Иванова Юлия. Дверь в потолке

населением мгновенно.
Кстати, не только многие уважаемые философы, общественные деятели,
писатели и журналисты изменили свое отношение к духовно-исторической миссии
"отца народов", но и некоторые пастыри нашей Церкви (факты приведены в
"Дверях"). Разумеется, речь идет не о разрушении храмов или оголтелом
атеизме бесноватых ярославских, а о возведении "храмов внутренних".
Большое, как известно, "видится на расстояньи".

Лев Толстой, Сергей Желябов, Николай Бердяев

и другие "агенты ГПУ"

Александр: (цитирует) "Для большевиков, пришедших к власти в 1917 году,
Русская Православная Церковь уже априори была идеологическим противником,
так как она и после октябрьского переворота, будучи институциональной частью
царской России, решительно защищала старый строй".
Ю.И.: - Вот именно. Большевики боролись не с Церковью Христовой, а с
социальной, благословлявшей свергнутый строй эксплуататоров и угнетателей.
Большевизм, по выражению Бердяева, - "путь к Богу с черного хода", то есть
попытка искать Истину вне официальной церковной проповеди, зачастую
искажающей суть учения Христа (я говорю не о Символе Веры, а о социологии).
Ни в коей мере не оправдывая репрессии и гонения на священников, просто хочу
подчеркнуть не духовную, а социальную сторону этого конфликта, приведя
несколько цитат, использованных в "Дремучих дверях":
Ник.Бердяев: "Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи идеи о Боге,
за приспособление истинного христианства к господствующим силам." "Осуждение
церковью капиталистического режима, признание церковью правды социализма и
трудового общества я считал бы великой правдой."
Народоволец Желябов (речь на суде): "Крещен в православие, но
православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта
сущность учения среди моих нравственных побуждений занимает почетное место.
Я верю в истину и справедливость этого учения и торжественно признаю, что
вера без дел мертва есть и что всякий истинный христианин должен бороться за
правду, за право угнетенных и слабых, а если нужно, то за них пострадать:
такова моя вера."
Лев Толстой (Исповедь): "Мы живем так, как будто нет никакой связи
между умирающей прачкой, 14-летней проституткой, измученными деланьем
папирос женщинами, напряженной, непосильной, без достаточной пищи работой
старух и детей вокруг нас; мы живем - наслаждаемся, роскошествуем, мы не
хотим видеть того, что не будь нашей праздной, роскошной и развратной жизни,
не будет и этого непосильного труда, а не будь непосильного труда, не будет
и нашей жизни...Нам кажется, что страдания сами по себе, а наша жизнь сама
по себе, и что мы невинны и чисты , как голуби."
Сергий Булгаков (священник и религиозный мыслитель): "От
распутинствующего царя она (церковь) должна была бы отказаться и раньше, как
только выяснилось, что Россия управляется вдохновениями хлыста. В этом
попустительстве был действительно великий грех и иерархии, и мирян, впрочем,
понятный ввиду известного паралича церкви, ее подчинения государству в лице
обер-прокурора. Слава Богу, теперь Церковь свободна и управляется на основе
присущих ей начал соборности.
Вы упускаете из виду ценнейшее завоевание русской жизни, которое одно
само по себе способно окупить, а в известном смысле даже и оправдать все
наши испытания. Это - освобождение православной русской церкви от пленения
государством, от казенщины этой убийственной. Русская церковь теперь
свободна, хоть и гонима."
Декрет 1918 года о свободе совести и отделении церкви от государства
многими был встречен с одобрением.
С. Аскольдов (философ): "Имея мистический страх перед революцией и
отстаивая религиозные основы существующей власти, церковь, несомненно,
перешла допустимые пределы охранительной политики в ее эмпирической земной
организации. Именно в этой своей роли совести общественного организма России
со времен Петра 1 православная церковь была совершенно бездейственна. И в
ней начался как бы своего рода внутренний гнойный процесс, для одних
служивший отравой, для других - соблазном к хуле и отпадению от
христианства.
Много веков русская Церковь находилась под охраной самодержавия. Но это
состояние охраняемости она превратила в роль политического служения. То в
сознании русского народа, что должно было бы быть носителем святого начала
невидимой души России, Святой Руси, стало оскорбляющим достоинство этого
начала внешним, загрязненным вместилищем. И охрана, начавшая служить не к
пользе, а к прямому вреду, была снята. И русская революция свершилась как
нежданный Божий суд. Мы твердо убеждены, что русская революция не есть дело
рук человеческих, хотя подготовлялась она и человеческими усилиями."
Как только в конце 30-х Сталин понял, что церковь больше не социальный
враг, он изменил к ней отношение. А до этого гонения во многом объяснялись
состоянием войны, которую первой объявила новой власти сама церковь:
"Православные христиане! Вставайте все против власти красного
Антихриста! Не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы
призывы сии не исходили. Нет мира между Христом и сатаной. Властью, данной
мне от Бога, разрешаю и освобождаю всех верующих от присяги, данной
советскому самозванному Правительству, ибо христиане сатане не подданные.
Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие против красной
сатанинской власти поднимаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах
повстанческих дружин или одиноким метателем сложит голову за Русское и
Христово дело!" (Архипастырское послание Блаженнейшего митрополита Антония
ко всем православным русским людям в подъяремной России и Зарубежье).
Круто, не правда ли?
2002-03-13
Игорь Игнатов: "С Воскресением Христовым!
Я все изготавливался дать обстоятельный философский ответ на Ваше
последнее письмо, да дела держат за горло до отпуска.
По существу. Согласен со всем, что Вы сказали, но слишком сильно сидит
во мне ген Руси - не могу принять до конца."
Круг: - Нужен юрист - написать устав фонда, как некоммерческой
организации, чтобы ни к чему никто не сумел придраться.
А на первый взгляд, проект хорошо смотрится.
Давно не заходил. Вижу, дело движется.
2002-03-27
Андрей (на: "давайте посчитаем"): - Выход, наверное, в том, чтобы
предельно упростить и автоматизировать оформление со стороны администрации
Изании и брать при этом налог порядка 10% со сделок.
Создать картотеку, налаживать связи с производителями - это серьезный
труд и много затраченного времени. Которые, наверное, тоже должны быть
оплачены. Чем? Хотелось бы узнать ваши расчеты.

Изания в коротких штанишках

Искатель: - Но на иуе топор не купишь. Как бы вы решили задачку с
помощью мини-Изании, чтобы все были сыты и довольны?
Ю.И.: - Вот Вы к нам редко заходите, а я уже отвечала несколько раз на
подобные вопросы, в частности, Юстасу. Ну да ладно, для дорогого гостя
повторюсь. Даже в мини-изании обязательно найдутся люди, которые не имеют ни
груш, ни лишней жилплощади или другой собственности, да и профессия у них -
не портные, огородники и столяра, а, допустим, инженеры или шахтеры. Ну что
с них взять? А в Изанию рвутся, потому что тоже хотят жить без вампиров.
Такие граждане могут подключиться к Изании, оплатив рублями неотложные
заявки, поступающие в нашу кассу взаимопомощи - не только о покупке топора,
но и стройматериалов, продуктов питания, сложной операции, медицинского
оборудования, пленки для теплиц и т.д. Вам просто сообщат, куда следует
перечислить посильную для вас сумму (строительной фирме за вагонку или
протезисту за чью-то искусственную челюсть), и при подтверждении оплаты у
вас появится личный счет в иуе, при помощи которого вы отныне сможете
пользоваться имеющимися у нас услугами на льготных условиях. И пополнять
его, периодически оплачивая из зарплаты требующие нала заявки.
При этом основное правило - наличность в нашей кассе не лежит и никаким
служащим на руки не попадает, а сразу же идет в дело. Если тебе нужно что-то
оплатить к такому-то числу, подай соответствующую заявку, и тебе ее
удовлетворят в срок, дав указание такому-то изанину (или изанам, если сумма
большая) перечислить ее на указанный тобой счет фирмы. При этом с твоего
изанского счета снимается сумма в иуе, а изанам (инженерам и шахтерам)
начисляется.
Как видите, все сыты и довольны. Заходите почаще.
2002-03-13

НЕОФИТКА И ОДИНОКИЙ ВОЛК

(конец семидесятых -начало восьмидесятых)

Первым делом я принялась за родственников - все они были некрещенными,
включая Бориса, дочь Вику и зятя. Поначалу домашние снисходительно
отмахивались от моих пылких проповедей и увещеваний, затем стали
раздражаться, удирать в другую комнату, а потом и вовсе объединились в
убеждении, что у матери "съехала крыша". Возглавила эту контратаку, как ни
странно, воспитанная при царизме крещеная свекровь. Не лучше обстояло дело и
в семье отца, где его русская жена и мой брат тоже были некрещеными, а в
семье отчима только мама с пониманием отнеслась к моему "обращению" и даже
написала записку своему духовному отцу Всеволоду с просьбой принять меня и
наставить на путь. Но мамина вера отличалась от моей - она вся была
направлена на сугубо земные добрые дела в кругу "ближних". Моя же душа
рвалась спасать весь мир.
Отец Всеволод обещал подыскать мне духовника, но заболел и поиски
затянулись. Я же принялась помогать Инне в ее просветительской деятельности
- теперь в доме за наглухо завешанными окнами стучали уже две "Эрики". Борис
от всего этого приходил в ярость, орал, что "всю нашу богадельню разгонит, а
деревяшки сокрушит" (это по поводу заполнивших дом икон). Инна объявила, что
в Бориса вселился бес (что, видимо, было недалеко от истины), что ей
оставаться здесь небезопасно, поскольку бесы тесно связаны с КГБ, и в одно
прекрасное раннее утро по-английски исчезла.
Я осталась наедине со своей неистовой жаждой "оправдать доверие и
послужить" Небу. "Эрика" моя теперь стучала за двоих. Я писала и продолжение
"Дремучих дверей" - уже не просто историю необычной любви, а пути души к
Богу. Все чаще меня тянуло в храм, где я постепенно становилась "своей".
Полюбила стоять у подсвечника, подменяя злобных бабулек, норовивших
отпугнуть новоначальных: "Не так стоишь, не так крестишься, не так одета". Я
старалась с каждой новенькой поговорить по душам, объясняя смысл
богослужений, молитв и таинств, и была счастлива, когда удавалось кого-либо
привести впервые к исповеди и причастию.
Иногда мне разрешали подпевать в церковном хоре или с кем-то в паре
собирать с блюдом пожертвования. Однажды пришлось это делать в нутриевой
шубе, так уж получилось, и помню жгучий стыд от контраста своей в, общем-то,
обычной, поношенной, но шубы, и мелочи на блюде. С тех пор всегда старалась
одеваться в храм проще и не мозолить глаза.
В поселке рвалась воцерковить всех соседей, просвещая, снабжая
дефицитными тогда молитвенниками и Библиями. Но этого казалось ничтожно
мало, душа жаждала подвига.
И объект для этого не замедлил явиться в лице Толика Трыкова, который
когда-то, помогая по строительству, жил у нас на даче. Как выяснилось,
скрывался от алиментов и необходимости лечиться от нехорошей болезни.
Толика, в конце концов, сцапала милиция, посадили и лечили принудительно. Он
отбыл срок, вернулся в Москву, но квартира его оказалась опечатанной, шансов
на ее возвращение никаких, как и устроиться без прописки на работу или
где-то снять жилье без денег.
Короче, Толик сказал, что если я его прогоню, он отправится грабить и
убивать всех подряд.
Об "прогоню" не могло быть и речи. Приюти бездомного, накорми
голодного, протяни руку, утешь, помоги снова встать на ноги... Но Толику
требовалась еще и регулярная выпивка, и возможность после нее на кого-то
выплеснуть свою обиду и ненависть к человечеству. Нужна ему была и свобода,
которой он был начисто лишен, потому что не имел права находиться в Москве
без прописки и работы, короче, попал в заколдованный круг. Он чифирил,
колобродил, дымил Беломором и разговаривал сам с собой. А я запиралась в
спальне на все замки, гадая, что втемяшится в его больную башку,
одновременно мечтая, чтоб бедолага, наконец, угомонился, и страшась, что
заснет с непогашенной сигаретой. Не знаю, жалела я его больше или
ненавидела.
Однажды, когда Борис был дома, Толик крепко выпил и стал, как обычно,
слать проклятия на головы всех подряд, начиная с правительства, начальства и
милиции и кончая женщинами и бывшими дружками. И до того меня разбередил,
что я в порыве самых высоких чувств рухнула на колени и попросила у Толика
прощения за все обиды и зло, нанесенные ему человечеством. Реакция
последовала совершенно неожиданная. Вместо того, чтобы умилиться, пролить
вместе со мной слезу и возлюбить врагов своих, Толик вдруг в ярости вскочил,
рывком поставил меня на ноги и с криком: "Ненавижу!" сорвал с меня крест и
впился в шею железной пятерней. Все произошло так неожиданно, что я даже не
успела испугаться, да и Борис застыл посреди комнаты с тряпкой в руке. Я
видела прямо перед собой бешеные глаза Толика с черными, несущимися мне
прямо в сердце, как две пули, зрачками, но вдруг что-то произошло. Пули
замерли, будто увязнув в невидимом щите, пальцы, сжимающие мое горло,
ослабли, разжались. Маска звериной злобы сменилась растерянностью и
изумлением, да и я ощутила вдруг возникшее между нами пуленепробиваемое
табу.
Эта властно защитившая меня рука свыше наполнила душу таким безмерным
покоем и счастьем, что я вышла на кухню и, сжимая в ладони порванную цепочку
с крестом, наверное, улыбалась, потому что выскочивший следом Борис с
криками: "Что тут смешного? Дура! Населила тут шизы, он же тебе чуть шею не
свернул!" весьма выразительно передразнил мою блаженно-отрешенную улыбку. Он
потребовал, чтоб я немедленно указала Толику на дверь. Толик в комнате тоже
орал, что, конечно же, он сам сейчас уйдет, и больше мы его не увидим, и
никто не увидит, потому что ему самому обрыдла такая жизнь. Что от отбросов
общество должно избавляться, а всякие там добренькие святоши, вроде меня-
сплошное лицемерие и туфта.
Уж не помню, какие единственно верные слова подсказал мне в тот вечер
Господь, но вскоре мы втроем мирно пили чай с клубничным вареньем и смеялись
над вселившимся в Толика бесом, которому мой крестик стал поперек горла. И
Толик, чтобы этому бесу насолить, ушел к себе в комнату и вернулся с крестом
на шее, который прежде не носил, хотя я ему давно его подарила вместе с
цепочкой. И мою цепочку отремонтировал, всячески стараясь загладить вину. А
я еще долго чувствовала его пятерню на горле и защитный покров Божий, с
которым, наверное, не горят в огне, и расступается море, и ласкаются дикие
звери.
Немало странного творилось теперь в нашем доме, о чем и поделиться было
не с кем, хоть и появился у меня к тому времени, по благословению отца
Всеволода, духовник - отец Владимир, известный в Москве опальный батюшка.
Его переводили из храма в храм, куда за ним следовала и его многочисленная
паства - в основном, интеллигентские семьи с чадами и домочадцами. Поначалу
я пыталась им подражать - приезжала спозаранку на исповедь, выстаивала
долгие службы, часто причащалась. Все у отца Владимира было очень строго и
серьезно, исповедь порой проводилась у кого-либо на квартире, в долгой
беседе полагалось скрупулезно разобраться во всем содеянном за ближайшее
время, в причинах и следствиях того или иного проступка. Расходились и
разъезжались иногда далеко заполночь.
Первое время я добросовестно записывала малейшие проступки, пока не
поняла, что это не имеет особого смысла, поскольку не совершаешь часто куда
более худшие вещи - просто потому, что не представился удобный случай. Вот
это я могу совершить, а это - нет, - размышляла я, заглядывая на дно
собственной души и ужасаясь обилию притаившихся там гадов. Ведь они же есть,
- размышляла я, - они там, а поверхностная прозрачность воды - сплошной
обман. Чуть копнешь, растревожишь - они тут как тут. Так что же мне
исповедовать - благополучное стечение обстоятельств? Вот, послала на три
буквы соседку - эка невидаль, а загорись ее дом - прибежала бы спасать?
Обнаружилось также, что я совершенно не готова к послушанию - с первых
же шагов. С интересом выслушивала все рекомендации, но поступала по-своему.
"Гони их всех!" - приказывал отец Владимир, требуя запирать в прямом и
переносном смысле двери и окна перед сомнительными личностями, посещающими
наш дом. А не сомнительных с некоторых пор просто не было. Алкаши,
матершинники, многоженцы, бомжи и уголовники - кого только ни приводили к
нам нескончаемые проблемы сельского быта, с которыми мы не умели справляться
сами. От прежнего московского окружения я к тому времени напрочь отошла, да
и оно вряд ли соответствовало бы новому образу жизни. Ну а выгонять я вообще
никого не способна - уж не знаю, что для этого нужно было сотворить! Поэтому
Толик несмотря ни на что продолжал у нас гужеваться, потом и Инна снова
появилась так же неожиданно, как и исчезла, объявив, что там, где она
скрывалась, ее выследило КГБ и установило за домом наблюдение, так что
пришлось удирать из окна задними дворами.
Я к ее страхам серьезно не относилась - уж очень все это напоминало
известный анекдот про неуловимого ковбоя. Но хотите верьте, хотите нет,
вокруг нее действительно творилась какая-то бесовщина - стоило с ней
оказаться в каком-либо людном месте, как количество милиции вокруг на
порядок увеличивалось. Люди в форме начинали кружить рядом, вроде бы,
занимаясь своими делами и не обращая на нас внимания, но на нервы и психику
действовало.
Толика Инна, как ни странно, не боялась, он ее часто дурил, выуживая
деньги на выпивку. Уж не знаю, правдивая ли, но у него была в запасе
душераздирающая история про урну с прахом матери, которая стоит у какого-то
приятеля на шкафу и которую необходимо предать земле, на что нужно 87
рублей. Поначалу он эти 87 рэ выудил у меня, потом тайком у Бориса, потом,
наконец, у Инны, после чего пропал на несколько дней. Вернулся весь
оборванный, грязный, в синяках и ссадинах, поведав, что его поймала милиция,
избила и отобрала все до копеечки. Надо сказать, что сочинителем и актером
Толик был гениальным. У меня не было ни малейшего сомнения, что он врет, но
все же я с трудом удерживалась, чтоб не присоединиться к слезам Инны,
сокрушенной безвинными страданиями бедного Толика. "Верю!" - сказал бы сам
Станиславский.

ВОТ БЫЛА БЫ ИЗАНИЯ...

(из газет)

"В приемное отделение нескончаемым потоком поступают бомжи, и кажется,
затхлый, гнилой воздух въелся в стены. Но это не запах пота, крови и мочи
больных. Так пахнут деньги, которые с готовностью отдаст любой нормальный
человек, чтобы его не положили в одну палату с бомжами, чтобы посмотрели,
сделали укол, чтобы просто обратили внимание. Заплатит, сколько скажут -
лишь бы уйти отсюда живым и здоровым."
Москва, городская больница, наши дни.

B БЕСЕДКЕ С: Александром и священником Владимиром

Ермолаевым

В самой гуще.

Изания - альтернатива не только вампиризму, но и терроризму

Александр: "Ю.И.: - Я б сейчас и двадцать отсидел, только б он ожил и
нынешним гадам башки пооткручивал." Не думаю, что на таких людей следует
равняться.
Ю.И.: - Я тоже на них не равняюсь, хотя и признаю за каждым право
защищать себя, своих детей и ближних в вампирском государстве. Безусловно,
оно порождает терроризм и кровавые революции, потому мы и создаем Изанию,
как мирный выход.
А разговор в электричке я привела в ответ на ваше утверждение, что
Сталин ненавидим и проклят народом. Выражение "Эх, Сталина на них нет" уже
стало банальностью, я его слышу по несколько раз в день, да и вы, ежели
действительно живете "в самой гуще". Не в гуще "новых русских", а "униженных
и оскорбленных".
Александр: "Любите врагов ваших".
Ю.И: - "Ваших", то есть личных! А не врагов слабого и беззащитного
ближнего. Вот вчера по ящику была оглашена статистика: смертность в России
при столь любезной вашему сердцу власти вдвое превысила рождаемость. Так
кого вы советуете любить - убиваемых или их убийц?
Кстати, и убийц жалко, потому что "есть Божий суд, наперсники
разврата", а они порой "не ведают, что творят". Чтобы по возможности
уменьшить число их преступлений, мы и создаем Изанию.
Александр: - Как низко пал человек, если главное для него - месть.
Будут глотки друг другу грызть. Доказывать свою правоту на основании того, у
кого челюсти крепче. В масштабах государства - гражданская война... Ничего
богоугодного я в этом не вижу.
Ю.И.: - Что же "богоугодно" - позволить им себя загрызть, физически и
духовно? Это они с удовольствием! А в Евангелии сказано: "Вы куплены дорогой
ценой, не делайтесь рабами человеков" - я эти слова поставила эпиграфом ко
второму тому "Дремучих дверей".
Повторяю, не физическое уничтожение вампиров, а ограждение, защита от
них - вот цель Изании.
Александр: - Раз уж вы так скучаете по ежовым рукавицам, то готовы ли
примерить их на себе?
Ю.И.: - Отвечаю совершенно искренне - если не удастся создать Изанию,
готова приветствовать и Георгия Победоносца с копьем, разящим змея.
Поверьте, лично мне и моей семье "вампиры" ничего плохого не сделали, я
давно живу по иным законам в персональной "Изании". Но не хочу и не могу
сидеть в одноместной байдарке и бездействовать, глядя, как тонут другие, и
буду рада любому спасительному кораблю, даже пиратскому.
Таким пиратом-спасителем был Сталин. Отобравшим у богачей их золото (не
для себя), но спасшим народ и страну.
2002-03-21

Слово священника Владимира Ермолаева

"Если власть не чувствует приближение Страшного Суда в усилении
народного стона, рожденного реформами русского самосознания и духовного
мировоззрения, то потерявшему всякую надежду на родную власть и кусок
небесного хлеба населению ничего не будет стоить перешагнуть внутренние, да
и внешние ограждения. Например, железобетонные стены, которыми в срочном
порядке обносят белые дома в активных губерниях, как будто можно чем-то
отгородиться от народного гнева.
Вытравливание жизненной сущности народа с ослаблением иммунитета ко лжи
и унижению со стороны авангарда капиталистического привело нас к недопустимо
опасной черте, за которой теряется высокая способность человека подчинить
свою волю воле народа на реализацию лучшего в нем, Божественного, и
обязательно ради великой цели, на которую только Богоносец способен.
Пора от самолюбований и нелепых возмущений заслуженной реальностью
переходить к борьбе по большому счету на линию огня, где "двум богам служить
невозможно", где Сам Господь жаждет вручить тебе победоносное знамя, если ты
уже "возненавидел и жизнь такую свою".
"Печка", от которой можно "танцевать" Изанию
(один из возможных вариантов)

1. Публикуется реклама о создании Фонда Взаимопомощи союза Изания,
сведения о его задачах и порядке работы. Открываем в сбербанке счет и
сообщаем номер всем желающим принять участие в проекте и конкретных
программах. Взносы делаются в форме пожертвований и фиксируются на личных
счетах жертвователей. Первые поступления пойдут на организацию штаба Изании
(аренда помещения, компьютеры и другие необходимые расходы).
2. Все, принявшие участие в организационных хлопотах, вносятся в
картотеку, где им начисляется зарплата в иуе (приравненная к уе наша
денежная единица, имеющая хождение только внутри системы Изании). Туда же
вносятся все жертвователи Фонда со своими счетами, продублированными в иуе
(нал остается в Фонде под строгим контролем). Начиная с какой-то суммы
(допустим, в 1000 рублей) наши активисты и жертвователи получают на руки
членские карты с вкладышем, где будет фиксироваться дебет-кредит, а также
личную печатку.
3. Одновременно будет идти формирование (уже идет) нашей Службы Быта
или Системы Взаимного Жизнеобеспечения. Предстоит обработать десятки, сотни
объявлений от мастеров-умельцев и производителей во всех областях,
поступающих в центральную и местную периодику, переговорить с ними по
телефону, рассказав, что такое Изания, и выяснив, на каких условиях они
согласны временно, а затем и постоянно, у нас работать (в перспективе -
постоянная клиентура, оплата услугами, а, в случае необходимости, и налом).
Подходящие кандидатуры вносятся в картотеку с анкетными данными и
пожеланиями "мастера", в каких наших программах жизнеобеспечения он
нуждается (иными словами, согласен получать зарплату в иуе, то есть нашими
продуктами и услугами).
Объявлений от соискателей работы- море, и вполне можно отобрать в
каждом разделе по несколько десятков кандидатур. Это - наиболее активная,
трудоспособная и талантливая часть общества, многие из них нуждаются в
самореализации и поддержке, потому что существует масса фирм, наживающихся
просто на посредничестве между соискателями и их будущими хозяевами. За
посредничество они берут аж половину зарплаты работника. А порой и вовсе