне в
глаза, гася мою агрессию, видимо, ненароком блеснувшую в них. Альварес
примирительно поцокал языком (это видимо была его привычка), встал и
направился к письменному столу. Даже, если он двинул за пистолетом, меня это
не остановит против решительных действий. Возникла минутная пауза. "Истина
возникает из земли, и правда приникнет с небес; и Господь даст благо, и
земля наша даст плод свой, Правда пойдет перед Ним и поставит на путь стопы
свои" (Псалом 84: 12-14).
9.9
Альварес вернулся с пачкой фотографий, он вытащил их из пакета, сперва
отыскал одну из них - главную по его разумению, которую и выложил передо
мной. На фотографии был изображен я и моя мать Сабрина. Это было хорошо
известное мне семейное фото, сделанное по инициативе Сабрины еще очень
давно, фотографировал нас, кажется, Магазанник. Эту фотографию Сабрина
отправила своему старшему брату, проживавшему тогда в Аргентине. Я был
изображен в форме нахимовца, но спутать ту юношескую мордашку и сегодняшний
мою рожу было трудно. Долорес, ехидна, нежно взъерошила мне волосы, успевшие
заметно отрасти во время моих скитаний по чащобам Парагвая и чмокнула в
щеку, словно приободряя и подтверждая свою верность мне, желание дарить мне
только приятное и ни в коем случае не ставить мою жизнь под угрозу.
Альварес, когда я закончил "впечатляться" первой фотографией, вытащил
из пачки вторую и положил передо мной: на ней присутствовали - Сабрина,
обнимавшая за плечи очень похожего на нее мужчину. Тут же на стол, рядом,
лег еще один фотодокумент: тот первый мужчина и юноша, примерно, моего
возраста - этим юношей был Альварес. Круг замкнулся и разомкнулся,
невероятно облегчив мне душу. Я понял: Альварес был сыном брата моей матери
- иначе говоря, Альварес был моим двоюродным братом - кузеном. Черт побери
все диверсии и шпионаж! Я нашел свою родню! Ура!..
Мы ликовали, как дети - обнимались, смеялись, прослезились, хлопали
друг друга по спине... Нет слов, по истинному русскому обычаю, мы напились в
эту ночь до изумления!.. До поросячего визга!..
Инсайт, прозрение, наступило быстро. Требовалось только, любопытства
ради, уточнить, когда же вычислил меня Альварес. Оказалось, что он все понял
еще там в лесу, практически в первые дни моего добровольного пленения.
Требовалось кое что уточнить по фотографиям. Срочно было организовано
нападение на лагерь с участием Долорес. Она-то и привезла окончательно
разоблачающую меня фотографию. В вертолете меня везли уже, как вполне
опознанную личность. Но моя родня могла лишь догадываться о целях моего
визита в Парагвай. Были на то веские основания: во-первых, они понимали, что
разведка всегда старается использовать то, что подарено самой природой.
Безусловно, от Сабрины я унаследовал качества, позволяющие мне лучше, чем
чистокровному славянину, адаптироваться в среде аборигенов Латинской
Америки. Да и языковая адаптация была у меня более выражена. Альварес
окончательно уверовал в безошибочность своих догадок относительно меня после
того, как устроил в лагере концерт. Я пел "семейные" песни, хорошо знакомые
моему двоюродному брату. И он страховал меня потом отчаянно и верно.
Теперь требовалось узнать, чего же хотят от меня мои новые
друзья-родственники и их, надо полагать, командование. Нет сомнения, что на
фоне априорных подозрений все же существовала вероятность того, что я
действительно из-за ученых интересов оказался в Парагвае. Но проверить такую
версию по официальным каналом ничего не стоило - существуют визовые службы,
регистрация прилетающих и приплывающих в страну туристов. Среди этой
категории путешественников меня не было. Тогда оставалось предположить, что
я попал в страну инкогнито, а это означало только одно - я шпион. В обычное
время со мной поступили бы очень просто - арестовали и подвергли допросу. Но
вмешались родственные связи, причем, настолько выраженные, что расправляться
со мной, как с заурядным шпионом, не представлялось возможным. Альварес был
доктором наук, крупным специалистом в области изучения и борьбы с
наркомафией - он по существу возглавлял это направление в данном центре.
Долорес тоже не была последним человеком в этой игре, к тому же за ней
стояли крупные финансовые силы.
Я размышлял, основательно напрягая интеллект. Нет слов, в моей истории
сыграла главную роль роковая случайность. Родное командование собиралось
эксплуатировать мое генетическое тяготение к странам Латинской Америки, но
оно и предположить не могло, что произойдут такие экстраординарные встречи.
Правда, не стоит спешить с оправдательными для них выводами - как раз
главная задача организаторов операции состоит в том, чтобы продумать,
предусмотреть все до мелочей. Однако, не знаешь, где потеряешь, а где
найдешь: подставив меня столь бездарно, командование получило все, что
хотело. Я теперь владел богатой информацией. Требовалось только одно волевое
решение - согласие на смычку наших и их тайных служб. Иначе говоря, речь шла
о добровольной кооперации решений и действий секретных служб двух
государств, выполняющих однотипные задачи.
Однако не будем чрезмерно упрощать ситуацию. Прежде, чем
кооперироваться на равных, от нашей стороны потребуется разъяснение, какие
собственно цели мы преследовали, как собираемся использовать получаемую
информацию. Безусловно, нам придется умерить аппетиты по поводу шагов,
направленных на подрыв интересов США, Чили. Все перечисленные вопросы я не
мог решать без получения санкции своего резидента. Это означало, что мне -
кровь из носа! - но необходимо было встретиться с ним. Но при этом я не
должен был его "завалить". Ведь мое командование в данной ситуации может
пойти на то, чтобы ради дела пожертвовать мною и отправить меня в мнимое
свободное, скорее санкционированное, "плавание" за тюремную решетку и ли на
смерь. Но это будет уже не разведка, как таковая, а только политическая
игра, демонстрирующая добрую волю относительно видимой кооперации сил и
притомилась. Все хорошо в меру! Тогда от скоротечного пиршества, мы перешли
к высокой беседе. Я, естественно, постарался выяснить в каких учебных
заведениях готовят таких классных во всех отношениях специалистов. Оказалось
все просто, точно так же, как у нас в России: амазонка закончила университет
в Мехико, факультет археологии. Безусловно, университетское образование на
всех девушек оказывает универсальное педагогическое воздействие. И неважно,
где ты его получала - в Санкт-Петербурге или Мехико, в Париже или Лондоне.
Звали мою зазнобу трогательно и нежно-величаво - Долорес, было ей 25
лет, служила в чилийском спецназе 3 года. Она не терзала меня вопросами, но
охотно рассказывала о себе, словно старалась сразу же устранить все
возможные препятствия, недосказанность для того, чтобы я мог спокойно и
осознанно сделать свой выбор. Долорес никогда не была за мужем, не имела
детей. Происходила она из богатой семьи, ее дед был русским, женившимся в
довольно солидном возрасте на молодой мексиканке. Далее его сын от этого
брака, тоже женился на мексиканке - вот именно такой пассированный
славяно-мексиканский генофонд и бурлит в крови Долорес.
Когда женщина хорошо осведомлена о своих телесных достоинствах, то ей
нечего стесняться. Долорес не набрасывала никакого халатика, не обертывалась
полотенцем, она в процессе разговора встала с постели, подошла к книжному
стеллажу и выволокла оттуда пакет с фотографиями. Это был урезанный набор
семейных реликвий, которые возит с собой боец спецназа для поднятия боевого
духа. Вернувшись ко мне, она высыпала картинки на простыню и, перебирая их
по своему усмотрению, бросала краткий комментарий. Я увидел Долорес в
детские годы, в период юности, во время учебы в университете.
Наконец мы добрались до фотографий родни: я остолбенел (но старался
маскировать впечатление) - с одной из фотографий на меня смотрело, чуть-чуть
прищурившись и слегка улыбаясь, лицо с характерным щербатым оскалом - это
было лицо Александра Богословского. Этот человек был представлен мне Долорес
в качестве деда по отцовской линии. Подобную фотографию я встречал
неоднократно в архиве моего отца Сергеева-старшего. Похоже, что Богословский
просто тиражировал свой лик, запечатленный в молодости, видимо, считая эту
фотографию самой удачной. Впрочем, мы все мечтаем вернуться к истоку своей
жизни и, чем становимся старше, тем чаще застреваем на этом. Видимо,
маскировка моя не был абсолютной, пожалуй я слишком долго задержался на этой
фотографии. Долорес подключилась к моему вниманию и стала давать пояснения:
- Понимаешь, Фридрих, в моих генах есть кое-что от славянской сущности.
У меня в запасе было несколько легенд на всякий пожарный случай:
Долорес я представился при первом разговоре немецким ученым, назвав это имя,
пояснив, что в Парагвае занимался в основном ботаническими и фольклорными
изысканиями. Я якобы совмещал, по просьбе коллег из университета, эти две
профессии - кое что определял в фауне и флоре, а в поселениях фиксировал и
песенные находки. Так я и застрял в лесах и болотах пропащего края внутри
Парагвая (рифма! поймал я себя на слове). У меня была надежда на то, что мое
образование, близкое к классическому филологическому, даст мне возможность
даже при тщательной проверке, избежать провала - я буду относительно ловко
косить под ученого-филолога с несколько расширенным биологическим кругозором
- ну, как Владимир Набоков, к примеру.
Долорес в ответ на мои слова даже не повела бровью, не моргнула глазом,
но я почему-то чувствовал, что выгляжу идиотом. Прячется в ее спокойствие
какая-то тайна. Создавалось впечатление, что она читает мои мысли и уже
кое-что о моей персоне себе прояснила. Она, видимо, хранила спокойствие до
поры до времени, не подавая мне виду о некоторых своих догадках. Остальные
фотографии я смотрел не столь внимательно, но остановился на прочтении
психологии фотографического портрета ее матери. У Долорес с матерью было
много общего, но самый главный мой вывод сводился к тому, что произошло
удачное слияние славяно-татарского, от которого Богословскому никуда не
деться, и контрастного мексиканского генофондов. Генетические позиции обоих
ветвей были настолько конгруентны, удачно сочетаемы, что никаких перекосов
ни на каких уровнях строения организма не произошло.
Закончив знакомство с прошлым, я улегся на спину - Долорес положила мне
голову на плече, плотно прижалась телом - и задумался. Первое, что было
очевидно, и с тем необходимо было считаться: амазонка меня раскусила, она не
верит в предложенную мною легенду. Второе тоже было очевидно: почему-то
Долорес решила "оттереть", "отмазать", если угодно, меня от
скоропалительного допроса. Она выбила из рук возможного следователя очень
ценный фактор - "момент истины", который реализуется сразу же, как
говорится, не отходя от кассы. Рассказ о своих корнях, фотографии - это
попытка помочь мне переориентироваться, отшлифовать иную версию, более
прочную, а лучше - безупречную! Конечно, у меня была и "аварийная" легенда,
насыщенная максимально полным откровением. Но для включения ее в действие
необходима санкция руководства, а, самое главное, нужно время для
расстановки страхующих деталей, а то и довольно сложных мероприятий, иначе
все труды могут пойти насмарку.
Я думал, что поймал Долорес на чисто женской слабости - восприятие
звука голоса, песни, музыки, сексуального поиска и прочее - оказалось, что
своей, так называемой слабостью, она сама засадила меня в силки, в капкан. Я
чувствовал ее манящее тело рядом и понимал, что через несколько дней такого
совместного пребывания масса моих и ее телесных, да и душевных, флюидов
перейдут друг в друга. Разделять нас станет возможным только с помощью
хирургического ножа или пули - обоим в затылок! Я уловил на своей груди
тепло от капель слез и понял, что Долорес думает о том же самом, переживает.
Ей также дорога наша близость, и она не желает ее терять. Я прижал любимую
женщину прочнее к груди - она тихо заснула, доверив себя без оглядки, на
век. Будет тот век коротким или длинным - одному Богу известно!
Мне почему-то вспомнился опыт из физики, еще со времен Нахимовского
училища: когда два бруска близкого по однородности металла плотно прижимают
друг к другу, то со временем в силу перехода элементарных частиц происходит
прочное слияния контактной зоны. Время расширяет такую зону, усиливает ее
взаимопроникновением элементарных частиц. Далее уже невозможно разделить два
спаявшихся тела. Что-то подобное началось и у нас с Долорес, но по велению
какой-то запредельной силы процесс тот шел катастрофически быстро. В сон мы
обрушились практически мгновенно. Сказались страшная усталость и ощущение
полнейшей защищенности, обеспеченной, как ни странно, тонкими стеночками
нашего дома, способными сейчас под действием заботы свыше уберечь нас от
неожиданностей. "Господь даст силу народу Своему; Господь благословит народ
Свой миром" (Псалом 28: 11).
Утро ударило по глазам яркими лучами встающего солнца. Долорес встала с
постели спокойно, как женщина-супруга. Только так и погружают мужчину в
семейное гнездо - без шума, без истерик, без требований любви до гроба. Все
должно идти своим путем, осуществляться, как должное, как само собой
разумеющееся. Она приготовила завтрак на скорую руку, кому-то позвонила, не
скрывая своего разговора, потому что понимала, что я в моем положении
условного пленника могу беспокоиться по любому пустяку. Мило улыбнувшись
мне, она заявила, что мы пойдем в гости. И не надо беспокоиться, искать
"подставы" в ее действиях. Просто здесь скучно и для того, чтобы не впасть в
хандру, необходимо встречаться, объединяться с близкими людьми.
Мы быстро позавтракали, я успел побриться пока Долорес наряжалась на
гражданский манер, и мы двинули по аллее вглубь коттеджевого архипелага.
Пришли мы скоро, примерно, к такому же домику, как и у Долорес. На открытой
веранде нас встречал мой недавний опекун. Он приветливо улыбался нам обоим.
С Долорес он обнял за плечи и чмокнул в щечку, как старую знакомую и
близкого по духу человека, почти родственника, мне с удовольствием крепко
пожал руку. Только сейчас я узнал от него, что его по-настоящему зовут
Альварес. Приглядевшись внимательно, я стал улавливать различия в его облике
сегодняшнем и того, который он вынужден был создавать там в лесу: это были
два разных человека, изменившиеся даже внешне. Тогда я наблюдал как бы
"незаметную личность" - размазанную и притертую к тени. Сегодня на меня
смотрел человек добрый, открытый, сильный. Мне показалось, что и цвет кожи у
него стал бледнее, ближе к европейскому, черты лица тоже отдалились от
стандартов, свойственных кондовым аборигенам. Вообщем, передо мной стоял уже
Человек, а не слуга.
Мы вошли в комнату: мебель, убранство помещений было такое же, как в
доме Долорес, чувствовалось, что хозяин сидит на чемоданах, понимая, что это
его временное жилье, а там вдалеке его ждет кусочек собственного мира,
привычный быт, семья, о которых он всегда помнит и к которым стремится
телом, сердцем и душой. Мы уселись в мягкие кресла и взялись за стаканы с
прохладительными напитками, потом, за разговорами, дошла очередь и до кофе,
который готовили в Латинской Америке особенно вкусно.
Сперва разговаривали за жизнь - то есть обо всем и ни о чем конкретно -
но поскольку встретились люди, занимающиеся определенными боевыми делами, то
разговор постепенно сместился к "производственной теме". Сперва я пытался
сдерживать себя и выравнивать свой интерес под стандарт человека, лишь
косвенно вступает в контакт с "профессиональными тайными". Но постепенно
погружаясь в глубь беседы, я все больше и больше понимал, что мою игру
вежливо терпят, однако у собеседников нет никакого сомнения в том, что я
понимаю все намного глубже и что это как раз и составляет суть моего
истинного интереса. И я перестал ломаться, принимая те правила игры, которые
мне предлагали мои новые знакомые. Приходилось рисковал: в доме могли быть
установлены пишущие и снимающие устройства - на карту была поставлена моя
жизнь. Но какая-то особая, заботливая, доброжелательность чувствовалась во
всем. Мне казалось, что не могут простые люди так органично подыгрывать мне
- здесь было что-то другое. И я понял, что моя откровенность, мой
нескрываемый интерес к теме как раз и могут явиться тем "крючком", на
который я должен ловить жирную рыбу. Ну, а риск - это ведь одна из главных
составляющих моей профессии.
Конечно, мне было интересно разобраться в той коллизии, в которую я
успел вляпался там в лесу. Словно отгадав мои интересы, Альварес начал
беседу довольно инициативно, резко сместившись в сторону обобщения чужого
опыта. Он заметил:
- Фридрих, ты попал, как говорят славяне, из огня да в полымя.
Такой смелый ход я моментально усек и понял направление той задачи,
которую он ставил пере собой. Было необходимо действовать моментально:
- Альварес, ты, что славянин или меня подозреваешь в принадлежности к
той великой нации? - был мой прямой вопрос.
Мой собеседник не смутился. Он и Долорес, откинувшись в креслах и
внимательно изучая мое лицо, заявили без тени волнения или возражения:
- Вообще-то, Фридрих, ты имеешь ту удачную конституцию, которая
подходит для нескольких национальностей - немецкой, славянской,
англо-нормандской, испанской, да, наверное, еще и для других, которые нам
мало известны. Но это все - не суть важно, мы же не эссесовцы, чтобы
классифицировать людей по национальной и анатомической избирательности.
Однако давай отложим разговор на эту тему на потом. А сейчас мы отрядим тебе
информацию по главной теме.
Мне ничего не оставалось, как принять заданный вариант беседы, и я
опять вынужден был высоко оценить профессионализм моих собеседников - они
дали мне фору. Пришлось слушать все, что будет сказано, исполняя роль
"второго номера". Альварес продолжал:
- Ситуация заключается в следующем: Аргентинские власти давно и
пристально следят за развитием наркобизнеса в странах Латинской Америке, они
понимают, что многое здесь осуществляется в режиме "вынужденных подходов" -
не до жиру, быть бы живу (опять славянский афоризм!). Мексика в последние
годы изменила свою позицию, например, в отношении действий США в этом
направлении. Мексика наконец-то присоединилась к тем контрмерам, которые
пытается осуществлять государственная машина "старшего соседа". Президент
Мексики еще в 1988 году поддержал Рональда Рейгана в утверждении на всем
континенте главной идеи - "государственная безопасность страны превыше
всего!" Более основательно по этому пути выступает Чили. Как ты мог
заметить, мы как раз и находимся в одном из таких военно-координационных
центров. "Андская газета", издаваемая в столице Перу Лиме, заявляет, что
необходимо решительно бороться с реальной "наркотической угрозой".
Отстегнуты немалые деньги на проведение глубоких научных исследований в этом
направлении. Здесь в нашем центре формируются и готовятся не только боевые
группы, но и осуществляются научные исследования - а наши недавние действия,
свидетелем которых, да и участником, ты был, - это всего лишь пример
применения "организационного оружия", эксперимент своего рода. Мы по
существу обслуживаем сейчас одну из научных идей, имеющих отношение к
комплексным методам ведения контрдействий против наркобизнеса.
Альварес сделал маленький перерыв и отправился к кофеварке, Долорес
перетолкнула меня на диван и уселась рядом - Бог свидетель, она не играла,
южный темперамент жег ее изнутри, и она впилась в мои губы. Я вдруг ясно
вспомнил некоторые научные исповеди моего отца и понял - клетки тела моей
возлюбленной издалека уже точно почувствовали зачатие ребенка, начало
беременности. Это был еще пока шепот, шелест женской плоти, готовой, а,
скорее всего, уже получившей то, что ищет каждая нормальная женщина, -
беременности от любимого человека.
Альвароес не смутился, но, виновато улыбаясь, вынужден был прервать
прелюдию нашей горячей сексухи. Он продолжил беседу:
- Фридрих, тебе, конечно, известно (новый симптом доверия!), что цель
информационных технологий - это создание качественной информации
(информационного продукта, если хочешь) для эффективного управления
объектом, процессом, не важно в какой области. Просто, в наркобизнесе
страсти напряжены, потому и суть наших исследований имеет другой градус
приложения к реальности. Как известно, информационный процесс состоит из
четких операций: сбор, обработка, хранение, передача, отображение и
применение информации. Но весь этот континуум нацелен на одно - на
максимальную эффективность управленческих решений. Центральным вопросом при
создании новых проектов в области информации, в том числе, такой
животрепещущей проблемы, как наркобизнес и борьба с ним, является точная
формулировка исполнительской задачи, иначе, как ты понимаешь, все теряет
смысл.
Альварес взглянул на меня и Долорес внимательно - на его губах
появилась добрая улыбка. Он читал в наших глазах тоску не по информационным
технологиям, а по постели. Он был мудрым и добрым человеком, он все понимал,
а потому предложил сделать маленький перерыв, сославшись на то, что ему
необходимо распорядиться на счет обеда, на который он нас приглашает. Было
назначено время и я с Долорес практически, бегом, вприпрыжку, бросились к
тому коттеджу, который стал для нас домом счастья, дворцом Божественной
терпимости. "Но, как написано: "не видел того глаз, не слышало ухо, и не
приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим его". Эти слова
были написаны Святым Апостолом Павлом многие века тому назад и посланы
Коринфянам. Но мы с Долорес вольно трактовали их и не стеснялись этого -
Иисус Христос никогда не был догматиком и квинтэссенцию его учения
составляло одно общее откровение, называемое любовью - всемогущее чувство,
угодное Господу Богу!
Вернулись мы к Альваресу на званый обед точно в назначенное время,
когда солнце уже садилось всей своей грузной жопой в Тихий океан, и с высоты
той площадки в гористой местности, где размещался наш лагерь, мы могли
наблюдать игру солнца с водной гладью. Но следы потехи любви были у нас и у
солнца на лице высвечены, как золотой нимб доверия и величия тайного
откровения, санкционированного Богом "единым и неделимым"!
Немного выпили, как не странно, все ограничились джином с тоником (я
опять отметил универсальность или заданность предпочтений! Подумал: "Неужели
они пасли меня с пеленок?" Альварес продолжил разговор ровно с того места,
на котором его сам и прервал:
- Фридрих,.. (тут он внимательно на меня посмотрел), а может лучше,
Владимир?
Я охуел! И было отчего! Нижняя челюсть у меня отвисла. Альварес
улыбнулся по-братски доверительно и нежно, а Долорес лишь потрепала меня по
спине и прижалась головой к плечу. Я подумал: "Ну, суки, латиняне,
стреножили меня моментально - откуда, что берется. А мудаки-социолдоги
рассуждают об отсталых, неразвитых нациях. Попробовали бы они вот так, в
одно касание, "завалить" опытного диверсанта и отчаянного шпиона страны
Советов". Но как бы дав команду самому себе и всем остальным - "Проехали!",
Альварес продолжил:
- В Парагвае используется "структурно-геополитическая модель"
исследования данной проблемы. В ней учитывается дуэт - страна "потребитель"
и "производитель" наркотиков. Сбор информации и описание такой модели
происходит на уровнях: этико-юридическом, социальном, психологическом,
медицинском, национальном, политическом, международном. А вот в Чили как раз
накоплен огромный опыт по комплексному подходу именно потому, что существует
этот центр, и мы в его работе участвуем.
Словно оговорившись невзначай, Альварес при немом соучастии Долорес
заявил:
- Вот об участии в работе такого центра, Володенька, мы тебе и делаем
официальное предложение.
Моя реакция уже не квалифицировалась даже сочной, истинно российской,
метафорой. В данном случае этого было мало. Нужно было употребить
трехэтажный мат! Я никак не мог понять где, в каком пункте совершился мой
провал, кто меня выдал: может быть капитан (но это явно не похоже на него).
Возможно, меня "засветили" раньше - на судне, где был тайник - но тогда было
необходимо пасти меня по всей дистанции, но я этого не заметил. Явно
намечался какой-то "заколдованный круг", из которого - и это было самым
главным - я не видел выхода. Кроме того, меня просто терзало
профессиональное любопытство - где же я допустил "прокол"?! Хотелось
воскликнуть:
- No es justo! Esta equivocado! No, senor,.. no,.. no!.. - Это
несправедливо! Вы ошибаетесь! Нет, сеньер,.. нет,.. нет!..
Но я был нем, как рыба, я только внимательно следил за выражением лиц
Альвареса и этой суки Долорес, которая так мастерски владела мимикрией! У
меня появилось желание взорваться и специальными приемами раздавить,
растоптать чилийскую гвардию, а заодно и моих собеседников. Но та, которую я
только что в уме назвал сукой, нежно меня обнимала и преданно глядела мне в
глаза, гася мою агрессию, видимо, ненароком блеснувшую в них. Альварес
примирительно поцокал языком (это видимо была его привычка), встал и
направился к письменному столу. Даже, если он двинул за пистолетом, меня это
не остановит против решительных действий. Возникла минутная пауза. "Истина
возникает из земли, и правда приникнет с небес; и Господь даст благо, и
земля наша даст плод свой, Правда пойдет перед Ним и поставит на путь стопы
свои" (Псалом 84: 12-14).
9.9
Альварес вернулся с пачкой фотографий, он вытащил их из пакета, сперва
отыскал одну из них - главную по его разумению, которую и выложил передо
мной. На фотографии был изображен я и моя мать Сабрина. Это было хорошо
известное мне семейное фото, сделанное по инициативе Сабрины еще очень
давно, фотографировал нас, кажется, Магазанник. Эту фотографию Сабрина
отправила своему старшему брату, проживавшему тогда в Аргентине. Я был
изображен в форме нахимовца, но спутать ту юношескую мордашку и сегодняшний
мою рожу было трудно. Долорес, ехидна, нежно взъерошила мне волосы, успевшие
заметно отрасти во время моих скитаний по чащобам Парагвая и чмокнула в
щеку, словно приободряя и подтверждая свою верность мне, желание дарить мне
только приятное и ни в коем случае не ставить мою жизнь под угрозу.
Альварес, когда я закончил "впечатляться" первой фотографией, вытащил
из пачки вторую и положил передо мной: на ней присутствовали - Сабрина,
обнимавшая за плечи очень похожего на нее мужчину. Тут же на стол, рядом,
лег еще один фотодокумент: тот первый мужчина и юноша, примерно, моего
возраста - этим юношей был Альварес. Круг замкнулся и разомкнулся,
невероятно облегчив мне душу. Я понял: Альварес был сыном брата моей матери
- иначе говоря, Альварес был моим двоюродным братом - кузеном. Черт побери
все диверсии и шпионаж! Я нашел свою родню! Ура!..
Мы ликовали, как дети - обнимались, смеялись, прослезились, хлопали
друг друга по спине... Нет слов, по истинному русскому обычаю, мы напились в
эту ночь до изумления!.. До поросячего визга!..
Инсайт, прозрение, наступило быстро. Требовалось только, любопытства
ради, уточнить, когда же вычислил меня Альварес. Оказалось, что он все понял
еще там в лесу, практически в первые дни моего добровольного пленения.
Требовалось кое что уточнить по фотографиям. Срочно было организовано
нападение на лагерь с участием Долорес. Она-то и привезла окончательно
разоблачающую меня фотографию. В вертолете меня везли уже, как вполне
опознанную личность. Но моя родня могла лишь догадываться о целях моего
визита в Парагвай. Были на то веские основания: во-первых, они понимали, что
разведка всегда старается использовать то, что подарено самой природой.
Безусловно, от Сабрины я унаследовал качества, позволяющие мне лучше, чем
чистокровному славянину, адаптироваться в среде аборигенов Латинской
Америки. Да и языковая адаптация была у меня более выражена. Альварес
окончательно уверовал в безошибочность своих догадок относительно меня после
того, как устроил в лагере концерт. Я пел "семейные" песни, хорошо знакомые
моему двоюродному брату. И он страховал меня потом отчаянно и верно.
Теперь требовалось узнать, чего же хотят от меня мои новые
друзья-родственники и их, надо полагать, командование. Нет сомнения, что на
фоне априорных подозрений все же существовала вероятность того, что я
действительно из-за ученых интересов оказался в Парагвае. Но проверить такую
версию по официальным каналом ничего не стоило - существуют визовые службы,
регистрация прилетающих и приплывающих в страну туристов. Среди этой
категории путешественников меня не было. Тогда оставалось предположить, что
я попал в страну инкогнито, а это означало только одно - я шпион. В обычное
время со мной поступили бы очень просто - арестовали и подвергли допросу. Но
вмешались родственные связи, причем, настолько выраженные, что расправляться
со мной, как с заурядным шпионом, не представлялось возможным. Альварес был
доктором наук, крупным специалистом в области изучения и борьбы с
наркомафией - он по существу возглавлял это направление в данном центре.
Долорес тоже не была последним человеком в этой игре, к тому же за ней
стояли крупные финансовые силы.
Я размышлял, основательно напрягая интеллект. Нет слов, в моей истории
сыграла главную роль роковая случайность. Родное командование собиралось
эксплуатировать мое генетическое тяготение к странам Латинской Америки, но
оно и предположить не могло, что произойдут такие экстраординарные встречи.
Правда, не стоит спешить с оправдательными для них выводами - как раз
главная задача организаторов операции состоит в том, чтобы продумать,
предусмотреть все до мелочей. Однако, не знаешь, где потеряешь, а где
найдешь: подставив меня столь бездарно, командование получило все, что
хотело. Я теперь владел богатой информацией. Требовалось только одно волевое
решение - согласие на смычку наших и их тайных служб. Иначе говоря, речь шла
о добровольной кооперации решений и действий секретных служб двух
государств, выполняющих однотипные задачи.
Однако не будем чрезмерно упрощать ситуацию. Прежде, чем
кооперироваться на равных, от нашей стороны потребуется разъяснение, какие
собственно цели мы преследовали, как собираемся использовать получаемую
информацию. Безусловно, нам придется умерить аппетиты по поводу шагов,
направленных на подрыв интересов США, Чили. Все перечисленные вопросы я не
мог решать без получения санкции своего резидента. Это означало, что мне -
кровь из носа! - но необходимо было встретиться с ним. Но при этом я не
должен был его "завалить". Ведь мое командование в данной ситуации может
пойти на то, чтобы ради дела пожертвовать мною и отправить меня в мнимое
свободное, скорее санкционированное, "плавание" за тюремную решетку и ли на
смерь. Но это будет уже не разведка, как таковая, а только политическая
игра, демонстрирующая добрую волю относительно видимой кооперации сил и