подтекст".
Светлана определила его метания по выражению глаз и даже не попыталась
смутиться. Скорее, наоборот, она многозначительно придержала дыхание и
эффектно прикусила нижнюю губу. Видимо она продолжала выступать в местной
самодеятельности. Клубы ведь еще работают, а в них - драмкружки.
Остальные девочки немного смутились, - чувствовалось, что элементы
возможных отношений с Сергеевым и между ними уже обсуждались многократно.
Очевидно были различия, но не в основных установках, а в деталях: например,
в навыках выражать свои мысли конкретно, просто и четко. Светлана в таких
вопросах, безусловно, была непревзойденным мастером, почти что олимпийским
чемпионом. Она давала фору всем, в том числе, и Сергееву.
Суть дальнейшей беседы вкратце сводилось к тому, что в течение месяца
каждая из представительниц слабого пола берет Сергеева на поруки: "Не будет
же профессор сам готовить себе пищу, стирать исподнее (Светлана особо
напирала на "исподнее"!), рубашки и носиться по поселку "шибче трамвая в
поисках вертихвосток".
Стареющие ундины полагали, что нашли замечательный предлог заманить
Сергеева в тихий альков, дабы вспомнить прошлое. Вот уж воистину: "седина в
голову, а бес в ребро". Но Сергеева в таком безобидном варианте все же
что-то смущало.
Он, не столько сомневался в своих силах, сколько не верил, что женщина
- существо легко приручаемое - способна просто и безболезненно, привыкнув к
чему-либо, затем повернуть волны эмоций вспять.
Не всякий мужчина откажется от мирского счастья, особенно, если все
ложится на привычную почву. А наяды всегда были властны и требовательны, -
еще утянут на дно семейных привычек, утопят в гипнозе покоя и тихих
соблазнов.
Понятно, что с пожарной поспешностью необходимо гасить еще не
разыгравшееся пламя. Формула была найдена быстро: "Наши встречи могут быть
только групповыми". У благородных провинциальных дам вытянулись лица, но у
Светланы глаза загорелись плотоядным блеском, - в них явно запрыгали веселые
бесенята.
Она вдруг вспомнила давно забытый и оставшийся неведомым термин -
"групповичок". Буйный взгляд перепасовал Сергееву щекотливый вопрос, -
"групповичок"? Сергеев даже не пытался подавить в ней отчаянное любопытство,
- никакая суггестия здесь не поможет.
Везувий начинал бурлить не на шутку. Весь вопрос в том, - где и когда
начнется извержение лавы и будет ли при этом выброс копоти, пепла, или сразу
тяжелых камней? Ясно, что больницу необходимо сохранить в рабочем состоянии,
несмотря ни на что, - иначе народ нас не поймет и не простит, - Однозначно!
Забавный театр позволил сделать ряд простых выводов: первый - рубашки
все же будет кому стирать и гладить (наиболее неприятная проблема для
Сергеева снимается сама собой); второе - на нечастые званые обеды и ужины,
если очень отощаешь на больничной или ресторанной пище, можно рассчитывать
(всегда хорошо иметь запасной вариант!); третье - дамы вполне в рабочем
состоянии. Не надо обременять их утомительной, страстной любовью.
Сексуальный exclusif, возможно, будет приятен, если добавить к нему
воспоминания о прошлой, а не настоящей молодеческой резвости.
Четвертое заключение было прервано: вошел Иванов с вопросом о том, как
продвигаются переговоры. Сергеев рад был своевременному появлению главного
врача, - он быстро подвел итог:
- Очень приятная встреча со сторожилами больницы (теперь у Светланы
вытянулось лицо от неслыханной наглости, - "Хорошо, что не сказал с
ровесницами века"). Мы, надеюсь, еще будем встречаться и дружить домами,
если служба позволит. Из всех соблазнительных предложений я выбираю одно, -
жить и питаться в больнице. Полагаю, что работы навалится слишком много и
незачем тратить время на прогулки по поселку, - будем действовать, не отходя
от кассы!
Дамы вежливо попрощались и, поджав губы, удалились. Иванов решил
прояснить свою позицию:
- Александр Георгиевич, не обессудьте старика, но они замучили меня
своими предложениями устроить вашу жизнь. - Просто заболтали меня. Кто
знает, подумал я, вдруг вам захочется запихать шею в хомут.
- Сразу в четыре хомута. - поправил Сергеев. - Но все равно, я
благодарен вам за встречу с носителями былой славы. Из этого, все одно,
можно будет извлечь пользу, но без помех основной работе.
Иванов предложил без лишних проволочек заняться передачей дел, - он
спешил отбыть в отпуск. Его ожидали какие-то семейные, личные заморочки в
Санкт-Петербурге, которые нужно было безотлагательно устранять. Через пару
часов Сергеев уже чувствовал себя полновластным хозяином больницы. Время
подходило к утренней конференции. Оба главных врачей, - постоянный и
временный, - двинулись навстречу официальному представлению больничному
персоналу.

* 3.4 *

Потянулся день за днем: больничная рутина состоит из утренних
конференций, обходов, подписи документов на медикаменты, проверки историй
болезни. Все остальное требует творческого подхода: диагностический,
лечебный процесс, консультации. Но и он изматывает и переводит деятельность
врача в режим действия автомата или полуавтомата. В таком режиме спасает
только профессионализм, определяемый уровнем индивидуальной квалификации. Но
даже на привычном поле встречаются забавные казусы.
На второй или третий день Сергеев просматривал рентгенограммы,
сделанные накануне. Он быстро описал снимки одного больного, не выделив
заметных находок, - фиброзные изменения в легких, носящие возрастной
характер, и только. Через некоторое время дверь в кабинет осторожно
отворилась, - в проеме, в кромешной темноте, появилась фигура заведующей
терапевтическим отделением. Она еще не адаптировалась к мраку и, войдя со
света, лапала воздух руками, стараясь определиться в направлении движения по
опасному кабинету.
Сергеев подал голос, помог сориентироваться бодрящейся старушке: он с
уважением относился к ее опыту, но за ней числился серьезный грех -
алкоголизм. Практически с обеда она, приняв дозу, выпадала полностью из
лечебного процесса.
При таких обстоятельствах подчиненный обычно сильно побаиваются
руководителя, - не известно, что взбредет ему в голову, вдруг начнет
утверждать трудовую дисциплину. Но таких поползновений у Сергеева,
естественно не было, - он временный человек и не его задача бороться с
пьянством и алкоголизмом. Особенно, если грехи не снижают качества работы
терапевтического отделения, - Александра Гавриловна успевала внимательно
осмотреть больных до обеда.
Обследование и лечение больных у нее отличалось идеальным качеством.
Однако искус подобрать ключики к профессору у старушки, бесспорно, появился:
в таких случаях надо подловить коллегу на каком-нибудь дефекте, скажем, в
диагностике. Намерения Александры Гавриловны были очевидны: она пробиралась
в рентгеновский кабинет чтобы копать волчью яму, даже отложив несколько
привычные обеденные развлечения.
Вежливым, специфически дрожащим голосом она справилась:
- Александр Георгиевич, помните ли вы больного Астафьева, - я
направляла его на контрольную рентгенографию. Вы дали благоприятное
заключение, почти что норму, но у больного первая группа инвалидности в
связи с раком правого легкого. Он признан неоперабельным, получил массивную
лучевую терапию и отправлен Республиканским онкологическим диспансером
домой, практически, доживать свой недолгий срок.
- Возможно, произошла путаница со снимками и вы описали не того
больного. - почти победоносно резюмировала Александра Гавриловна.
Сергеев впечатлился мгновенно: "если все так, то это серьезный прокол"!
Сергеев попросил лаборантку отыскать снимок: установив его на
неготоскопе, принялся повторно, более внимательно изучать бело-черные
разводы. Никаких признаков столь грозной патологии не выявлялось. Он
предложил взглянуть на снимок и Александре Гавриловне.
- Загадочная ситуация, уважаемая Александра Гавриловна. - задумчиво
вымолвил Сергеев. - Если судить по снимкам, то, похоже, вашего больного
подменили. Надеюсь, что все это время признаки рака легкого вы у него
добросовестно фиксировали и делали необходимые записи в истории болезни.
- Мало того, Александр Георгиевич, мой пациент уже успел продать все
ценные вещи из дома (ему никто не противоречил, считая недолгожителем). Он
постоянно пьет вусмерть, - заливает,... как может,... горе! Что ни говори,
но скандальная история намечается. - многозначительно заключила Александра
Гавриловна.
Сергеев намеренно подыграл злорадствующей старушке, так жаждущей
почувствовать себя в фаворе, хоть ненадолго. Сергеева забавляли метаморфозы,
творящиеся с алкоголиками: он-то уже все себе и окружающим доказал, а вот
коллега пыталась самоутвердиться основательно за его счет. Надрать уши
профессору-выскочке, - это дорогого стоит, тут пахнет вселенской славой и
мировым признанием.
Александра Гавриловна, мы с вами поступим очень просто. - наконец,
заключил Сергеев. - Попросите больного завтра натощак явиться ко мне сюда, в
рентгеновский кабинет. Придется сделать ему бронхографию, - она и решит все.
Гавриловна выползла из кабинета шустрой змейкой, словно, помолодевшая
лет на тридцать. Да, сегодня за обедом она основательно вмажет. Ну, а пока
необходимо растрепать всем и вся о том, как основательно вляпался заезжий
светило. Уж она, конечно, постарается отыграть на этом поле основательно и
безжалостно!
Поутру Сергеев встретил перед рентгеновским кабинетом согбенного
пациента, - ему не велено было принять даже полстакана. Его караулила
суровая жена и дочь. У них появилась маленькая надежда на спасение главы
семейства. Но, кажется, сам виновник торжества не очень радовался такому
повороту событий. Родственные души искали вчера и сегодня не алкоголя, а
иного наслаждения - интеллектуального!
Сергеев запустил страдальца в кабинет и начал свое колдовство: сперва
основательна анестезия смесью Гирша глотки, голосовых связок. Затем, после
проверки степени анестезии, введение тонкого катетера до бифуркации трахеи.
Теперь пошел в ход иодолипол смешанный с порошком норсульфазола. Осторожно,
с помощью большого шприца, медленно вводится подогретый состав,
обволакивающий все бронхиальное дерево. При хорошей предварительной
анестезии процедура проходит без всяких дерготни и кашля. Затем катетер
удаляется и больной медленно и последовательно переворачивается так, что бы
контрастная смесь обволокла стенки бронхов. Здесь необходимо чувствовать
вязкость состава и интуитивно моделировать процесс обволакивания. Наконец
все готово: проводятся точные по режиму и центровке снимки. Финал процедуры:
качественное проявление, закрепление, сушка снимков.
Негативы получились идеальными: Александра Гавриловна широко раскрыла
пасть и с десяток минут никак не могла ее закрыть. Надо быть абсолютным
идиотом, что бы не понять то, с каким блеском выполнены бронхограммы. Они
устраняли любые сомнения: у больного никогда не было страшного, смертельного
заболевания - рака легкого. Что же наколдовал Республиканский диспансер и
его адепт - Александра Гавриловна можно только предполагать.
Парадокс событий заключался в неожиданном торжестве новой логики: с
пациента сняли группу инвалидности, отобрали льготную пенсию. Родственники
быстро привели его в чувство, решительно потребовав: бросить пить, трудиться
в поте лица, дабы вернуть все добро пропитое. При встречах на улице, бывший
пациент-страдалец, воскресший из приговоренных к неминуемой смерти, не
бросался к Сергееву на шею с благодарностями, а, потупившись, переходил на
другую сторону. Родственники бывшего пациента боготворили Сергеева.
В маленьком поселке происходило что-то близкое к триумфу отечественной
медицины! Видимо назревал Большой карнавал по этому поводу! Ему помешали
проливные дожди. Население ликовала, на прием к Сергееву рвались толпы
старух и молодежи.
Мнимое торжество Александры Гавриловны, перешло в уныние, что резко
усилило запои. Себя теперь она оправдывала трагическим стечением
обстоятельств, несовершенством диагностики, вообще, и недостаточной
квалификацией сотрудников Республиканского диспансера, в частности. Сергеев,
к сожалению, не знал, что он своим героическим трудовым подвигом нажил еще
одного заклятого врага - змею подколодную.
Трагедии бытового уровня, оказывается, как не погасшие угли, теплились
в деревенской тиши. Они подогревались заурядными интригами и неожиданно
вспыхивали, как высушенная береста или природный газ, неожиданно
вырывающийся бешеной струей из-под земли. Кто мог подумать, что в поселке
проживает собственная Леди Макбет Мценского уезда, о которой красочно
высказался в свое время Николай Семенович Лесков.
Однажды, на утренней конференции, сотрудники просто огорошили Сергеева
бурным рассказом о ночном происшествии: в местной санэпидстанции помощник
эпидемиолога, женщина тридцати лет, недавно родившая дочь, отрубила голову
своему мужу.
Мерзавец напивался и колотил кормящую мать нещадно за то, что она не
сделала аборт и родила дочь. Он обещал порешить обоих. Сколько мужества,
воли и решительности необходимо было собрать этой всегда покорной женщине,
чтобы в одиночку встать на защиту жизни ребенка.
Себя она, понятно, не жалела, - знала, что ее осудят и упекут в тюрьму,
но ее заботило только одно, - дочь останется жива. Как по-разному можно
распоряжаться своей и другой жизнью, избирательно относиться к близким и
чужим? Интересно, кто вырастет потом из этого маленького существа, уже от
рождения замешенного в трагические события?
Сергеева до боли в сердце поразили отчаянье и смелость женщины-матери и
он пустился обивать пороги всех учреждений, способных повлиять на исход
дела: удалось добиться максимального смягчения приговора.
Но Сергеев помнил и другое происшествие, свидетелем которого он
невольно стал, в другой больнице, в маленьком провинциальном городке. Там, в
семье врачебной пары, муж-истерик постоянно устраивал сцены ревности своей
миловидной супруге. Однажды он так достал ее своими претензиями, что она
выбросилась с балкона четвертого этажа, переломав себе скелет основательно,
но осталась жива.
Мужу грозило обвинение в принуждении супруги к самоубийству, - тогда бы
светили ему долгие годы каторжных работ в современном тюремном лагере.
Правда, врачи и там неплохо устраиваются, - однако невелико счастье.
Он упросил жену изменить показания, расплатившись за то квартирой. Но
она, наконец-то разведясь с ним, благородно уступила бывшему супругу дачу,
где отверженный коротал остаток жизни, напиваясь до чертиков в долгие зимние
вечера и спокойные от привычного супружеского секса ночи.
Опять показала язык злосчастная интрига, вмешалась в события заурядной
жизни. Вспомнилось: "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха,
и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: "сын мой! не
пренебрегай наказания Господня и не унывай, когда Он обличает тебя" (К
Евреям 12: 4-5).

* 3.5 *

Шли дни, работа приносила удовлетворение, а старые подружки -
удовольствие. Они по очереди, установленной коллективной властной рукой,
делили стирку, устраивали Сергееву дни кулинарных забав. И, чего греха
таить, подружки, как могли и умели, оделяли эскулапа тихими женскими
нежностями, несложными и традиционными, как те, которым посвящали свой досуг
первые люди на Земле - Адам и Ева.
Трудно теперь сказать: было бы Адаму веселее, если бы у него появилось
четыре Евы. Однако Библия (особенно Ветхий Завет), как источник неоспоримой
житейской мудрости, свидетельствует, что у древних народов было взято за
правило иметь несколько жен. Отсюда, поведение Сергеева нельзя было признать
сплошь предосудительным. Не было в том и гигантомании, а присутствовала,
скоре, преданность заветам старины, прежней привязанности.
Однажды, среди бела дня к крыльцу административного корпуса больницы
подъехали два черных джипа с тонированными стеклами. Из первого джипа вышел
Магазанник и отправился в кабинет к Сергееву. Друзья обнялись. Сергеев
попробовал угостить Аркадия чем Бог послал, но тот настоял на поездке в
город, в цивильный по здешним меркам ресторан. У него были важные сообщения
и их необходимо было обсудить, не гоня лошадей и лучше на нейтральной
полосе. На том и порешили.
Местный городской шалман находился на первом этаже гостиницы,
выстроенной за годы отсутствия Сергеева в столь славном уголке необъятной
России. Теперь городская достопримечательность заметно отличалась от того
древнего ресторана, который располагался когда-то в одноэтажном деревянном
доме, видимо, помнящим еще годы Великой отечественной войны.
Теперь в ресторане все было иначе. Однако, к удивлению своему, Сергеев
во главе официанток увидел знакомую коренастую фигуру бывшей местной
красавицы - "Риты из общепита", ранившей в свое время сердце молодого
эскулапа. Любовь их была скоротечной и без всяких осложнений и претензий.
Для молодой миловидной блондинки, работавшей на таком бойком месте
официанткой, другого исхода и не могло быть.
Известно: "Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и
бросают в огонь" (От Луки 3: 9). Однако красавица выжила и, мало того, не
растеряла, а только подвзрослила свою привлекательность. Чувствуется, что
теперь она командует всей этой зеленой челядью, задача которой обслуживать и
ублажать посетителей, вытряхивая денежные мешки до полного опустошения. С
первого взгляда становилось понятно, что развитие профессионализма молодежи
в руках надежного педагога.
Сергеев был заинтригован, - как же поведет себя бывшая пассия? Пассия
повела себя гениально, как все простое, незатейливое. К чести своей и всего
учреждения, она, как, безусловно, мудрая женщина, знала свою новую цену.
Только один легкий взгляд бросила Рита на вошедших, - лучезарная улыбка,
обнажающая идеальные фарфоровые зубы, осветила ее лицо и она быстрым,
деловым шагом направилась к занятому ими столику.
Охрана расположилась за соседним столиком так, чтобы контролировать
входные двери и стойку бара, прикрывая мощными фигурами столик босса. Этого
маневра нельзя было не заметить. Рита тоже могла оценить действия охраны по
достоинству.
Но, вместе с тем, она светила понимающей радостью в глаза именно
Сергееву, и его ответ ей был столь же искренним. Бесспорно, правильно
сказано: "Время разбрасывать камни и время их собирать". Сергеев встал и
потянулся, чтобы поцеловать у Риты руку. Она же с удовольствием приняла этот
знак памяти и мужской благодарности. Но ее аванс был более выразительным и
сокровенным, - Рита прижалась к Сергееву впечатляющей грудью и всем телом
так, как умела только она. Затем, не дав оправиться от шока, громко чмокнула
его в губы.
Сергеев успел заметить обручальное кольцо на правом безымянном пальце,
- она фиксировала его любопытный взгляд. Определенно, самолюбие прочно
устроенной женщины было удовлетворено. Но она тут же перепасовала ему легкую
скорбь, как бы связанную с условностью счастья ее супружеского выбора.
Аркадий с интересом наблюдал встречу примечательной антивесталки с
потертым сатиром: он не ожидал такой прыти от своего друга. Осколки былого
счастья уж слишком откровенно посыпались кругом, как ценные фрагменты,
подобные Тунгусскому метеориту! Не тому, который давно грохнулся в сибирской
тайге, а новому, собиравшемуся поразить первозданные леса Карелии. Так можно
заодно разрушить и новое здание - местный университет целомудрия! Выражение
лица Аркадия снова приблизилось к мимике человека, который смеется!
Предложив гостям меню, Рита не навязчиво комментировала кулинарные
изыски местной кухни, незаметно подвигая их к единственно правильному
выбору. Магазанник, наконец-то, перехватил инициативу, и предложил Рите все
устроить по первому классу, но без большой пьянки (бутылки хорошего коньяку
достаточно).
Чувствовалось, что Аркадий проголодался и ел с волчьим аппетитом. Между
первым и вторым блюдом он, наконец-то, приостановился, придвинулся головой
ближе к уху Сергеева и произнес:
- С убийцами твоей жены, Саша, мы разобрались: три наркомана -
молокососы, бездельники, мелкие воришки. Их нашли наши ребята быстро и
раздавили, как моль на ковре. Извини, но тебя ждать не было никакой
возможности, - пришлось рубить концы моментально, ибо обстоятельства к тому
обязывали.
Сергеев остолбенел и чуть не подавился куском мяса. Магазанник не стал
долго ждать, а выразительно хлопнул друга по спине.
- Вопросы имеются? У матросов нет вопросов. - резюмировал Аркадий. - И
правильно, что не мучаешься кровожадностью. Каждый должен выполнять свою
работу и не стремиться быть универсалом, - врачом, судьей, палачом.
- Вторая моя задача, друг ты мой сердешный, много сложнее, ибо мне
придется, видимо, тебя долго уговаривать. - Аркадий говорил размеренно и
чеканно, как бы превентивно зомбируя Сергеева, создавая у него установку к
тому действию, которое угодно заказчику. Сказывался талант и навык военного,
командира, умевшего вести за собой подчиненных прямо в самое пекло.
- Не темни, Аркаша, надо ли нам лукавить?! - подбадривал его Сергеев. -
Свои люди, а потому разберемся без преамбул. - Если кому-то требуется
вылечить приватно гонорею или сифилис, то я готов. Но больше ничего путного
я, пожалуй, и делать не умею.
- Сан, не спеши. Эти ваши таланты, господин профессор, мировой научной
общественности известны. - забурчал Аркадий, ими ты никого не удивишь. - Но
мое предложение, как говорится, из другой оперы. Нам бы очень хотелось
сманить тебя к другой деятельности, а, точнее, - к совмещению привычных тебе
врачебных дел и конфиденциальных поручений иного плана.
- Аркаша, во-первых, поясни, кто эти "мы", "нам бы", что это за тайная
или явная организация; во-вторых, можешь не сомневаться, что для друга я
готов сделать все, даже вступить в противоречие с законом, если, конечно, то
будет угодно Богу.
Магазанник удовлетворенно хмыкнул, распрямился, энергично потер руки.
Но затем еще ближе придвинулся к Сергееву и почти на ухо заговорил негромко:
- Саша, постепенно ты все сам поймешь и узнаешь. Сейчас же буду краток:
не так давно ты сам утверждал, что в России в трудные для нее исторические
периоды спасение приходило от Армии.
- Помнишь, как у Наполеона? - "Ублажай Армию и плюй на все"! Но это,
безусловно, гротеск. В нашей стране, по существу, сейчас идет борьба
организованного криминала с организованной воинской силой. Демократы же пока
с азартом хлопают ушами и руками. А им бы надо,... - ублажать Армию.
Инициатива ими потеряна и военные сами берутся за дело, в той или иной
форме, удачно или не совсем, но действуют. В бизнесе, как ты понимаешь,
резня идет не на жизнь, а на смерть: здесь тоже нельзя отставать.
- Тебе предлагается, Саша, примкнуть к деловому миру, но к нашему в нем
флангу. Коней не будем гнать, чтобы их потом не менять или, того хуже, не
пристреливать на переправе. Тебе дается время подумать, а молчать ты,
безусловно, умеешь!
- Сан, я искренне хочу, чтобы ты был в нашей компании! - с заметной
экспрессией прошептал Аркадий. Теперь давай - двигай свои вопросы.
Сергеев задумался: разговор был неожиданным, откровенным и весьма
крутым, как теперь говорится. Но его никогда не пугали сложности, риск,
непредвиденные обстоятельства, борьба. Он считал себя ничем не связанным на
этой земле и не стал бы, наверное, особо сокрушаться по поводу
преждевременной смерти. Он искренне, без кокетства, считал, что хорошо
пожил, многое видел, многого достиг, - выполнил свои планы по полной
программе. Сергеев ласково взглянул на напряженно ожидавшего ответа
Магазанника и просто и ясно заявил:
- Аркаша, я готов служить отечеству. - потом, как в былые годы, добавил
привычное. - Когда и где получить оружие?
Магазанник не скрывал радости, - губы его расплылись в восторженной
улыбке. Он стал разливать коньяк по рюмкам, довольно причмокивая:
- За нашу победу, Саша! - без тени фальши произнес он сдержанно, но
многозначительно.
Друзья принялись уничтожать второе блюдо: Рита, разумеется, дала спец
задание поварам. Мясо было отменное, гарнир - очень сложный, но безупречный.
Рита настороженно и любопытно зыркала издалека и, когда Сергеев
многозначительно показал ей большой палец правой руки, она, скромно
набычившись, даже не смогла погасить радость. Рита умыла обучающуюся
мастерству молодежь; наградила Сергеева самодовольно-очаровательной улыбкой.
Выпивая на посошок, в конце обеда, Сергеев, наклонившись к Магазаннику тихо
проговорил:
- Честно говоря, Аркаша, по началу я мыслил так, что ты связан скорее с
криминалом, чем с былыми сослуживцами. Теперь вижу, что все обстоит иначе,
не так ли?
- Сан, в тюряге я не просидел ни одного дня, - за меня уже все было
решено наверху, - достойными кадрами так просто не бросаются! Мой опыт
пригодился в некоторых далеких государствах. Ну, а когда наша страна начала
лихорадочно "перестраиваться", мне опять отыскали "дело по плечу", вспомнили
о знаниях, полученных мной в Академии тыла и транспорта.
- Что же касается криминала, то здесь необходим весьма тонкий подход.