Федоров Александр. Оракул

знакомства"!
Сергеев еще раз взглянул на шоколадину и подумал: "Есть повод или нет?
- вот в чем вопрос"! Но та с таким восторгом хваталась за "мобильник" и все
куда-то названивала, транжиря государственные средства, что невольно
создавалось впечатление: она извлекала из телефона вовсе не информацию, а
сперму, - иначе чего так беситься?
Тут же вспомнился другой анекдот: была принята на работу секретаршей к
директору завода женщина средних лет по странному объявлению, - "Требуется
секретарша, но с ножницами". Сгорая от любопытства, на четвертый день
успешной работы новая секретарша решила уточнить у самого директора
"изюминку", "клубничку" событий. Ясно, что "кощей был спрятан в шкафу"!
Директор несколько смутился, но откровенно пояснил: у него оторвалась
пуговица на гульфике; прежняя секретарша заметила конфуз и быстренько
пришила пуговку; но не было ножниц, чтобы отрезать нитку; когда она,
наклонившись и припав к гульфику, перекусывала нить, вошел без стука
секретарь парткома. Остолбенев ненадолго, партайгеносса устроил страшный
скандал по поводу половой распущенности директора и секретарши. Бедную
женщину уволили, директора временно оставили, - вот теперь он
реабилитируется самым железным образом!
Шоколадина, бесспорно, ножницами принципиально никогда не пользуется, -
не та техника! Не те времена! Нас теперь ничем не испугаешь и не удивишь!
Видимо, эскулап попал под прикрытие какой-то специфической ауры, ибо
его моментально понесло к древности. Сергеев вспомнил, что на свете
существует интереснейшее социальное явление, соблазнительное развлечение для
всех тех, кто не утратил революционной силы и классовой солидарности, - он
быстро погружался в тайны древнейшей профессия, называемой проституцией.
Даже первая женщина Ева при серьезном анализе оказалась склонной к
универсальному греху. Да, между прочим, и Адам, будучи в одиночестве, с
увлечением наблюдал недвусмысленные игры животных. Именно потому Бог решил
прервать тоску первого человека.
Историки утверждают, что на бытовом уровне проституция всегда
существовала, поскольку всегда существовали различия выбора сексуального
партнера, любовного темперамента, внешних данных, имущественного статуса. Но
организационно она стала оформляться в некую систему социальных отношений на
религиозной основе: храмы содержали штат жриц-проституток, к которым
присоединялись и внештатные любительницы.
Видимо, свободные сексуальные отношения и, тем более, материально
стимулируемые, являлись своеобразным регулирующим клапаном поведения толпы.
Первым, кто на государственном уровне решился оформить проституцию в статью
дохода и социального влияния, был Солон - глава Афинского государства. Он
приказал за счет государства покупать женщин и помещать их в специальные
дома, где их услугами за плату мог воспользоваться любой желающий. Солон
являлся весьма примечательной личностью. По мнению Плутарха, он начал свою
карьеру в качестве купца, торговца. Затем занимался философией,
стихосложением, пока не был избран свободными гражданами правителем Афин.
У Солона, по утверждению современников, просматривались явные
склонности к гомосексуализму, но, как ни странно, прослыл он верным
хранителем семьи. При его участии были изданы законы, регулирующие
матримониальные отношения афинян. Даже своей матери он запретил вторично
выходить замуж только потому, что она раскатала губу на молодого повесу.
Солон считал, что покупать и закабалять молодость узами бесперспективного
для рождения детей брака, не выгодно для государства.
Афиняне были большими любителями демократии и этикета: распутных
женщин, например, они называли ласково приятельницами, налоги - взносами,
тюрьму - жилищем. Абсолютно уникальной личностью в мире проституции была,
конечно, Валерия Мессалина - супруга царя Клавдия (10 год до новой эры - 54
новой эры).
По ее поводу Плиний Старший сказал: "Остальные животные имеют чувство
меры в совокуплениях, человек же - почти никогда". Мессалина не гнушалась
истинно царских соревнований и побед: она вступила в состязание с самой
известной проституткой того времени и превзошла ее, сумев в течении 24 часов
осуществить 25 половых сношений с различными мужчинами. Под покровом ночи
Мессалина, переодевшись в простую одежду, отправлялась в публичный дом и
там, в смраде и чаде, отдавалась за деньги многим.
Фридрих Великий купил в 1770 году камею - символ ненасытной страсти
Мессалины. На одной стороне камеи изображена улитка (древний знак похоти),
окруженная семью мужскими членами, между которыми светится надпись "Invicta"
(непобедимая). На другой стороне медали изображена сидящая под деревом
женщина напротив небольшого храма с геммой Приапа.
Античные бордельные марки передавали сцены использования разнообразной
сексуальной техники. Надо сказать, что современные жрицы любви пользуются
тем же богатым арсеналом. Но каждый период жизни человеческого общества,
страна, личность сатрапа отмечены своим особым вкладом в усовершенствование
техники проституции. Каллигула, Нерон, например, добавили бешеной смелости и
безграничного разнообразия в половые акты. Их изобретательность носила явный
садистический характер. Другие властители и мыслители увлекались мазохизмом,
другими девиантными фокусами. Однако публичный дом в древности был высшей
школой рафинированного секса, кладезем вариантов извращений.
Куртизанки на котурнах (высокие каблуки-платформы) облачались в
специальные наряды, многие из которых вошли в сказочные образы: например, в
известную сказку о красной шапочке - обязательном наряде профессиональной
проститутки. Короткие или с разрезом юбки - тоже специальная символика,
придуманная не сейчас, а в далекой древности. Густой макияж, отсутствие
драгоценностей, но цветы в волосах и на блузе и другие специальные знаки, -
все это реклама профессии.
Из храмовой проституции вышло настойчивое желание искать
богиню-покровительницу профессии. Чаще культ богини Афродиты сочетался с
культом проституции. Отсюда брали начало специальные термины: pandemos -
всенародная, hetaira - гетера, porne - чувствительность, peribasia,
divaricatrix - похотливый акт, Melanis - богиня любви, Mucheia - богиня
тайных мест, Castnia - богиня бесстыдных, Scotia - богиня мрака, Darcetos -
богиня праздной лени, Kallipygos - богиня с красивыми ягодицами, Mechanitis
- механическая богиня.
Современный почерк проституции ничем, практически, не отличается от
задатков древнего эротического письма. Красную шапочку, короткую или с
разрезом юбку можно увидеть на современной секретарше, медицинской сестре,
бухгалтере или экономисте больницы. Конечно, женщина - заместитель главного
врача больницы по медицинской части не будет увлекаться слишком глубокими
юбочными разрезами, но она возьмет в свои мужественные, особенно если они
крестьянско-пролетаские, руки что-нибудь напоминающее серп и молот. Но
страшнее всего, когда современные ундины не понимают трагедии своего
положения, - войдя во власть, они ушли от женщины и пришли к питекантропу.
Трудно сказать куда привели бы Сергеева исторические размышления, но
помощница окликнула его и разрешила войти в кабинет главного врача.

* 3.9 *

Войдя в кабинет главного врача, Сергеев несколько опешил, оторопел: его
встретили два изучающе-напряженных взгляда, - Записухиной, примостившейся в
кресле для посетителей рядом со столом, и крупного, относительно молодого
(лет 38) человека в белом халате. Ясно, что тот, кому позволено восседать за
массивным рабочим столом, как раз и есть хозяин кабинета, то есть новый
главный врач. Похоже, что планируемый Эрбеком (прежним главным врачом)
кадровый расклад не состоялся. Правильность догадки тотчас подтвердила
Записухина:
- Александр Георгиевич, не удивляйтесь, - пропела она елейным голоском.
- "Человек предполагает, а Бог располагает". - Преобразования последних дней
совершились в нашей больнице в ваше отсутствие. Разрешите представить вас
новому главному врачу - Дуляку Модесту Григорьевичу.
- Перед вами, Модест Григорьевич, - теперь уже обратилась она к
главному врачу, - наш светила - заведующий инфекционным отделением, доктор
медицинских наук, врач высшей категории Сергеев Александр Георгиевич. -
Вообще он мастер на все руки, - великолепно справляется и с работой
терапевта и патологоанатома.
Из-за стола поднялся высокого роста с густыми прямыми рыжеватыми
волосами человек, всей своей статью явно подходящий на роль главного врача.
Интересно, конечно, узнать, чем наполнена его голова, - подумал Сергеев.
Кстати, лицевой череп у новичка чем-то напоминал лошадиную голову, -
вытянутый, с увеличенной нижней челюстью, крупными зубами, которые мешали
полному закрытию губастого рта. Мужчина улыбнулся, но улыбка выглядела
какой-то отсутствующей. Чувствовалось, что мысли его находятся где-то в
отдалении. Скорее, в чьем-то богатом, денежном кармане.
В это время открылась дверь в кабинет и вошел еще один верзила, Его
статус прояснился быстро, - Сергеева представили новому заместителю главного
врача по экспертизе. Второго рыжего верзилу звали Колтутин Валерий
Михайлович. У этого типа было больше элегантности и шарма во внешнем облике;
говорил он тихо, вкрадчиво, но с повышенным чувством собственного
достоинства.
Снова все расселись по своим местам и разговор продолжился.
Чувствовалось, что новоиспеченные больничные администраторы знакомились со
своими поднадзорными с большим любопытством, словно пытаясь выяснить, - а
что и сколько из каждого сотрудника можно выжать. Скорее, их интересовала
личная выгода, но не интересы государства. Уж очень они были внимательны в
разговоре к деталям личного круга, а не больничных задач.
Сергеев, любивший типировать персоны, с которыми его сталкивала жизнь,
все время искал правильное определение типажа личности Дуляка и Колтутина.
Очевидно, что они оба очень похожи, и внешне и внутренне, но, видимо,
существовал какой-то единый закон такой схожести. Ему и подчинялась
мотивация поступков новых властителей больничных дум. Распознав этот закон,
можно легко прогнозировать их поступки, узнавать заранее, каких подлянок
можно ожидать от варягов.
Записухина исподтишка наблюдала за потаенной работой мысли Сергеева, -
она-то хорошо знала свойства каверзного ума отставного ученого. Она уже
давно навела справки и о его литературных склонностях. Когда, лет десять
тому назад, ей доложили верные люди о том, что Сергеев еще юношей, с
Нахимовского училища, подрабатывал на карманные расходы журналистикой, она
перепугалась не на шутку, - вдруг да выведет на чистую воду все больничные
грехи и разоблачит надутые персоны. Но время показало, что Сергеев берег
острие своего золотого пера для других целей, - для сугубо научной или чисто
художественной литературы.
Однако Записухина, будучи, бесспорно, умной в бытовом плане женщиной
давно разгадала метод Сергеева. Теперь, с интересом наблюдая танец молодых
фазанов, она терялась в догадках, как отразятся они в изощренном воображении
Сергеева. Какие обозначения он им прилепит? Как быстро кликухи расползутся
по больнице? Какая будет реакция коллектива? Ведь уничтожить личность можно
одним словом и не обязательно для того использовать пулю!
И Сергеева осенило: эти оба - обрусевшие немцы. Так, так - то особая
генетическая линия старой российской немчуры, давно перебравшейся в
Поволжье, под Царицын. Ясно, как Божий день, что они выбрались в
Санкт-Петербург не со стороны Скандинавии или Прибалтики, а из немецких
колоний Поволжья. Потому-то они такие сытые, здоровые, рыжие, завистливые
(скорее всего, до чужих денег) и провинциально-простоватые.
Нет у них кондового петербургского серого оттенка кожных покровов,
тонкости ума, сочетаемой с гиблостью здоровья, вселяемой местными болотами
во всех коренных жителей. Из таких рыжих остолопов, пышащих здоровьем и
предприимчивостью, легко могут выйти успешные колбасники или булочники в
любом месте России.
Вспомнились строчки из одной эпиграммы Пушкина: "Не то беда, Авдей
Флюгарин, что родом ты не русский барин, что на Парнасе ты цыган, что в
свете ты Видок Фиглярин" ...
Сергееву вспомнилась немецкая фамилия - Врангель. Но не тот, который -
Врангель Фердинанд Петрович (1796-1870), добавивший к исторической славе
России драгоценные географические открытия. Барон, адмирал,
член-корреспондент Российской Академии наук, один из учредителей
географического общества успел побыть и морским министром в период с 1855 по
1857 годы.
Уточняя генетическое наследство нынешней немчуры, надо, видимо,
вспоминать Врангеля Петра Николаевича (1878-1928) - генерал-лейтенанта,
создателя Добровольческой армии, нагонявшей ужас на население Юга России.
Кто знает, сам ли Врангель или его ловкие адъютанты, или остзейские
командиры диких казаков, но кто-то мог изловчиться и впрыснуть частицу
немецкого генофонда поволжским молодухам.
Однако, по наблюдениям Сергеева, хромосомины утилизировались не самые
элитные, имеющие отношение разве только ко внешности, но не к уму. Два лихих
балбеса прикатили в Петербург, сам же Петр Николаевич в 1920 году уплыл из
Крыма в эмиграцию и добрался до Парижа.
Разность планов такого выбора - лучшее доказательство несхожести
генетической ценности. Но, может быть, два новых администратора - следы
последнего нашествия немцев на Русь, остатки тех, кто не добит под
Сталинградом?
Во времена Петра Великого русский простой народ говаривал: "Тьфу!
Немчура поганая, опять всю власть слопала! Ату их, окаянных"!
При вялой сытости эти двое уж очень смахивали на ленивых водовозных
меринов или на тех оводов, которые сосут из них кровь под хвостами. Но
откуда же у явных балбесов такая тяга к власти? Сергеев еще раз обвел
взглядом приятную компанию и снова застрял на строках незабвенного Пушкина:
"Мое собранье насекомых открыто для моих знакомых: ну, что за пестрая
семья"! Дальше у Пушкина подозревалось сплошное витиеватое сквернословие.
Сергеев от неожиданности откинулся на спинку кресла и не сумел скрыть
радостную улыбку. В его голову ворвалась блестящая гипотеза: оглядев еще раз
компанию молодых мужчин и стареющей интриганки Записухиной, он понял, что
перед ним сидят "близнецы". Именно этот символ гороскопа подходил к
больничной администрации больше всего. Все встало на свои места: понятно,
что толка ожидать от деятельности такой команды не приходится.
Близнецы - носители своеобразной ювенильной психологии. Им свойственно
неустойчивое, бессистемное мышление, отсутствие способности к напряженному
труду, неопределенность позиции, размытость психологических установок. Такие
руководители ничего толком организовать и довести до логического завершения
не способны. Они сами нуждаются в покровительстве, в крыше над головой, -
где уж им отвечать за других.
Вместе с тем, близнецы успешные позеры и фанфароны, насыщенные
дилетантизмом. Но умный человек раскусывает их быстро. Они даже говорят,
помогая себе рукам, жестами, мимикой. Вот и Записухина постоянно выставляет
свои грабли напоказ, словно подтверждая заранее мощь административного
кулака, не рискуя демонстрировать разумность своей власти взвешенными,
ответственными словами и корректными действиями.
Такие люди уходят от серьезной работы, заменяя ее суетностью интрижек,
фантазерством, перекладывая принятие ответственных решений на других. Они
нуждаются не только в покровителе, но и адъютанте. Их тянет к лести и
подобострастию. В приятной лжи они не способны разгадать и расшифровать
вовремя скрытый подвох, даже если он принесет им серьезные неприятности.
Сергеев давно сформулировал для внутреннего, собственного, потребления
некую теорию о генезисе такого явления, как близнец: он был уверен, что
виновата здесь душевная слабость, связанная с переселением в плод
малозакаленной души из прошлой жизни. Так получается, если человека настигла
смерть, скажем, в раннем детском возрасте. Его детская, несовершенная душа
переселяется в новой жизни в страдальца, которому уготованы свойства
близнеца. Слабая душа пытается руководить двумя телами, пребывая
одновременно в виртуальном прошлом и реальном настоящем. Она по незрелости
неустойчива и перетекает из одной ипостаси в другую - из прошлого в
настоящее, из ребенка во взрослого и обратно. Да, занятный подарок получила
больница: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день"! Моментально вспомнилось из
Откровения (9: 12): "Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя".
Но самое забавное наступает тогда, когда близнецы, страшно похожие
характерами друг на друга, собираются вместе: такая команда представляется
детским садом для взрослых, - очень важных, но никчемных менеджеров.
Сергеев не скрывал, что к, так называемым, начальникам, он относился,
как к клоунам, шутам. Но в цирке такие артисты при деле, - они заполняют
промежутки между выступлениями серьезных деятелей и, собственно, никем не
пытаются управлять.
Но главный врач - близнец?! Это уже полный "абзац", если не рифмовать
точнее... Но кто из бездарных начальников когда-нибудь отказался от своей
должности? Сергеева так и подмывало воспроизвести вслух Псалом (93: 8):
"Образумьтесь, бессмысленные люди! Когда вы будете умны, невежды"? Но стоит
ли бороться с ветряными мельницами или метать бисер перед свиньями?
Разговор незаметно соскочил на организацию похорон Чистякова: новички
посетовали на трагический выбор метода ухода из жизни. Чувствовалось, что
они не в курсе истинных мотивов самоубийства. И слава Богу! - подумалось
Сергееву.
Мишино тело все еще находилось в городском бюро судебно-медицинской
экспертизы. Лучше, если там не раскопают страшную инфекцию, - пожелал
Сергеев. Главный врач постановил, что от больницы в организации похорон
примет участие новый заведующим патологоанатомическим отделением. Сергеев
сделал вывод о том, что наследство Чистякова разбазарили довольно
оперативно. Но он не стал комментировать случившееся.
И вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучали слова Дуляка:
- Александр Георгиевич, с места вашей командировки пришло письмо от
группы сотрудников больницы и пациентов с "разоблачениями". Я человек новый,
потому перепоручил Елене Владимировне разобраться в деталях, не обессудьте,
но служба есть служба. Рад был с вами познакомиться, на днях зайду в
отделение, там и поговорим подробно о работе.
Настало время прощания с сильными мира сего. Сергеев ограничился общим
поклоном, чем избежал традиционно-фальшивых, так называемых, дружеских
рукопожатий. Он вышел из кабинета вместе с Записухиной, пропустив королеву
вперед, и еще раз полюбовался гротесковыми зонами ее фигуры. Основной массив
статуи не изменился никоим образом.
Так, занимаясь каждый своим делом, - Записухина себя демонстрировала,
Сергеев наблюдал, - они прошли до кабинета начмеда и, войдя в него,
погрузились в атмосферу будуара современной деловой женщины.
Не мудрствуя лукаво, Елена Владимировна передала Сергееву письмо и
попросила ознакомиться при ней. Послание было напечатано на машинке и
подписано традиционно - группа сотрудников и пациентов. Но кто именно входил
в такую группу, количество жалобщиков, - оставалось не известным. Прием
старый, как и весь мир кверулянтов. По стилю письма и деталям Сергеев понял,
что исходит оно от заведующей терапевтическим отделением, которая потерпела
фиаско с онкологическим больным. Страдающими пациентами, скорее всего,
числился только единственный радикально излеченный от "рака легкого"
больной.
Сергеев пояснил Записухиной свои предположения и предложил простой
способ установления истины: заказать разговор с больницей и уточнить мнение
главного врача Иванова. Но Елена Владимировна желала трудиться с помпой. Ее
не устраивали простые решения, пустяшные дела, - она заявила, что жалобой
будет заниматься специальная комиссия, которая сегодня же будет сформирована
приказом главного врача. Сергеева не озадачила, но развлекла складывающаяся
ситуация. Голова его слишком занята проблемами, связанными со смертью
Чистякова, плохо реагировала на слова Записухиной. Он великолепно помнил
Псалом 146: "Смиренных возвышает Господь, а нечестивых унижает до земли".

* 3.10 *

Мишу хоронить не пришлось. Он, оказывается, оставил завещание, и Муза
его скрупулезно точно выполнила. Чистяков просил, чтобы его тело было
кремировано, а пепел высыпан с Николаевского моста в Неву. Что-то его
связывало с тем местом: Муза говорила, что он и ей очень часто назначал
свидания у этого моста, на берегу со стороны Академии художества. Но и эту
тайну Миша унес с собой в небытие.
Миша оставил Сергееву короткую записку, в которой ничего особенно не
объяснял, просто сообщил, что его решение осознанное, принято оно в здравом
уме и трезвом рассудке: так ему удобнее, так ему хочется. Он довольно сухо
прощался с "дорогим Сашей", желал счастья, просил не поминать лихом.
Чистяков просил Сергеева взять на себя заботу о Графе, которому он также
передавал последний привет.
Чувствовалось, что он уже настроился совершенно на иное мировосприятие
и основательно отошел от людей. Его, по всей видимости, волновала встреча с
иным миром, а не переживания остающихся на земле близких. О "прочих" он и
думать вовсе не собирался. Музе он дарил окончательную свободу, полностью
развязывал руки. Но это было настолько очевидным, что о том не было смысла
писать в предсмертной депеше. Для Музы такое "свинство" было, как плевок в
лицо, незаслуженная пощечина. Но верная женщина и это последнее унижение
перенесла стоически.
Со смертью закадычного друга из жизни Сергеева ушла еще одна моральная
опора. Он понимал, что люди, встречаясь друг с другом и, заключая негласные
союзы на любовь или дружбу, усиливают себя не только психологически. Видимо,
такие житейские выборы предопределены какими-то потусторонними силами,
питающими нас энергией жизни.
Ему приходила в голову парадоксальная на первый взгляд мысль: такими
встречами определяется отбор не только родственных душ, которые, скорее
всего, исходят из когда-то единого корня, единого "божьего слова", давшего
жизнь генетической ветви, но, вероятно, и сама генетическая информация
(родственная, близкая) обладает силой самостоятельного притяжения.
Подобного усиления ищет каждая живая особь, так подбираются здоровые
супружеские пары, дружественные альянсы, тем цементируются отношения детей и
родителей, близких родственников, прочные и мимолетные симпатии. Так
собираются и дикие звери в стаи. Так кошки и собаки находят своих хозяев.
Сергеев, забрав у Музы Графа, первым делом отправился с ним в Городское
бюро судебно-медицинской экспертизы (у него, конечно, там были знакомые).
Надо было показать Графу, что стало с его хозяином, ибо тот сильно
волновался и беспокоился из-за долгого отсутствия Чистякова. Что происходит
в головах собак, нам людям трудно представить. Но по нервному поведению
собаки было ясно, что Граф осознавал, догадывался: "Случилась трагедия"!
Сергеев, как психолог, понимал, что необходимо помочь собаке "зализать эту
рану" окончательно и бесповоротно.
Как только Сергеев ввел Графа в секционную, где на столе лежало тело
Чистякова, собака остановилась, как вкопанная. Только минут через пять Граф,
привыкнув к посторонним запахам, приблизился к столу, долго смотрел вверх на
гору из тела под простыней, затем запрыгнул наверх и стал рассматривать лицо
покойного. В этом молчаливом созерцании было что-то ужасное, от чего у
Сергеева накатились слезы. Граф стоял, вытянувшись в струну, словно
гвардеец, отдающий последний прощальный салют над могилой своего погибшего
командира. Так они простояли минут десять и Сергеев позвал Графа:
- Граф, ко мне, пойдем. Теперь мы ему уже ничем не поможем. Он сам
выбрал свой путь, - пусть земля ему будет пухом! Господь да не осудит его
душу слишком строго...
В голосе Сергеева звучали боль и слезы. Граф, видимо, ощутил страдание
своего нового хозяина и медленно пошел за ним наклонив голову. Когда двери
захлопнулись, он еще раз оглянулся, притормозил шаг, закинул голову и чуть
слышно завыл. Сергеев пристегнул поводок к ошейнику и решительно потянул
Графа за собой. Когда вышли на улицу, Сергеев остолбенел: по морде собаки
стекали крупные слезы. Они были особенно хорошо видны при дневном освещении.
Сергеев присел, обнял собачью голову и Граф ответил ему жалобным воплем, -
так стонут и затаенно плачут только маленькие дети или подстреленные
зверушки.
Граф понимал, что на этой Земле у него остался только один преданный
человек, который не будет сам уходить из жизни, бросать его одного в этом
страшном, непонятном мире, перенаселенном людьми-зверями. Граф надеялся, что
Сергеева ничто не заставит забыть о своей ответственности перед Богом за
жизнь маленького друга - прекрасной собаки, профессия которой - быть верным
человеку. Но преданность, как и вообще любовь, обязательно должна быть
взаимной. Только тогда имеет смысл жить. Что-то подобное вертелось в голове
плачущего Графа и Сергеев, не стесняясь, ему вторил ...