часть офицерской касты. Вот в чем состоит их идейная опора.
- Так можно назвать это свойство. Все остальное лишь относится к
разряду - уметь выполнить приказ. Национальность здесь не имеет значение. Но
живут на свете и другие люди, с иными понятиями.
- Уверен, что чистота индивидуального генофонда определяет и чистоту
помыслов, поведение человека, какой бы национальности он не был. Однако,
особенно это привязано к избранному Богом народу.
- Прописано в Ветхом Завете, а особенно в Торе, что нельзя
добропорядочному еврею вступать в брак с иноверцами. Словно в наказание за
такие отступления, Бог награждает путаников генофонда особым статусом -
"жидовством".
- Я чистокровный еврей и потому спокойно рассуждаю на щекотливые темы:
отличительной чертой жида являются непомерные амбиции и азарт
самоутверждения через хвастовство, громкие, показушные эскапады. Такие
истероидные персоны, словно, пытаются компенсировать дефекты еврейства за
счет чрезмерной гордыни, задираясь при этом даже на чистокровные особи.
- Вот таких чудаков на букву "М" я и встретил в бытность мою
подполковником, заместителем начальника тыла дивизии. Все в моей военной
карьере тогда складывалось великолепно, но бес попутал.
- Дело было на отдыхе, в Сочах. Я случайно залетел на гражданский
курорт, - конечно, гулял без формы. Маленький, толтопузый жиденыш - явный
истерик - донимал меня своими выкрутасами: он раскопал где-то сведения о
моей военной карьере и пытался острословить на сей счет. Ему ассистировали
два толстозадых жида, не помню (не интересовался), кто они были по профессии
(по моему, что-то близкое к миру искусств).
- Ты же знаешь, Сан, как трудно живется человеку, которого долгое время
натаскивали на действия по формуле: "Если враг не сдается - его уничтожают"!
Я часто ловил себя на мысли, что труднее всего профессионалу дается не
скоротечный рукопашный бой по "нашим правилам", а выбор как раз бережливого
способа вразумления клиента. Просто теряешься в выборе решения. Видимо, для
таких случаев и был придуман в старые добрые времена эффектный жест, -
швыряние перчаток в рожу противнику. После чего полагалась дуэль, но не
мордобой.
- Мы сидели на веранде, в комнате отдыха: толстопузик со своими двумя
ассистентами заболтался на счет ВДВ (тогда шли с известным скрипом Афганские
события). Они забавляли женскую аудиторию и основательно переступили грань.
- Момент старта даже не помню, - сплошные рефлексы. Словно кто-то
изнутри подал мне команду - "Вперед, круши"!
- Первым я вышиб из кресла пигмея молниеносным ударом ноги - "йоко
гери". Вошедшая в плоть и кровь техника удара повела ногу в точно выверенном
направлении, - в область сердца. Чудом этот придурок остался жив, - в
последний момент я все же смягчил удар, придержал ногу.
- Однако, наружным ребром ботинка были сломаны ребра и наступила
остановка сердца. Второй словоохотливый толстяк получил ногой по затылку и
правой височной области, по совокупности, хлестким "маваси, слева". Третья
жирная жопа пыталась подняться с кресла, но я вернул его туда обратно ударом
"кагэто". Хорошо, что при этом не вколотил ему голову в туловище, - коварный
удар, если себя не ограничивать. Ну, ты и сам все знаешь.
- Результаты плачевные: пришлось реанимировать удалого кретина -
пузанчика. Он никак не хотел начинать дышать. Очухался только после
закрытого массажа сердца и искусственного дыхания "рот в рот". Так что мы с
ним слились в экстазе, как любящие братья. К несчастью, он остался
инвалидом, правда на укороченную жизнь. О чем я, конечно, искренне сожалею.
- У второго, как водится, - тяжелое сотрясение мозга и долгое
стационарное лечение вместо пляжных развлечений.
- У третьего - подошвой моего ботинка был снят скальп со всей лицевой
части и сломаны кости носа.
- У присутствующих, как ты понимаешь, - шок, безмолвие и расслабленные
воспоминания о прошлом. Вокруг пострадавших - не столько кровища, сколько
тишина, редкие стоны и длительное безмолвие зрителей. Теперь герои поняли,
что рассуждения о достоинствах Армии - это не их тема.
- Я стою, как болван, и невольно вспоминаю: "Кто пустил дикого осла на
свободу, и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и
солончаки - "жилищем"? Даже помню, что эти слова из Книги Иова глава 39,
строки - с пятой по шестую. Привычный бой просветляет память, освежает
голову. Не стоило мне все же появляться на гражданском курорте!
- Тогда получилось не совсем по Торе: "И не пощадит глаз твой: жизнь за
жизнь, око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу" (Дыварим 19: 21).
Вышел явный перебор с моей стороны, сработали хищные инстинкты. Они ведь
только трепали языком, а я бил ногами, с акцентом бил!
Сергеев в душе воспринимал описание "рукопашки" с восторгом, вспоминая
и свои, к счастью, неотреагированные, столкновения. Но, рассуждая
юридически, - тлетворно и крючкотворно, - ситуация была, безусловно, аховая.
Последствия было легко прогнозировать, вспомнил традиционное:
"Подскользнулся - упал - очнулся - суд - решетка"!
Аркаша отхлебнул из фужера и продолжал без подъема, с некоторой тоской
в голосе:
- По инициативе пузанчика, ужасной историей занимался самый гуманный
суд в мире - Военный трибунал. Я был уволен из армии и отсидел три года.
Добрые царские времена, когда офицер мог защищать честь мундира прямо на
месте ударом шашки или выстрелом из револьвера (личное оружие), не взирая на
гражданские доблести любого шпака, прошли безвозвратно. Но мой случай -
свидетельство того, что "наш бронепоезд стоит на запасном пути"!
- От того армия и государство, в целом, только потеряли. - добавил
Сергеев. Бесспорно есть люди в любой нации, кому Богом предписаны особые
действия. И он тоже, как и Магазанник, перешел на Тору: "И мечом твоим ты
будешь жить, и брату своему будешь служить; но когда вознегодуешь, то
свергнешь иго его ты со своей шеи" (Бырэйшит 27-28: 40).

* 3.2 *

Именно после этой вступительной части разговора друзья крепко выпили и
Сергеев разродился пространной беседой об Александре Македонском и его тезке
Александре I. Ему хотелось, во-первых, несколько отвлечь Магазанника от
печальных воспоминаний; во-вторых, подвести под услышанное историческую базу
и тем самым приподнять над серой действительностью образ друга-героя;
в-третьих, он сам нуждался в эмоциональной подпитке и образы страдающих жен
и опустошенных мужей его релаксировали и приятно тревожили; в-четвертых, от
выпитого у него просто всегда открывалась чрезмерная болтливость.
Причем, фантазия его уплывала из океана науки и прибивалась к
заболоченным берегам художественно-исторических помыслов. Сергеев тогда
становился задумчивым, отрешенным и романтичным. В нем просыпалось к тому же
бескрайнее мальчишество, свойство, способное увлекать, как серьезных, так и
от природы легкомысленных женщин. Они заражались любвеобильностью и
совершали житейские глупости, в которых с великим мастерством им
ассистировал опытный эскулап, всегда готовый принять роды, но не воспитывать
потомство.
Слушатели уверяли, что его голубые глаза превращались в бескрайнюю
океанскую синь, которая манила людей и звала в зазеркалье, в кладовые
таинств и загадочных, глубоких тайн! Благородный берилл имеет множество
цветов и оттенков. Потому окружающим кажется, что с таким человеком не
соскучишься.
Что-то оккультное, проще говоря, мистическое, просыпалось в нем. Такое
свойство шло, скорее всего, от бабки по отцу, но что-то пришло и от матери.
Именно от своих голубоглазых предков он набрался свойств аквамарина
небесно-голубого оттенка. Здесь бесились пираты-мореплаватели, -
бесшабашные, неугомонные, дерзкие и язвительные.
В короткой детской жизни Сергеев успел впитать по другой генетической
линии и нефритовый отблеск памяти своих предков. В их сложных биографиях -
участников ответственных исторических событий, - чувствовался зов предков,
тянувшийся через многие поколения скандинавских пришельцев на русскую землю.
Но родина нефрита Китай - одна из самых древних цивилизаций. Ее мудрецы
и определили свойства души человека, обозначенной символом драгоценного
минерала: мягкий блеск камня соответствует мягкосердечию; прочность
напоминает об умеренности и справедливости; мелодичный звук сравним со
значением науки; негибкость и неизменяемость говорят о мужестве; внутреннее
состояние, не поддающееся подделке, является эмблемой чистоты.
Отголоски воинских криков, бандитских набегов тех, кто поджимал Русь с
Севера, от Скандинавии, стараясь подстроить ее под свой хищный интерес.
А предки Аркадия, сорок лет скитавшиеся по пустыням, уходя от
преследования египтян, тоже набирались воинской доблести и заряда
хищничества.
Камень-символ Аркадия, скорее всего, был жадеит - это культовый
минерал, ценившийся у ацтеков дороже золота, из него делали прекрасное
оружие. В Китае камень был известен под названием "Ю" и символизировал
благородство, красоту, чистоту, дружеские чувства. Несмотря на различие
составов, жадеит объединяли с нефритом, воспринимая их, как двоюродных
братьев: в том и состоял секрет привязанности Магазанника и Сергеева.
В этом смысле оба друга были равны и чувствовали свое единение почти
генетическое. Во всяком случае, не было между ними недопонимания, - мотивы
поступков, психологические установки, стремления были ясны, как все
очевидное, давно отфильтрованное через систему общих проб и ошибок.
- Сан, может быть я вторгаюсь в запретное, - осторожно начал излагать
свои сомнения Аркаша, - но сдается мне, что на душе у тебя лежит тяжелый
камень. Что-то тебя гнетет, ты и сидишь-то как-то сгорбившись, - такого
ранее за тобой не замечалось.
- Ты, как всегда, проницателен, Аркаша. - какое-то время помолчав,
отвечал Сергеев. - Да, лежит у меня камень на душе и сковырнуть его пока нет
возможности. Но не хотелось бы омрачать радость нашей неожиданной встречи
горестными рассказами, тем более, что я многое и сам пока до конца не
осознал. Ведь эта встреча с тобой для меня, как твое второе рождение: ты был
потерян мною почти безвозвратно, - не давал о себе знать ни словом ни
действием, - а теперь нашелся!
- Давай лучше, Аркаша, просто и тихо выпьем за упокой души одной особы,
когда-то мне очень дорогой и близкой, но погибшей нежданно и негаданно при
весьма странных обстоятельствах.
Аркадий насторожился:
- Старик, ты не темни и не рефлексируй, выкладывай конкретнее, что и к
чему? Вместе всегда разбираться проще. Иначе у меня может сложиться
впечатление, что ты некачественно относишься к другу.
Аркадий почти процитировал любимого всеми военными Богомолова - "Момент
истины". - А что касается моей былой скрытности, то тому есть простые
объяснения: придет время - мы и их с тобой обсудим.
Сергеев, естественно, не стал ломаться, как пятикопеечный пряник. Ему и
самому хотелось излить душу, а уровень опьянения как раз тому способствовал.
Он рассказал вкратце историю событий последних месяцев: трагическую смерть
бывшей жены, надвигающуюся вторую смерть, но теперь уже другого сокровенного
друга.
Магазанника почему-то особенно заинтересовала версия о нападении на
Валентину наркоманов. Он уточнил район города, еще некоторые специальные
подробности, свидетельствующие о том, что ему, бесспорно, подвластны
каким-то особые навыки анализа деталей подобных преступлений.
Аркадий, явно, имел более развитые, профессиональные, представления о
методах сыска. О болезне и жизненных перспективах Чистякова он лишь
посокрушался, скорее всего, чисто формально, процитировав из Библии
сакраментальное: "Все мне позволительно, но не все полезно" (1-е Коринфянам
10: 23). Видимо, на сей счет у него были свои, особые, взгляды, далекие от
медицины и современных представлений о сексуальной революции.
Незаметно, продолжая прикладываться к штофу, соскользнули с темы о
смертях на иное. Неожиданно всплыла фамилия еще одного друга-бродяги,
сгинувшего с жизненного горизонта Сергеева, что озадачивало и волновало его.
- Аркаша, что знаешь ты о Сашке Богословском - отъявленном футболисте,
хоккеисте и, вообще, бесшабашном бродяге? Прошла молва, что он "подсел"
из-за увлечения кино: вздумалось, архаровцу, снять собственный
короткометражный фильм. Ты же знаешь, что, сбежав из питонии на последнем
курсе, он подвязался на московском телевидении шабашить каким-то ударником в
искусстве?
На этот вопрос Сергеева задумчивый Аркадий отвечал не сразу. Пауза явно
затянулась, он принялся разливать коньяк по рюмкам, потом выпили, снова тут
же быстро налили и снова выпили. Только тогда Аркадий начал формулировать:
- Официально Шурик за свои шалости получил три года легкого режима. Он
спокойно мог уклониться от этой почетной миссии, но скрыл все события от
родственников. - Помнишь? у него осталась неродная бабушка, а дед -
профессор ( из "бывших"), директор НИИ Цветметзолото к тому времени умер
(родители же его погибли еще вовремя войны).
- Но и влияния его дяди - заслуженного адмирала тоже хватило бы на
смягчение приговора, тем более, что злого умысла в действиях Александра не
было, - глупость одна. После отсидки Сашка вернулся домой, восстановился на
телевидении, пробовал писать рассказы, но в литературе необходимо крепко
вкалывать, ему это не всегда удавалось.
- Что было с ним потом, где он сейчас? - нетерпеливо спрашивал Сергеев.
- Следы его я потерял. Могут быть два варианта: первый - благоприятный,
второй - отвратительный.
- Что означают сии варианты, подробнее? - начал заводиться Сергеев.
Но Магазанник был непреклонно-сдерженным (что-то сдерживало его от
свободных откровений - этого нельзя было не почувствовать):
- Помнишь, в колледже однажды Александру пришла загадочная посылка -
международная, из Австралии? У него, оказывается, жил там весьма богатый
родственник, не имевший собственных детей. Он был крупным скотоводом,
владельцем "золотого" шерстяного бизнеса. Когда в колледж, на
самоподготовку, гордый Александр притащил посылку с Главпочтамта, то все
огольцы раскатали губу, - ящик был огромного размера и все ждали заморской
витаминной подпитки, - на халяву и уксус сладкий, а тут Австралия! Но
Летучий Голландец, прибывший из далекой Австралии, растворился, как
растворяются и все мифы.
Теперь уже рассказ продолжал Сергеев:
- Открыв ящик, Сашка обомлел, потом, с брезгливо-презрительной миной,
стал выбрасывать из него прямо на пол мотки, идеально уложенной, оплетенной
золотыми этикетками, шерсти. Возмущению не было границ. Дядя-миллионер
надругался над желудком будущих блестящих флотоводцев.
- Если бы в то время не вошел в класс мудрый командир, офицер
побывавший за границей, - помнишь? тогда ими просто засеяли питонию. То были
грушники, подмочившие чрезмерной активностью репутацию официальных военных
атташе. Таких быстро отправляли домой на просушку. Офицер и объяснил вечно
голодным вандалам, что этой шерсти цены нет. Любой комиссионный магазин
оторвет ее с руками.
Непоправимому не дано было свершиться. Дядя Александра оказался мудрым
мужиком, - он понимал, что доллары конфискуют, а шерсть можно перепродать.
Тогда мы еще больше зауважали "шпионов"; кое-кто из воспитанников стал
интересоваться о перспективах поступления в, так называемый, скромный с
виду, Институт военных переводчиков. Офицер-воспитатели тут же использовали
новую страсть воспитанников для возбуждения активности изучения английского
языка. Но лишь немногим впоследствии удалось претворить мечту в реальность.
Магазаинник снова перехватил инициативу беседы:
- Всей ватагой шерсть быстро собрали. Припоминаю, что тот же офицер и
устроил паритет: через его супругу оформили продажу в комиссионном. У нас же
не было паспортов. Потом, за такую дорогую шерсть, которая никогда не
поступала в Россию из Австралии, мальчишек могли взять за цугундер - КГБ,
милиция, - кто знает?
- Денег получил Александр целый воз, - мы, приближенные к короне,
питались в буфете без ограничений долгое время. Австралийский дядюшка не
прислал письма, - его, скорее, изъяли компетентные органы при шмоне. Но,
видимо, раба божьего Александра взяли "на карандаш". Во всяком случае,
политотдел вопросы задавал.
- Так вот: положительный вариант может заключаться как раз в том, что
Александра в настоящее время могли приладить к "серьезной работе" теже
компетентные органы. Я потерял его из виду лет десять тому, - неожиданно и
бесповоротно.
- Ну, а второй вариант в чем заключается? -докапывался до истины
Сергеев.
- Видишь ли, Сан, все могло быть хуже. - отвечал Аркадий. - Там, где
пришлось побывать Богословскому, нестойкие особи быстро деградируют: даже за
"колючкой" доступен алкоголь, наркотики. Еще хуже, если он просто ссучился
или погиб от болезней, ножа психопата, сгинуть при "разборке".

* 3.3 *

За разговорами и выпивкой незаметно пронянулись на Север, достигли того
глухого, медвежьего угла, который должен стать временным пристанищем
Сергеева - заблудшего эскулапа, временно выдворенного для исправления. И
настал тот печальный момент, когда пришлось расставаться.
Магазанник деловита выпытал у Сергеева адрес, сроки, задачи пребывания
в командировке; обнялись, троекратно облобызались; охрана выволокла
несложный сергеевский багаж на несуществующий перрон (на тропинку вдоль
рельсов).
Последний прощальный взмах руками и экспресс укатил за поворот, за
густые ели и сосны, а справа открывалась бескрайняя гладь холодного
Онежского озера. Раскинула свои волшебные просторы благословенная Карелия.
Ценность этой земли еще по-настоящему не понята ни аборигенами, ни
огромными толпами пилигримов, проникающих сюда для удовлетворения разных
желаний. Но только не для того чтобы сохранить несметные богатства края -
запасы чистейшей воды, девственных лесов, неограниченных массивов природного
камня, хранящего еще местами древние наскальные рисунки.
Сергеев вздохнул полной грудью и почувствовал вкус воздуха, - волшебное
ощущение, давно потерянное в красавце Санкт-Петербурге. Размышлять ему долго
не дали: справа, из-за спины выросла фигура немолодого человека,
подхватившего нехитрый скарб путешественника. Сергеев не стал бороться с
похитителем, - оглянувшись, он приметил УАЗик с красными крестами.
Бессомнения, знатного путешественника ждали и встречали. Удивляло только,
почему выбор персоны оказался столь точным. Но шофер, легко справляясь с
тяжестью дорожной сумки, на ходу объяснил:
- Я узнал вас сразу, - вы практически не изменились, - только седины и
лысины прибавилось.
Он, оказывается, работал шофером в этой больнице еще в те времена,
когда Сергеев, будучи молодым врачом, трудился здесь. Приглядевшись,
Сергеев, с трудом, но все же узнал своего бывшего сотрудника. Что-то,
видимо, с ним случилось, - какое-то непростое заболевание или жизненное
потрясение он перенес, следы которого решительно исказили внешний облик.
Тогда это был красивый внешне, сравнительно молодой, парень,
медлительный, но предприимчивый. Он работал старшим шофером гаража больницы.
Помнится у парня была немецкая фамилия и интернациональный, но весьма редкий
по тем временам, порок. В науке такие персоны числятся девиантами, а точнее
- поклонниками "корефилии". Иначе говоря, они испытывают непреодолимое
сексуальное влечение к девочкам, моложе шестнадцати лет.
Больше страданий Штанберг (фамилия наконец-то всплыла в памяти)
доставлял своей семье. В первую очередь, мучения принимала супруга шофера.
Она как-то приходила к Сергееву, как к главному врачу, с жалобой, - с
душевной беседой. Но надежды на административное воздействие в таких случаях
- пустой номер. Сергеев сделал все, чтобы прикрыть парня и успокоить
плачущую женщину.
Порок порождает интригу, а та выкармливает самою страсть, в результате,
- безумие поступков, жизненная трагедия, а, порой, и смерть. В те времена за
такие шалости можно было здорово загреметь в места, не столь отдаленные.
Сергеев возглавлял тогда эту больницу и, помнится, главная его задача
состояла в том, чтобы вовремя провести капитальной ремонт отопительной и
водопроводной систем, заменить котлы, закольцевать три водонапорные башни.
Не справься он тогда со строительными трудностями и больничка могла
закрыться в связи с аварией. Организовывать психотерапевтическую опеку
Штанбергу просто не было сил и времени.
В делах строительных ему много помог директор местного судоремонтного
завода Евгений Давыдович, - замечательный организатор и интересный человек.
Но и у самого Сергеева в те годы энергии хватало на троих. Так что, все
сложилось путем!
Шофер оказался молчаливее, чем был раньше. Но даже по мычащим ответам и
молозначимым междометиям Сергеев понял, что в своих предположениях он попал,
как говорится, не в бровь, а в глаз. Парню, действительно, пришлось
приличный срок провести за решеткой. Жена к моменту его возвращения из зоны
умерла, дети выросли и отвернулись от отца. Он прилепился к какой-то шалаве
и теперь испивал горькую чашу расплаты за грехи до дна. Его жизнь
определялась логикой Псалма (101: 7): "Я уподобился пеликану в пустыне; я
стал как филин на развалинах".
Въехали на территорию двухэтажной деревянной больницы с несколькими
корпусами. Ничего здесь не изменилось, все осталось в том же кособоком
варианте. Новшества ограничились тем, чем закончил строительные подвиги
Сергеев.
В центре красовался тоже двухэтажный, но легкий, как венецианский
дворец, административный корпус. Сергееву среди конструкторов, работавших на
заводе, удалось отыскать одаренного самоучку - Мельникова, с которым вместе
и занимался проектированием всех строительных проектов. А Евгений Давыдович
помогал реализовывать проекты, выделяя заводскую строительную бригаду.
Медицинское начальство не сдерживало строительные аппетиты Сергеева,
доверяло ему и потому ссужало бюджетные деньги без ограничений. Труднее
всего было тогда их не получить, а истратить: многое упиралось в поиски
подрядчика и лимиты на строительные материалы. Но благородное желание и
энергия молодости не знает препятствий, которые нельзя преодолеть.
Время приезда было раннее, но действующий главный врач уже был на
работе и ожидал гостя в кабинете, так хорошо знакомым его первым
проектировщиком - Сергеевым.
Весьма пожилой человек, талантливый хирург, прошедший школу профессора
Русанова, был интересной личностью сам по себе, безотносительно достоинств
врача. Аркадий Андреевич Иванов приветствовал Сергеева, с искренним
радушием, излучая добрую улыбку. Он действительно, был рад заполучить
отличного помощника в делах лечебных, хоть на недолгое время.
После общих слов о путях-дорогах, о жизненных невзгодах перешли к
бытовой конкретике. Когда Сергеев строил административный корпус, то
предусмотрел при кабинете главного врача и комнату отдыха, которую
использовал как служебную квартиру.
Иванов собирался уезжать в отпуск и предложил три варианта на выбор:
первый - проживание при больнице (но тогда будут дергать при поступлении
тяжелых больных); второй - гостиница (но все они похожи на откровенный
вертеп); третий - был прозаический. Иванов не стал сообщать о нем лично, а
вышел "на минуточку" и вместо него в кабинет вдвинулись четыре миловидных,
средних лет дамы.
Сергеев, несколько утомленный дорогой и ночной выпивкой, был заметно
заторможен. Но при появлении дам память стеганула его по сердцу.
Многозначительно улыбаясь валькирии уселись напротив: чувствовалось, что они
максимально мобилизовали свои гардеробы и макияж. К удивлению Сергеева, все
выглядело прилично, даже с намеком на изящество.
Перед Сергеевым, несколько потупясь от врожденной скромности, сидели
четыре (всего четыре! - подумалось вяло) его бывшие больничные пассии: он не
видел их, примерно, лет пятнадцать - двадцать. Положение спас евангелист
Матфей: "Кто без греха, - пусть первый бросит в нее камень". Пророческие и
оправдательные слова одинаково верно относились, как к Сергееву, так и к
четырем дамам.
Годы, безусловно, наложили свои печати, но Сергеев не стал усугублять.
Некогда молоденькие и резвые сестрички превратились в добропорядочных, в
меру соблазнительных зрелых дам. Понятно, что каждая имела уйму внешних и
внутренних достоинств.
Ощущение некоторой виновности пыталось поскрестись в предсердия
сергеевской широкой натуры. Но эскулап решительно отогнал неуместное
сострадание. Вспомнилось: "Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем
лета наши, как звук. Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости
восемьдесят лет; и самая лучшая пора их - труд и болезнь, ибо проходят
быстро, и мы летим" (Псалом 89: 9-10).
Сергеев попытался сложить свою бесстыжую морду в гримасу радости,
молодецкого внимания и заинтересованности. Дамы подбадривали его, понимая,
что именно они на коне, а он - под конем!
Наконец, Светлана, - подкрашенная блондинка, более простодушная и
прямолинейно-деловая, - попробовала сконцентрировать внимание присутствующих
на стержне вопроса. Так она многозначительно выразилась. Сергеев, по
привычке, пытался мысленно выяснить, где спрятан "перенос", "сексуальный