Микеланджело Буонарроти. Известно, что особые женские конструкции позволяют
им при необходимости перевоплотиться не только в крылатого Пегаса. Они,
порой, способны спрятаться даже за мифический облик верблюда, того самого,
которому "легче пройти сквозь игольное ушко". Причем, по желанию элегантного
существа, будет он не только двугорбым, но и четырехгорбым, многогорбым.
"Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий" (Псалом 38: 6).
Такой важный верблюд начинает величественно вышагивать из сознания, так
называемой, деловой женщины, пытающейся по провинциальной простоте
изображать из себя крутого администратора. Известно, чем меньше работы, тем
больше поводов для лени и самолюбования. По-настоящему загруженные люди, как
правило, лишены амбиций и форса. У них на учете каждый час и день. "День
скорби и наказания и посрамления - день этот; ибо младенцы дошли до
отверстия утробы матерней, силы нет родить" (Кн. Исаии 37: 3).
Умопомрачительная эстетика женских губ у Сергеева создавала иллюзию
порабощения, свойственного исключительно дикой природе: ему казалось, что из
подъюбочного царства, надвигается что-то эклектичное, подобное хищному, но
ласковому осьминогу. Он медленно подплывает, гипнотизирует мнимой
податливостью, обнимает, обвивает и лобызает. Мягкие вначале, но
превращающиеся в жесткие, словно лезвия бритвы, алчные присоски
прицеливаются в лакомые места жертвы. Они готовы препарировать не только
беззащитную мужскую плоть, но и растлевать безгранично доверчивую, наивную
мужскую душу.
Однако взрослой женщине, вообще, не стоит симулировать половую
распущенность при явной неспособности самостоятельно снять трусы в нужный
момент и в подходящем для того месте. Сергеев вспомнил символический призыв,
который Священное Писание смело адресует, в том числе, и отчаянным
любовникам и замученным восторгами акушерам-гинекологам: "И я видел, что
Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных,
говорящее как-бы громовым голосом: иди и смотри" (Откровение 6: 1).
Спастись от морального разложения удавалось только благодаря применению
метода обнажения взглядом, - тогда холодное, бесстрастное изучение
сопутствующих телесных дефектов пациентки восстанавливало твердость воли,
сохранность рассудка, безучастность сердечно-сосудистой и гормональной
систем.
Только стоически-монашеское пролистывание явной и скрытой под
моднейшими одеждами женской анатомии возвращало фантазию в рамки врачебной
отрешенности. Такой виртуальный телесный скрининг любой доктор обязан
выполнять неоднократно, в обязательном порядке, словно, при подробном
профилактическом контроле.
Святой таможенный досмотр является для честного врача актом
рациональной психотерапии, спасающим и без того сильно напуганное растущим
терроризмом человечество. "Ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто
молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое" (1-ое Коринфянам 9:
10).

* 2.3 *

Сергеев от нечего делать углубился в аналитические размышлизмы. Он
прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания более основательного,
биографического, уровня. Забавный феномен, как Божья отметина, был обнаружен
у него совершенно случайно. Еще в детстве, проводя регулярно летние каникулы
на даче в далеком Переделкине, маленький Саша любил наблюдать природу
подмосковья. Причем, начинал свои исследования, как правило, с микромира.
Он часами лежал на писке, расшифровывая закономерности поиска муравьев:
маршруты движения, назначение поклажи, ритуал общения. Видимо, биологическая
психология этих бодрых насекомых рано заинтересовала пытливый ум, а, скорее
всего, мальчик был ленив от рожденья и потому менял суету мирскую на
наблюдение за ней.
С не меньшим восторгом он собирал гербарии и коллекции всего того, что
летало, ползало, прыгало - жуков, бабочек, стрекоз, кузнечиков. Его поражала
цветовая гамма этих крылатых существ. Стимулируя увлечения ребенка, - явного
интроверта и аутиста, - родственники дарили ему замечательные наборы цветных
карандашей (до сорока восьми цветов и оттенков).
Таким шикарным оружием мальчик распоряжался с удовольствием. Но картины
природы, написанные им, теперь уже поражали зрителей, особенно взрослых.
Сверстники, те только столбенели ненадолго, затем тянули многозначительно:
"Ну, ты даешь"!
Никто не понимал и не мог объяснить природу особенностей
конструирования цветовой палитры. Всех озадачивал вопрос: толи состоялось
рождение нового гения - художника-экспрессиониста (и это приятно щекотало
нервы родственникам), толи явный балбес издевается над здравым смыслом
(такой подход необходимо срочно перевоспитать)? Но попробуй перевоспитай
уникального молчуна, который в любом рассказе взрослых находил повод только
для одного убийственного вопроса: "Почему"?
Маленький гаденыш напрочь загонял в тупик любого рассказчика
сакраментальными уточнениями. Ему недосуг входить в сложности
причинно-следственных связей различных явлений, событий, загадок, вольно или
невольно всплывавших перед его взором, - он требовал от взрослых прямых и
исчерпывающих ответов на все свои миллионные "почему?". Родственники
чувствовали, что нарождается светлый ум, только не понимали, почему никакими
усилиями не загнать его в школу и не заставить читать красочные учебники.
Доброхоты прозвали Сашу Почемучкой и подарили детскую книжку с точно
таким же названием. Но этого ребенку показалось мало. Коль скоро взрослые
оказались бессильными учителями, он подыскал себе ходячую энциклопедию вне
дачной территории.
В кругу его друзей появился Женька - внук знаменитого детского писателя
и Павлик - сын не менее известного взрослого писателя. Ловко и быстро
сколоченную шайку великолепно дополняли Евгения - дочь того же маститого
писателя, его племянник - Левка Цапин, племянница - Ирина.
Метр советской литературы позже написал детскую книжку про то, как его
юная родня собирала грибы - Ирине там отводилось особое место. Но
психоаналитик легко заметит в простенькой фабуле истинные мотивы не очень
сложного литературного исследования. Волшебный ларчик всегда открывается
просто и ключ к нему окажется спрятанным в потаенном кармане души взрослого
мужчины-самца, терзающего себя воспоминаниями об ушедшей молодости. Но то
были проблемы взрослого организма и оргазма.
Имя Ирина для Александра оставалось тем камнем преткновения, о который
юный исследователь спотыкался постоянно (в детские и поздние годы),
продвигаясь по путанным лабиринтам жизни. Но та первая Ирина, конечно,
возбудила в нем прекрасный восторг первой детской любви, от загадок которой
кружилась голова.
Сознание мальчишки, однако, всегда оставалось холодным, требовательным,
расчетливым и любопытным. Она училась в балетной школе и ей, начинающей
только входить в искусство, требовался хотя бы один верный зритель и
почитатель - на этом поле соблазнов шло освоение техники сценического
обаяния: будущая звезда тренировала необходимые навыки на маленьком
безопасном фантоме. Силы ее и лоха-зрителя были, безусловно, неравными.
Саша пробовал донимать своим "почему" знаменитых писателей. Отвлекло
его от опасного занятия лишь предприятие, выдуманное Женькой: они всей
бандой взялись строить плотину на маленькой местной речке. Когда
строительство гидросооружения века было закончено, то местная интеллигенция
принялась на халяву усиленно эксплуатировать образовавшуюся приличную
купальню.
Толпы сограждан с жирными боками и безразмерными задами по выходным
устилали берега небольшой речки и, забыв о законе Архимеда, выплескивали
купальню. Любому терпению есть предел: поведение классовой "прослойки"
вызывало негодование истинных покорителей природы.
Откровеннее всех выражал свое негодование отпрыск великого детского
писателя. Он, вообще, был славный малый: все писательские дети катались на
Диамантах (последний крик моды) - шикарных велосипедах; но Женька гонял на
задрипанной дамской лошадке.
Дед отказался покупать ему что-либо приличное, ибо инженерная страсть у
внучка была ненасытна, неистощима. Из любого шикарного велосипеда он
создавал в ближайшие три дня техническую абракадабру. Особое удовольствие
юному конструктору доставляло слияние трех, четырех велосипедов в один,
прочно скрепленный, тандем. На таком сооружении устанавливались рекорды
скорости велосипедной гонки. Но общее несчастье всегда сопровождало опасные
соревнования: на поворотах руль крутить должен был только первый, но
рефлекторно его пытались подкручивать и остальные гонщики. Происходила
грандиозная свалка, - что, конечно, доставляло массу восторженных
переживаний конструктору и вызывало стоны и негодование у пострадавших
гонщиков. Модные велосипеды превращались в покореженный металлолом, -
наступало равенство и братство, то есть долгожданный коммунизм. Все теперь
катались на одинаковых железных крокодилах.
Однако мы отвлеклись от сути. Женечка наказывал паразитирующих
интеллигентов, расположившихся по крутым берегам купальни, как истинный
живодер, наделенный жестокой рукой исполнителя воли и диктатуры
пролетариата. При подъезде к тучам жирных тел отдыхающих паразитов, он
разгонял свой драндулет до бешенной скорости. Легко и изящно переступая
сквозь невысокую женскую раму вбок, ловкий ласковый мальчик спрыгивал на
землю, а верная железная кобыла продолжала свой путь прямо по многочисленным
спинам, животам, задницам и прочему.
Эффект воздействия железных форм кувыркающего велосипеда приравнивался
к атаке карающего меча революции, - вопль отдыхающих был потрясающим. Если
сказать, что окрестности оглашались громкими криками пострадавших, то это
значит - ничего не сказать! Здесь, на крутых берегах загадочной реки,
происходило действо, равное по накалу, видимо, только великому сражению
славян с татарскими ордами, затеянному Дмитрием Донским, или знаменитому
таковому сражению под Прохоровкой.
Никто не мог определить, чей велосипед произвел
полицейско-воспитательную акцию, - Женька уже давно нырял в центре купальни.
Отдыхающие, немного успокоившись, расходились по домам - зализывать раны,
более агрессивные с упоением топтали и пинали железного коня недолгое время.
Страсть к эксперименту не всегда награждается успехом. Помнится,
однажды Женька вовлек в свои сволочные действа деда. Юный конструктор
подсоединил микрофон к большому приемнику в гостиной дачи, что на первом
этаже - там дедушка любил отдыхать, сидя в удобном кресле после обеда,
слушая сквозь дрему последние известия. Кабинет же Женечки был расположен на
втором этаже особняка.
Трудно сказать, что решил проверить этим занятием пытливый ум
экспериментатора: толи его интересовали чисто технические возможности
передающего человеческий голос устройства; толи анализировались
психологические свойства, скажем, реакция испуга взрослого мужчины - творца
массовой детской литературы. Вернее всего, - маститый дед соблаговолил в
очередной раз поссориться с любимым внуком, не учтя его экстраординарных
способностей возвращать долги за обиды.
Женя явно выступил в той ситуации, как тонкий психолог. Он, голосом
Левитана, передал экстренное сообщение о начале войны с зарвавшимся
агрессором - американцами, многочисленные боевые орды которых в купе с
сателлитами надвигаются на СССР через Европу и Дальний Восток. Дед,
истомленный сытным обедом, расслабившийся не в меру, задремал. Опытный
литератор не сумел сразу оценить силу юмора новоявленного диктора, и его
чуть не хватил удар спросонья. Из мягкого кресла, из приятной неги его вышиб
инстинкт самосохранения. Сам собой возник страшный переполох и шум в доме.
Саша, стоявший на стреме и державший в полной боевой готовности - "под
уздцы" оба велосипеда, - поразился искусству своего товарища: Женька, словно
ящерица, будто японский нинзя, быстро спускался со второго этажа по
бревенчатому углу здания. Лицо его было перекошено болью осознания трагизма
случившегося. Он искренне любил деда, но надвигающаяся опасность крутой
разборки диктовала свои правила поведения: медлить было нельзя, пришлось
делать ноги.
Два огольца, вскочив в седла, дали деру. Скорость велосипедной гонки
намного превышала распространение звука рассерженных голосов пострадавших,
вырывающихся из окон дачи. Женька до глубокой ночи отсиживался на
конспиративной квартире - в особняке адмирала, строго охранявшегося
матросским нарядом. Все было примерно также, как в памятные дни подготовки
знаменитого октябрьского переворота в тревожном Петрограде.
Возвращение в родные пенаты не было для Женьки триумфальным: ему
обстоятельно и, видимо, с применением подручных средств, объяснили, что
такие шутки недобрые люди могут при желании легко подвести под ряд статей
Уголовного кодекса. В те времена шутить необходимо было с максимальной
осторожностью.
Два вечных испытателя переключились на более безобидные с политической
точки зрения исследования. Их глубоко и серьезно стала занимать проблема
создания водолазных средств. Видимо, вбитая в сознание через мягкое место
угроза разоблачения, у Женьки оформилась в решение вести более скрытную
жизнь - водолазные возможности на этом пути открывают заметные перспективы.
Первое испытание водолазного снаряжения закончились неудачей ввиду
конструктивных погрешностей. Надо пояснить, что за основу был принят
противогаз с удлиненной многократными соединениями гофрированной дыхательной
трубкой. Но при погружении давлением воды пережималось дыхательное отверстие
в самой маске - резина податлива на сжатие.
Помнится, решение этой проблемы было найдено быстро: в горловое
отверстие резиновой маски был вставлен жесткий картонный кругляш из-под
фотопроявителя (Евгений увлеченно занимался фотографией). Триумфальное
погружение проводилось в глубокой тайне. На ноги Женька намотал в качестве
балласта тяжелую цепь. Сашка держал выходное отверстие гофрированного шланга
на поверхности воды. Но когда Женечка по дну реки забрел на глубину
двух-трех метров, вся трубка в разных местах начала подвергаться сжатию.
Ситуация критическая, ибо экстренному всплытию мешала тяжелая цепь,
запутанная на ногах.
Сотоварищ по эксперименту пробовал с поверхности вдувать воздух в зево
неверной гофрированной змеи. Мальчики еще не знали о различиях содержания
кислорода во вдыхаемом и выдыхаемом воздухе. Неимоверными усилиями смелому
водолазу все же удалось отцепиться под водой от тяжелого груза. Он всплыл с
широко распахнутыми красными глазами, испуганный, потрясенный, но с чувством
приобщения к плеяде героев-испытателей. Не было благодарностей от науки, но
были новые оргвыводы от деда.
От приятных воспоминаний глубокого детства мысль Александра Георгиевича
перекинулась на юношеский период. Здесь тоже судьба выстраивала многие
препятствия на пути непростого поиска. Сколько он себя помнил, его вела по
жизни одна неведомая страсть - любопытство. Он легко прощался с
общепринятыми нормами, понятиями о благополучной карьере, если начинала
маячить любопытная, неведомая область постижения жизни.
Наверное, наиболее заметное потрясение, исказившее его первичные
шикарные планы о будущем, преподнесла ему Божья воля совсем неожиданно. В
Нахимовском военно-морском училище из него пытались выковать командира
подводной лодки, и он соглашался с такой перспективой. Занятная идея не
могла не вызвать юношеского любопытства. Но на очередном глубоком
медицинском обследовании у него выявились особые свойства восприятия цвета.
Оказывается цветовое зрение у восьми процентов мужчин имеет забавное
врожденное свойство: ученый Дальтон выявил у таких субъектов понижение
чувствительности к красному и зеленому цвету. В результате простенького
открытия, Сергеев выпал из обширной популяции трихроматов и закатился в
веселую компанию носителей дейтеранопии.
Бог не оставил Сергееву возможности возврата из теплой компании
дейтеронопов. Мечты о загадочных подводных плаваниях можно было оставить
навсегда. Таскать в утробе мирового океана ракеты с ядерной начинкой будут
другие ребята, чья служба воистину и опасна и вредна. По горячке, юноша
решил было пойти служить в морскую пехоту; ему предлагали и училище оружия,
где учат классно взрывать грандиозные военные объекты и элегантные "мерсы" с
зажравшимися отщепенцами. Но Сергеев не решился на роль палача, даже для тех
кто заслужил суровую кару.
Совершенно неожиданно Сергеев вспомнил о своей повседневной, столь
привычной и ставшей незаметной страсти к биологическим существам. Он вечно
терся в богатом живом уголке кафедры биологии училища: любил запускать себе
за шиворот удава, возиться с мышками, рассматривать рыб, загадочные
растения.
Удав, отогреваясь за пазухой, начинал путешествовать, приятно щекотать.
Во время урока благодарная рептилия высовывала из-за воротничка, -
благодарила своего благодетеля, соучаствовала в освоении наук. Иногда такой
дружеский альянс порождал панику у окружающих.
Если занятия химией, физикой и биологией пролетали незаметно, не требуя
никаких интеллектуальных усилий, то это верный признак конкретных
способностей. Но поступление из Нахимовского училища в Университет на биофак
было равноценно смертельному номеру: не для самого Сергеева, а для его
родственников, состоявших из потомственных моряков еще с царских времен.
Пришлось выбрать Военно-медицинскую академию. Где, с учетом спортивных
заслуг, он был определен слушателем в группу будущих врачей
воздушно-десантных войск.
С юношеских лет в сознании Сергеева закрепилось уважение к боевому
строю, к четким командам, печатному строевому шагу, вызывающему бодрость
духа и прилив энергии. Неоднократно участвуя в военных парадах в Москве и
Ленинграде, он сумел почувствовать великую силу Армии, ее мускульную и
духовную стать.
В Нахимовском училище ему привили любовь к спорту, научили рукопашному
бою, стрельбе из всех видов оружия; голову насытили отменными знаниями
английского языка и несложными школьными премудростями. Это, конечно, не
Царскосельский лицей, но все же основательная закладка кастовых традиций. Из
училища он вышел вполне сформированным волчонком! А пообщавшись в течение
двух лет с ВДВ дозрел до статуса зрелого волка.
Сергеева никогда не тянуло к технике, но все что стреляет, взрывается,
громит врага вызывало уважение. Начиная с пятнадцатилетнего возраста, будучи
нахимовцем, он каждое лето проходил практику на боевых кораблях Балтийского
флота. Заражаясь боевым азартом, лихие мальчишки мужали, мудрели и
закалялись. Можно было стажироваться у артиллеристов, торпедистов, у тех,
кто шевелил огромные глубинные бомбы, сбрасывая их затем с кормы на головы
мнимым или реальным вражеским подводным лодкам.
Сергеев никогда не напрашивался на работу в БЧ-5 - в машинное
отделение. Сергеева влекли конкретные звериные, а не машинные дела -
уничтожение противника и спасение своих боевых товарищей. Даже, когда на
занятиях английским языком (военным переводом), было необходимо заучивать
огромные тексты команд по выходу подводной лодки в торпедную или ракетную
атаку, он делал это с удовольствием, осознавая реальную необходимость таких
знаний.
Много позже он задавал себе вопрос: "Так уж необходимы военные знания и
навыки мальчишке, юноше, молодому человеку"? И убеждался в том, что
спартанское воспитание не портит нацию, а украшает ее достоинство. Россия со
времен Петра I последовательно превращалась в милитаристскую державу, к тому
обязывали ее соседи, геополитические интересы.
Но Армия практически всегда обгоняла всю нацию умом и доблестью,
подтягивала вислоухую кондовость до уровня мировых стандартов. Молодежь при
этом, как правило, лидировала. В Древней Спарте всех детей переводили на
государственное воспитание, закладывая в нее прочный фундамент морали,
здоровой психологии и отменной физической силы.
Военно-медицинская академия тоже сделала свое доброе дело. Сергеев
проходил стажировку в частях ВДВ: звереныши в защитной экипировке с
самоотверженным азартом вываливался из аэроплана, надеясь на верный парашют,
уложенный собственными руками. Тяжесть оружия, дополнительных сорок
килограмм боевого груза не удручали, а вызывали восторг предстоящей штурма.
Вспоминались формулы зомбирования боего духа: "мы вырвем горло врагу "!
Слова американского легендарного генерала Патена - "Хватайте их за нос
и бейте ногой по яйцам"! - были расхожими в компании сорванцов,
соглашавшихся в кромешной тьме выпрыгивать из самолетов в роковую
неизвестность.
Восторг неожиданной атаки вызывал ликование, - надо уметь наслаждаться
полетом и дружбой с опасностью и риском. Правда, приземление не всегда
бывало приятным: особенно, ночью, на сильно пересеченной местности, при
неважной погоде. Дальтонизм однажды сыграл с Сергеевым злую шутку - он
перепутал красную с зеленой ракетой и чуть не вляпался в неприятность,
которой в боевых условиях не должно быть, ибо тогда решается проблема жизни
и смерти всего подразделения.
Сам собой пришел вывод: с Армией необходимо прощаться и привыкать к
совершенно незнакомой гражданской жизни. Но что делать с навыками,
выработанными с детства, - их же необходимо гасить, иначе они станут врагами
в мирной жизни.
Сейчас, сидя на мягком диване и разглядывая Ирочку, Сергеев вдруг
неожиданно уловил в лабиринтах извилин, нежно подернутых атеросклерозом,
простую, но почти что гениальную мысль: может быть, забавная помесь прошлой
воинствующей куртуазности и нынешней откровенной сексуальной всеядностью,
есть всего лишь игра генетической памяти.
Явно в нем с возрастом произошла поведенческая реадаптация:
агрессивность и маскулинность воплотились в сексуальность и интимную
любознательность. Но то и другое помогали решать и профессиональные задачи:
он лучше понимал пациентов, страдающих расслаблением воли. Скорее, не на
уровне простаты и тестикул прет из военного солдафонский кобележ, а
вырывается он из хромосом, запомнивших разнузданное насилие банд скандинавов
или вовсе диких татар, навалившихся на славянские села.
Сергеев не сомневался, что поведение индивидуума на восемьдесят
процентов продуцируется генным кодом, а не воспитанием. Вот почему, когда
Сергеев вырвался из условий казармы и перевелся в сугубо гражданский
медицинский институт, где даже не было военной кафедры, он от обилия
распахнутых молодых женских сердец просто обалдел.
В состоянии сексуального шока новоиспеченный студент, только что
распрощавшийся со статусом заматеревшего волка, находился несколько недель.
Но мало-помалу голос плоти начал взывать к разуму: нависла угроза обогащения
популяции чрезмерным количеством новорожденных-дальтоников, ибо именно в
молодые годы потенциал фертильности перехлестывает мудрость и ловкость
применения контрацепции. Здоровье было неистощимым, выносливость отменной и
молодежь старалась побыстрее пройти огонь, воду и эластичные (не медные!)
трубы.
Опять у Сергеева запрыгали, как шаловливые волчата, исторические
реминисценции: война в далекие времена сопровождалась легализованным
грабежом и насилованием беззащитных женщин, являвшихся безусловной добычей
победителя. Особи мужского пола среди поверженного народа убивались все до
единого, оставляли только девочек, девушек и молодых женщин - они
становились кто рабынями, а кто наложницами.
Сергеев понял, что именно из дикого атавизма старины и выползала, как
гремучая змея, его похоть, имеющая постоянный животный накал. Но
цивилизованность, свойственная даже современным русским, приукрасила
кобелиную прыть, подчинила ее формуле - "соитие только по обоюдному
согласию". И то был первый серьезный шаг к добронравию и христианской
культуре.
Сергеев понимал, что истинной любви у поверженной на спину женщины нет,
- в ней только просыпалась память рабыни, не смевшей протестовать против
воли мужчины-победителя. Чтобы как-то компенсироваться некоторые слишком
маскулинные особы придумали технику "наездницы" и пользуют ее в сексуальном
рауте. Но это лишь "перенос", сублимация, вялое отреагирование.
Всегда будет существовать скрытая, но постоянная конфронтация мужчины и
женщины, - они даже в браке остаются разными (иностранными), до известной
степени суверенными государствами. Лучше всего в смысле "компенсации"
устроилась скорпиониха, поражающая после полового акта неловкого самца
точным ударом ядовитого хвоста.
Сергеев до конца так и не смог понять: если мужчина и женщина созданы с
задатками самостийных государств, то для чего заключать брачный союз. Можно
ведь ограничиться пактом о ненападении и спокойно ввести амурные отношения в
рамки конфедерации.
Только истинная мазохистка изменяет мужу из-за новой, откровенной