Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- Следующая »
- Последняя >>
- Того-этого, - передразнила я, - Была б твоя собака, тоже прыгнул бы
разнимать.
- Не-а, - мотнул он головой, - Ни в жисть.
Что-то действительно неудержимо изменилось в мире, и отнюдь не к
лучшему, - давно развалилось бы окончательно, если б не невидимая всесильная
рука. Удерживающая и спасающая рехнувшуюся несчастную нашу страну, спятивший
поселок с заборной эпидемией и приватизационным синдромом, спивающихся от
неприкаянности мужей и соседей. Мою Вику, выкуривающую на лоджии пачки
сигарет после ночного дежурства в ожидании сгинувшего в неизвестном
направлении супруга, внучку Риту, растущую злобным одиноким зверьком при
живых родителях, девяностолетнюю бабушку, приносящую ей в постель кофе с
бутербродами и помогающую решать задачки...Соседскую дочь, крадущуюся вдоль
нашего забора с рулеткой. Джина, гоняющегося за лайнерами и джипами...
"Истинной задачей таких реформ является не увеличение глобального роста
и конкуренции. Цель иная - создать здоровые и богатые общества, способные
обеспечивать экономическую безопасность и справедливое вознаграждение
созидательного труда их членов, а также жить в гармонии с окружающей средой.
Наши требования, безусловно, затронут интересы корпораций и финансовых
спекулянтов, но человеческое общество не обязано обслуживать их интересы. У
человечества интересы иные.
Так как у нас мало опыта в деле того, как заставить денежную систему
служить людям, народам и природе, причем по ту сторону эксплуатации, мы
обязаны искать творческие решения. Здесь нет проверенных рецептов. Поэтому
нижеследующие предложения не претендуют на аксиоматичность. Это лишь
приглашение к совместному размышлению. Но вместе с тем, каждое из них
является решительным шагом прочь от привычных рецептов и либеральных
постулатов "западной экономической мудрости".
Необходимо увеличить значение локальных валют, всячески развивать их.
Общая региональная валюта, чей ареал ограничен конкретным органическим
обществом, позволит осуществляться созидательному обмену в конкретных
рамках, повысит чувство экономической солидарности. Это не означает отказа
обмена с иными обществами, но утверждает систему приоритетов, работающих на
развитие регионального хозяйства, на укрепление всей социальной сферы.
Ключевым элементом такой политики по укреплению локальных валют станет
изъятие их из сферы компетенции любой налоговой сетки, отличной от локальных
систем власти, которые и спонсируют эти хозяйственные блоки.
Необходимо ввести нулевой или отрицательный банковский процент.
Мы настолько привыкли к тому, что процент всегда только приносит
дополнительные деньги, что нам трудно представить банки иного типа. Проценты
дают деньгам преимущество среди всех иных материальных ценностей. Содержание
всех остальных видов богатства - лесов, фабрик, сельхозугодий, зданий,
личного профессионального навыка - требует постоянных вложений. Технологии
устаревают. Даже золото требует охраны и места для складирования. Только те,
кто вкладывает свои богатство в банки, в систему роста, получают
гарантированную прибыль без всяких затрат и в будущем лишь расширяют сферу
своего контроля над богатствами реального мира. Таким образом, человек
финансов получает значительное и совершенно незаслуженное преимущество перед
теми, кто занят в сфере реального производства и созидательных инвестиций.
Именно это преимущество лежит в основе того, что наша денежная система
извращенно возвышает человека денег над человеком труда. Против этого надо
выступать с тезисом: единственным местом, куда можно вкладывать деньги с
расчетом на извлечение реального богатства, должен стать сектор реального
производства. Деньги же должны быть лишь инструментом обмена и ничем более.
Отрицательный процент в банках и налог на владение деньгами станут двумя
методами, которые придадут новую динамику денежным потокам, так как любое
хранение станет убыточным. Кроме того, отрицательный процент стимулирует
инвестиции в реальные сектора, что будет, в свою очередь, способствовать
наращиванию подлинных богатств.
Необходимо ввести ограничения на займы и ссуды. Богатый берет ссуды для
того, чтобы вложить в высокодоходные инвестиции, увеличивая тем самым свое
благосостояние. Бедный берет для того, чтобы удовлетворить нужды первичного
потребления, еще больше погружаясь в бездну нищеты и зависимости.
Альтернативой является такой механизм создания денег, который предполагал бы
изначально их служение социальным целям, т.е. инвестиции в образование,
публичные инфраструктуры. Частные же заемы должны быть резко сокращены.
Ссуды для стоковых сделок и иных чисто финансовых операций должны быть
вообще запрещены. Кроме того, для индивидуума или корпорации должен быть
определен строгий потолок ссуд для любых целей. Таким образом, возможности
создания финансовых пузырей будут перекрыты. Необходимо ввести налог на
спекуляцию и иные незаслуженные прибыли.
Единственной сферой, где налоги должны быть увеличены - причем
значительно - является сфера спекулятивной прибыли. Сегодня человечество
просто обязано решить главную задачу: заставить деньги работать не на самих
себя, не на несправедливое обогащение хищного меньшинства (вампиров" -
Ю.И.), а на служение такому обществу, которое существует ради народа, ради
труда, ради здорового и справедливого мира.
...Демократию нужно строить снизу - от локального к глобальному. Нам не
нужны глобальные институты, наделенные силой и полномочиями диктовать
поведение на локальном уровне. Нам нужны глобальные институты, повсеместно
обеспечивающие право и свободу местных жителей на полное выражение их
творческого потенциала в созидании мира, отзывчивого к их ценностям, их
нуждам и их ожиданиям.
Мы долго пассивно ждали, уверенные, что наши институты осуществят наши
мечты о мире, справедливости и благосостоянии для всех людей. Теперь мы
знаем правду. Наши институты не обладают такими магическими силами.
Творческая энергия человечества присутствует в людях - таких, как мы. Наши
мечты станут реальностью только через нашу собственную включенность в
творческие усилия. Если наши институты блокируют наше творческое выражение,
то мы - народы Объединенных Наций - можем их изменить. Это наше право. В
этом - наша ответственность перед самими собой, друг перед другом и перед
Землей, которая поддерживает всех нас."
Так и шла моя жизнь - работа в саду, рынок, церковные праздники. Но
основное время уходило теперь на книгу, которая, казалось, приближалась к
концу. Путь к Богу и "перестройка", которую я все больше осмысливала именно
с духовных позиций, получая в ответ лишь новые вопросы, над разрешением
которых билась в электричке, за прилавком, гуляя с Джином, выдергивая
сорняки и даже во сне. По хозяйству помогала живущая у нас моя крестница
Наташа, по сути, вторая дочка, но такая же внутренне недоступная, "гуляющая
сама по себе", как и Вика. Поначалу она охотно подменяла меня на рынке,
имела возможность заработать, но однажды, в разгар летнего сезона, впервые
влюбилась, и все полетело кувырком.
Я срочно приехала на рынок, обнаружив в холодильной камере массу наших
нереализованных цветов - и дачных, и "фирменных", которые, что называется,
дышали на ладан. Плюс счета за место на рынке и за холодильник. Наташка тем
временем находилась в бегах, хоть и врала что-то через подружек в свое
оправдание, чтоб я не волновалась.
Пришлось засучивать рукава и спасать, что еще можно было спасти -
наскоро вертеть букеты, общипывать, подрезать, всучивать подешевле, "пахать"
от зари дотемна. Выкрутилась, а затем пришлось снова впрягаться в работу без
выходных, таская ежедневно километр до станции в одной руке полное ведро с
гладиолусами, в другой - коробку с георгинами.
А на рынке - все те же облавы, беженцы из Абхазии, торгующие аджикой,
ткемали и подмосковной зеленью, бедолаги из Азербайджана, промышляющие
подмосковными букетами... Все чаще переходящие с травки на водку, вопреки
своему корану, не брезгающие свиным салом. Национальные разборки здесь
случались, но крайне редко - всем было плохо, назрела необходимость
держаться вместе. Жилось на рынке сытно - если что-то было нужно из фруктов,
солений, ну там мяса, рыбы, меда, творога - подходи и бери бесплатно, только
знай совесть. И у тебя, когда потребуется, всегда имеют право попросить
букет.
Теперь холодильник и морозильник у нас дома всегда ломились -
периодически продавцы отсортировывали товар, откладывая "некондицию" на
алюминиевые лотки - то осетрину "с душком", то мясные обрезки и кости, то
помятые фрукты-овощи. "Право первой ночи" предоставлялось своим, а остальное
разбирали пенсионерки и прочий бедный люд. Иногда просто по рядам
разносилось: "Девочки, кому остатки творога подешевле?" или: "Кому
перезревшие помидоры на аджику? Только приходите со своими пакетами".
И мы подходили, отбирали, накладывали в пустые картонные коробки, а
потом дома до полуночи перебирали, варили соленья и компоты, запихивали в
морозильники, отмачивали в уксусе и делали заливное, сортировали - что
кошкам-собакам, а что семье сгодится, на суп или рагу... Денег на еду
уходило мало, разве что на хлеб. Как соберется пятьсот рублей, меняла в
местном пункте на баксы. Издание книги - удовольствие не из дешевых.
Однажды Борис, разделывая осетрину, порезал руку ножом. Наутро кисть
распухла, покраснела. Я отвезла его в Москву, взяв слово, что он прямо с
вокзала поедет в поликлинику, а сама отправилась на рынок.
Ни в какую поликлинику Борис не поехал. Дома выпил коньячку и завалился
спать. Проснулся с температурой под сорок, пришлось уже к вечеру добираться
к врачу на троллейбусе. Диагноз - заражение крови, какой-то "золотистый
стафилококк". Скорая, больница, операция, несколько дней под капельницей -
начиналась гангрена. Помню, как по жуткой жаре добиралась к нему в больницу.
"Состояние тяжелое". Может, в последний раз. Мне самой было впору
переселяться в мир иной - голова кружилась, пульс за сто. Шла к больничной
проходной по раскаленному асфальту, молилась и думала: "Только бы застать
живым, обнимемся и... Вместе не страшно".
"И умерли в один день."
Все к тому и шло. "Тяжелый" Борис в забытьи лежал под капельницей, щеки
были раскаленными, что тот июльский асфальт. Сердце кувыркнулось, больничный
потолок закачался и свернулся парусом, готовый нести нас туда, ввысь, в
приоткрывшуюся звездную голубизну...
- Гражданка жена, держите себя в рамках, - заскрежетал вдруг над ухом
прокуренный басок медсестры, - Мы еще помирать не собираемся, верно,
Боречка? У нас еще дела есть. Вот сейчас температурку мерить будем. А вы на
стульчик, гражданочка, не нарушайте правила.
- У вас валокордин имеется? - попросила я.
Сестра нащупала мой пульс и покачала головой.
- Может, давление померим?
Я отмахнулась. Смерть снова отступила, у нас еще были дела. Книга.
Александр Дугин: Великий Проект.
1. Агрессия эфемерного
"Мы настолько погружены в сиюминутное, в перипетии политических,
экономических, психологических проблем, настолько страдательно воспринимаем
гипнотический массив бытия, что постоянно упускаем из виду главное. Главное,
великое, дающее смысл, определяющее высшую цель - для нас сплошь и рядом
лишь фраза, слоган, вербальная или эмоциональная конструкция. Или просто
прикрытие, внешнее украшение для того, что мы на практике утверждаем как
основное и реальное, ощутимое, конкретное. Так устроено наше гравитационное
бытие, нас плющит к земле. Те же чудаки, которые всерьез, нарушая все
условности и социальные конвенции, рвутся к иному, приемлются нами лишь
тогда, когда облачены в отведенную им униформу академических ученых,
художников в бархатных шапочках или торжественно неповоротливых попов. На
такую материализацию человечества огненные души сетовали всегда, укоряя,
пробуждая, разоблачая, стыдя. Но едва ли в древности были времена, когда
гипноз обыденного действовал столь тотально и беззастенчиво, вооруженный
могущественными массмедийными механизмами, верстающими эфемерную реальность
- выдаваемую за единственную реальность - по своему усмотрению. Тем более
иллюзорно Общество Зрелищ, тем более реальным представляется тот момент
настоящего, к которому оно прикладывает гигантскую силу своего внушения. То,
что было вчера, какое там вчера, час назад, кажется глубокой древностью.
"Кто такой Ельцин, бабушка?" - спросит дите, когда осинелая туша еще только
будет опускаться во влажную русскую землю. "Что такое СССР?" - спрашивает
меня сын, рожденный в социалистической империи в тот же год, когда меченая
гадина воцарилась на советском престоле.
2. Либералы против Проекта
Человечество живет только потому, что у него Проект. Великий проект.
Именно удачи и неудачи на пути его исполнения составляют сущность
исторического процесса. Человеческая история есть история реализации
Великого Проекта. Конечно, это не просто. Часто платят миллионами жизней,
кровью, пытками, рваной болью, жгучим железом, безмерным страданием за выбор
пути. А он бывает и не верным. Но снова и снова зализывает упрямое
человечество раны, ветра развеивают дымы пепелищ, а лучи солнца разгоняют
призраки войны, и мы беремся за новый Проект, зная в душе, что опять будем
платить по полной, что все может выйти и не так, как мы задумали, но что
если мы перестанем ставить над собой высокую цель, мы перестанем быть людьми
с нашим специфическим видовым достоинством, с нашей вертикальной походкой, с
нашим дерзким и умным взором - вперед и вверх.
Проект есть у всех. Малый или большой. Но есть и определенный сектор
человечества - брюзжащий, трусоватый, эгоистично замкнувшийся в своей корке
- который хочет уничтожить Проект, хочет остановить историю, отменить
героев, установить на земле царство "последних людей". "Что есть истина?" -
спрашивают последние люди и моргают" (Фридрих Ницше "Так говорил
Заратустра"). О "Конце истории" и "Последнем человеке" открыто учат идеологи
нового мирового порядка - Карл Поппер, Дэниэл Бэлл, Фрэнсис Фукуяма, Джорж
Сорос, Для них "эра Проекта" окончилась. Они высчитали, что человечество
платит слишком большой "налог на историю". Они объявили, что с концом
советского государства цивилизация преодолела последний оплот Великого
Проекта, который пал под давлением тлеющей массы обобщенной банальности.
Торговец не знает проекта. Он стремится уйти от налога на реальность,
от таксы за неотчужденную жизнь и высокий, хотя подчас совершенно
бессмысленный, подвиг. Торговец ненавидит Героя. И когда Герой терпит
очередную катастрофу, - столь сладкую для него, столь вписанную в его
лучезарно-трагичную, солярно-дионисийскую судьбу, - когда его разрывают
собаки, титаны или вакханки, Торговец потирает руки, и, дождавшись,
переводит дыхание. "Великий Проект в очередной раз отложен."
Либеральная мразь сегодня замахнулась на большее. "Великий проект пал
навсегда", - провозглашают последние люди, приступая к новому витку рыночных
реформ. "У общества не должно быть больше ни цели, ни сверхзадачи, ни
регулирования. Все это приводит лишь к насилию. Оставьте людей в покое, не
мешайте им делать, что они хотят, не вовлекайте их ни в какие исторические
авантюры, не навязывайте им мифов и сакральных задач. Пусть они будут тем,
кто они есть. Маленькими людьми с маленькими проблемами. Им нужен только
рынок. Нам слишком дорого обошелся гальванизированный энтузиазм
предшествующих экспериментов." - Так, чавкая, пляшет в либеральном воздухе
криворотая физиономия перевоплотившегося внука большого советского писателя,
певца аскетической этики и высокого жестко-блистательного юношеского
героизма. Все, как в теории Вильфредо Парето: "Деды - герои-революционеры;
отцы - умеренные консерваторы; внуки - ублюдки и вырожденцы". Егор Гайдар -
гнусная иллюстрация социологического "закона вырождения элит".
("Маленькие люди с маленькими проблемами" - прямой экскурс в "Легенду о
Великом инквизиторе". Божественное призвание и ничтожество "бегемота",
которому и в болоте непыльно. Без выхода в Небо данная проблема неразрешима
- Ю. И.)
При слове "Проект" рука либерала сама собой набирает номер ближайшего
полицейского участка. Самые честные и последовательные из них, догадываясь,
что, убивая Проект, они убивают самого человека, намекают на то, что этот
вид изжил себя как таковой. В прибранных евро-ремонтных холлах выводят
генные инженеры "нового мирового порядка" клонов с исправленным
поведенческим кодом - человек - минус история, минус идеал, минус агрессия,
минус героизм, минус Великий Проект (Замысел - Ю.И.). Идеальный человек
победившего мондиализма. Холостой вечно подростковый Космополит. Биокукла с
идеальными зубами, отдраенными "Блендамедом". (Бетяне в "Последнем
эксперименте" - Ю.И.) Искусственное совершеннее природного. История отныне
будет делаться в телемонтажках, а люди в пробирках.
3. Полуночный враг
Мы, "наши", никогда не победим их, если не осознаем всего масштаба
борьбы. Мы переживаем самый драматический момент истории, где на карту
поставлен Человек. И драматизм этот только острее и напряженнее оттого, что
внешне кажется, будто нет ничего банальнее, бессмысленнее и усредненнее, чем
наше поганое, глупое время. Когда ночь достигает критической черты, точки
абсолютной Полуночи, память о свете солнца стирается настолько, что кажется,
будто его никогда и не было, и даже вечерняя боль от угасания последних
лучей стирается в короткой человеческой памяти. Когда есть только тьма, ее
не с чем и сравнивать, она перестает быть тьмой и вольна выдавать себя за
что угодно. "Что есть свет?" - спрашивают последние люди. И моргают.
За кучкой гаденышей, захвативших власть над самым прекрасным и
трогательным народом мира, над огромной, роскошной и вопросительной страной,
стоит тень очень глубокого мирового процесса. То, что они облезлы и хилы,
что пугаются мышиных шорохов и мелко косят неумными глазками, путаются в
телепроводах и запинаются на чиновничьих лестницах, не должно вводить нас в
соблазн пренебрежения их могуществом. Они мелки и жалки именно потому, что
принадлежат к армии бойцов против всего возвышенного и великого, идеального
и героического. Это ландскнехты либерального похода против Великого Проекта.
Тот, кто стоит за ними, кто вознамерился положить конец истории, фигура
более зловещая и серьезная. Сванидзе и Фукаяма, Березовский и Лебедь - лишь
маски, которые Фантомас "нового мирового порядка" меняет для дивертисмента и
трагикомического эффекта.
Есть два полюса, только два полюса, два лагеря. Они и мы. Они - против
Проекта как такового. Мы - за Проект, причем любой. Лишь бы он был Великим и
Ужасным. Раньше все было иначе. Было много проектов. Их паладины нещадно
бились друг с другом, шли своими особыми путями, упорно добивались своего.
Но это было тогда, когда еще была история. Теперь все иначе. И всех
непокорных сместили в одно общее гетто. Это гигантский кусок планеты, не
вписывающийся в брезгливо-избирательные нормативы "богатого Севера", это
отбросы старых культур, идеологий и национальностей, не вошедшие в "золотой
миллиард" У нас не оказалось паспорта в либеральный brave new world .
Кое-кто из нас, правда, сжег его сознательно, в отместку за партбилет Марка
Захарова.
4. Последнее русское дело
Вопреки всему, наплевав на все нормы и приличия, на все церемонии
консенсуса и дипломатические формулы политической корректности, мы обязаны
заявить о своей верности Великому Проекту. Более того, мы должны взращивать,
питать, лелеять, созидать наш Проект так, как если бы ничего не произошло. Я
совершенно убежден: враги специально стремятся завлечь нас в конкретику
момента, загипнотизировать сиюминутным, парализовать высокие творческие
энергии магией тяжелого мгновения. Потом, когда орда их рассеется как дым,
их уверенность и устойчивость рассыплется в прах, мы останемся в окружении
зияющих постореформаторских бездн, и эти же визгливые орды спросят с нас:
"Ну что?! И где же-таки ваши идеи, идеалы, цели? Что растратились на борьбу
с нами? А мы лишь полуночные призраки, кишшуф. И ничего более". Как в
замечательном фильме 30-х "Диббук" зашагают полупрозрачные полутелесные
привидения по кривому еврейскому кладбищу. А у нас будет растерянный и
глупый вид. Победители пустоты, поддавшиеся на сиюминутные уловки изощренных
гипнотизеров. Блестящие тактики позиционных маневров, провоевавшие с тенями.
Великий Проект должен рождаться здесь и сейчас. Вопреки политической
конъюнктуре. Отметая эфемерные императивы борьбы. Мы должны очнуться после
шока. Да, предшествующая форма Великого Проекта рухнула. Но надо все
восстановить заново, все переосмыслить, все востребовать опять... И снова,
как и раньше, "никто не даст нам избавленья". Все зависит только от нас.
В нем, в будущем великом Проекте, уже изначально можно различить
основные силовые линии. Либерализм, Запад, капитализм, новый мировой
порядок, мондиализм, обывательский материализм, индивидуализм - зло. Это
враги Великого Проекта.
Приходит наш час. Преступно проспать его."
Н.Боголюбов: "Носится дух над распахнутой бездной, ищет Идея достойных
людей."
"Бог крестил нас в огненной купели - притяженье тьмы преодолеть."
1
4
Время от времени случались на рынке ЧП - то бомж-грузчик замерз по
пьянке в подсобке, то драка с поножовщиной местного значения - кавказцы
что-то не поделили, то дни Десантника и Военно-морского флота, когда
торговцы переходили на военное положение. Особенно запомнилась первая
встреча с "голубыми беретами" - потом все уже стали учеными, торгуя лишь с
раннего утра, а к 10-ти сворачивались и шли отсыпаться по квартирам и
гостиницам. Но тогда никто не предвидел худого. Внезапный шум, грохот,
крики, мат и ...вместо кавказцев - разухабистые поддатые парни в форме,
хватающие с прилавков что попало, расшвыривающие по рынку, набивающие
яствами карманы - свои и девушек, знакомых и незнакомых. Покупатели
разбежались в страхе - кроме шустрых алчных бабуль с кошелками, которым
такая экспроприация очень даже понравилась. Тяжелыми ядрами катились по полу
арбузы, гулко лопались, заливая цементные плиты кровавым соком, прыгали
персики, заморские киви и виноградины - пол казался живым.
Мы со Светкой оцепенели. Светка была у азиков штатной продавщицей и
отвечала головой и рублями за каждую розу. Я же со своим
георгинами-гладиолусами и пенсионным возрастом особой ярости у бузотеров
вызывать вроде бы не должна... Но рядом - огромные светкины вазы с
роскошными голландскими розами...
Мы с ней бросились запихивать их под прилавок, накрывая, чем попало.
Едва успели - буяны расправились с фруктовым рядом напротив и двинулись к
нам. Светка помертвела.
- Ой, какие красивые мальчики! - заворковала я. - А девочки - еще
лучше. Вот вам, красавицы, самые дорогие цветочки. Наши, подмосковные, две
недели стоят. Для таких царевен ничего не жалко!
- Слышь, Витек, две недели стоят! Ха-ха-ха!
Моя тирада имела неожиданный успех. Девчонки растерянно вертели в руках
полутораметровые букеты гладиолусов из моей вазы.
- А розочек у вас нет?
- Ну какие под Москвой розы, ерунда, а привозные - сразу завянут, пока
их там из Голландии в ящиках трясут... Вот, - я показала девчонке несколько
осыпавшихся "сонь" из мусорной коробки. - А эти, супергофр, - месяц будут
стоять.
- "Супер" чего?
Снова ржанье. Высыпав перед нами гору винограда и персиков, компания
двинулась к соленьям, а я принялась отпаивать зеленую, как этот самый
виноград, Светку пивом - единственное лекарство, которое она признавала.
В общем, не соскучишься. Так и жили мы, дети разных народов, понемногу
спиваясь, как и вся разваливающаяся страна. Поводов было предостаточно -
национальные катаклизмы и праздники, дни рождения и похороны. Только у меня
ушли с интервалом в несколько месяцев крестная бабушка Леля, отец и мама.
Баба Ира умерла несколькими годами раньше, в 96 лет. Она долго лежала,
ухаживала за ней мама и повредила позвоночник, когда ее переворачивала. Я
сказала, что нужно непременно позвать священника. Мама потом поведала, как
обрадовалась бабушка его приходу, как светилось ее лицо после причастия. Я
рассеянно кивала, куда-то торопясь.
Виновато вздохнув, обняла сухонькие плечи. - Дела, бабуля...
- Дела-дела, - повторила она даже не укоризненно, а уже с высоты
вечности, крепко сжав мне руку. - Какая ты....
- Какая?
- Хорошая.
У меня слезы брызнули из глаз. Если б человеку это почаще говорили...
разнимать.
- Не-а, - мотнул он головой, - Ни в жисть.
Что-то действительно неудержимо изменилось в мире, и отнюдь не к
лучшему, - давно развалилось бы окончательно, если б не невидимая всесильная
рука. Удерживающая и спасающая рехнувшуюся несчастную нашу страну, спятивший
поселок с заборной эпидемией и приватизационным синдромом, спивающихся от
неприкаянности мужей и соседей. Мою Вику, выкуривающую на лоджии пачки
сигарет после ночного дежурства в ожидании сгинувшего в неизвестном
направлении супруга, внучку Риту, растущую злобным одиноким зверьком при
живых родителях, девяностолетнюю бабушку, приносящую ей в постель кофе с
бутербродами и помогающую решать задачки...Соседскую дочь, крадущуюся вдоль
нашего забора с рулеткой. Джина, гоняющегося за лайнерами и джипами...
"Истинной задачей таких реформ является не увеличение глобального роста
и конкуренции. Цель иная - создать здоровые и богатые общества, способные
обеспечивать экономическую безопасность и справедливое вознаграждение
созидательного труда их членов, а также жить в гармонии с окружающей средой.
Наши требования, безусловно, затронут интересы корпораций и финансовых
спекулянтов, но человеческое общество не обязано обслуживать их интересы. У
человечества интересы иные.
Так как у нас мало опыта в деле того, как заставить денежную систему
служить людям, народам и природе, причем по ту сторону эксплуатации, мы
обязаны искать творческие решения. Здесь нет проверенных рецептов. Поэтому
нижеследующие предложения не претендуют на аксиоматичность. Это лишь
приглашение к совместному размышлению. Но вместе с тем, каждое из них
является решительным шагом прочь от привычных рецептов и либеральных
постулатов "западной экономической мудрости".
Необходимо увеличить значение локальных валют, всячески развивать их.
Общая региональная валюта, чей ареал ограничен конкретным органическим
обществом, позволит осуществляться созидательному обмену в конкретных
рамках, повысит чувство экономической солидарности. Это не означает отказа
обмена с иными обществами, но утверждает систему приоритетов, работающих на
развитие регионального хозяйства, на укрепление всей социальной сферы.
Ключевым элементом такой политики по укреплению локальных валют станет
изъятие их из сферы компетенции любой налоговой сетки, отличной от локальных
систем власти, которые и спонсируют эти хозяйственные блоки.
Необходимо ввести нулевой или отрицательный банковский процент.
Мы настолько привыкли к тому, что процент всегда только приносит
дополнительные деньги, что нам трудно представить банки иного типа. Проценты
дают деньгам преимущество среди всех иных материальных ценностей. Содержание
всех остальных видов богатства - лесов, фабрик, сельхозугодий, зданий,
личного профессионального навыка - требует постоянных вложений. Технологии
устаревают. Даже золото требует охраны и места для складирования. Только те,
кто вкладывает свои богатство в банки, в систему роста, получают
гарантированную прибыль без всяких затрат и в будущем лишь расширяют сферу
своего контроля над богатствами реального мира. Таким образом, человек
финансов получает значительное и совершенно незаслуженное преимущество перед
теми, кто занят в сфере реального производства и созидательных инвестиций.
Именно это преимущество лежит в основе того, что наша денежная система
извращенно возвышает человека денег над человеком труда. Против этого надо
выступать с тезисом: единственным местом, куда можно вкладывать деньги с
расчетом на извлечение реального богатства, должен стать сектор реального
производства. Деньги же должны быть лишь инструментом обмена и ничем более.
Отрицательный процент в банках и налог на владение деньгами станут двумя
методами, которые придадут новую динамику денежным потокам, так как любое
хранение станет убыточным. Кроме того, отрицательный процент стимулирует
инвестиции в реальные сектора, что будет, в свою очередь, способствовать
наращиванию подлинных богатств.
Необходимо ввести ограничения на займы и ссуды. Богатый берет ссуды для
того, чтобы вложить в высокодоходные инвестиции, увеличивая тем самым свое
благосостояние. Бедный берет для того, чтобы удовлетворить нужды первичного
потребления, еще больше погружаясь в бездну нищеты и зависимости.
Альтернативой является такой механизм создания денег, который предполагал бы
изначально их служение социальным целям, т.е. инвестиции в образование,
публичные инфраструктуры. Частные же заемы должны быть резко сокращены.
Ссуды для стоковых сделок и иных чисто финансовых операций должны быть
вообще запрещены. Кроме того, для индивидуума или корпорации должен быть
определен строгий потолок ссуд для любых целей. Таким образом, возможности
создания финансовых пузырей будут перекрыты. Необходимо ввести налог на
спекуляцию и иные незаслуженные прибыли.
Единственной сферой, где налоги должны быть увеличены - причем
значительно - является сфера спекулятивной прибыли. Сегодня человечество
просто обязано решить главную задачу: заставить деньги работать не на самих
себя, не на несправедливое обогащение хищного меньшинства (вампиров" -
Ю.И.), а на служение такому обществу, которое существует ради народа, ради
труда, ради здорового и справедливого мира.
...Демократию нужно строить снизу - от локального к глобальному. Нам не
нужны глобальные институты, наделенные силой и полномочиями диктовать
поведение на локальном уровне. Нам нужны глобальные институты, повсеместно
обеспечивающие право и свободу местных жителей на полное выражение их
творческого потенциала в созидании мира, отзывчивого к их ценностям, их
нуждам и их ожиданиям.
Мы долго пассивно ждали, уверенные, что наши институты осуществят наши
мечты о мире, справедливости и благосостоянии для всех людей. Теперь мы
знаем правду. Наши институты не обладают такими магическими силами.
Творческая энергия человечества присутствует в людях - таких, как мы. Наши
мечты станут реальностью только через нашу собственную включенность в
творческие усилия. Если наши институты блокируют наше творческое выражение,
то мы - народы Объединенных Наций - можем их изменить. Это наше право. В
этом - наша ответственность перед самими собой, друг перед другом и перед
Землей, которая поддерживает всех нас."
Так и шла моя жизнь - работа в саду, рынок, церковные праздники. Но
основное время уходило теперь на книгу, которая, казалось, приближалась к
концу. Путь к Богу и "перестройка", которую я все больше осмысливала именно
с духовных позиций, получая в ответ лишь новые вопросы, над разрешением
которых билась в электричке, за прилавком, гуляя с Джином, выдергивая
сорняки и даже во сне. По хозяйству помогала живущая у нас моя крестница
Наташа, по сути, вторая дочка, но такая же внутренне недоступная, "гуляющая
сама по себе", как и Вика. Поначалу она охотно подменяла меня на рынке,
имела возможность заработать, но однажды, в разгар летнего сезона, впервые
влюбилась, и все полетело кувырком.
Я срочно приехала на рынок, обнаружив в холодильной камере массу наших
нереализованных цветов - и дачных, и "фирменных", которые, что называется,
дышали на ладан. Плюс счета за место на рынке и за холодильник. Наташка тем
временем находилась в бегах, хоть и врала что-то через подружек в свое
оправдание, чтоб я не волновалась.
Пришлось засучивать рукава и спасать, что еще можно было спасти -
наскоро вертеть букеты, общипывать, подрезать, всучивать подешевле, "пахать"
от зари дотемна. Выкрутилась, а затем пришлось снова впрягаться в работу без
выходных, таская ежедневно километр до станции в одной руке полное ведро с
гладиолусами, в другой - коробку с георгинами.
А на рынке - все те же облавы, беженцы из Абхазии, торгующие аджикой,
ткемали и подмосковной зеленью, бедолаги из Азербайджана, промышляющие
подмосковными букетами... Все чаще переходящие с травки на водку, вопреки
своему корану, не брезгающие свиным салом. Национальные разборки здесь
случались, но крайне редко - всем было плохо, назрела необходимость
держаться вместе. Жилось на рынке сытно - если что-то было нужно из фруктов,
солений, ну там мяса, рыбы, меда, творога - подходи и бери бесплатно, только
знай совесть. И у тебя, когда потребуется, всегда имеют право попросить
букет.
Теперь холодильник и морозильник у нас дома всегда ломились -
периодически продавцы отсортировывали товар, откладывая "некондицию" на
алюминиевые лотки - то осетрину "с душком", то мясные обрезки и кости, то
помятые фрукты-овощи. "Право первой ночи" предоставлялось своим, а остальное
разбирали пенсионерки и прочий бедный люд. Иногда просто по рядам
разносилось: "Девочки, кому остатки творога подешевле?" или: "Кому
перезревшие помидоры на аджику? Только приходите со своими пакетами".
И мы подходили, отбирали, накладывали в пустые картонные коробки, а
потом дома до полуночи перебирали, варили соленья и компоты, запихивали в
морозильники, отмачивали в уксусе и делали заливное, сортировали - что
кошкам-собакам, а что семье сгодится, на суп или рагу... Денег на еду
уходило мало, разве что на хлеб. Как соберется пятьсот рублей, меняла в
местном пункте на баксы. Издание книги - удовольствие не из дешевых.
Однажды Борис, разделывая осетрину, порезал руку ножом. Наутро кисть
распухла, покраснела. Я отвезла его в Москву, взяв слово, что он прямо с
вокзала поедет в поликлинику, а сама отправилась на рынок.
Ни в какую поликлинику Борис не поехал. Дома выпил коньячку и завалился
спать. Проснулся с температурой под сорок, пришлось уже к вечеру добираться
к врачу на троллейбусе. Диагноз - заражение крови, какой-то "золотистый
стафилококк". Скорая, больница, операция, несколько дней под капельницей -
начиналась гангрена. Помню, как по жуткой жаре добиралась к нему в больницу.
"Состояние тяжелое". Может, в последний раз. Мне самой было впору
переселяться в мир иной - голова кружилась, пульс за сто. Шла к больничной
проходной по раскаленному асфальту, молилась и думала: "Только бы застать
живым, обнимемся и... Вместе не страшно".
"И умерли в один день."
Все к тому и шло. "Тяжелый" Борис в забытьи лежал под капельницей, щеки
были раскаленными, что тот июльский асфальт. Сердце кувыркнулось, больничный
потолок закачался и свернулся парусом, готовый нести нас туда, ввысь, в
приоткрывшуюся звездную голубизну...
- Гражданка жена, держите себя в рамках, - заскрежетал вдруг над ухом
прокуренный басок медсестры, - Мы еще помирать не собираемся, верно,
Боречка? У нас еще дела есть. Вот сейчас температурку мерить будем. А вы на
стульчик, гражданочка, не нарушайте правила.
- У вас валокордин имеется? - попросила я.
Сестра нащупала мой пульс и покачала головой.
- Может, давление померим?
Я отмахнулась. Смерть снова отступила, у нас еще были дела. Книга.
Александр Дугин: Великий Проект.
1. Агрессия эфемерного
"Мы настолько погружены в сиюминутное, в перипетии политических,
экономических, психологических проблем, настолько страдательно воспринимаем
гипнотический массив бытия, что постоянно упускаем из виду главное. Главное,
великое, дающее смысл, определяющее высшую цель - для нас сплошь и рядом
лишь фраза, слоган, вербальная или эмоциональная конструкция. Или просто
прикрытие, внешнее украшение для того, что мы на практике утверждаем как
основное и реальное, ощутимое, конкретное. Так устроено наше гравитационное
бытие, нас плющит к земле. Те же чудаки, которые всерьез, нарушая все
условности и социальные конвенции, рвутся к иному, приемлются нами лишь
тогда, когда облачены в отведенную им униформу академических ученых,
художников в бархатных шапочках или торжественно неповоротливых попов. На
такую материализацию человечества огненные души сетовали всегда, укоряя,
пробуждая, разоблачая, стыдя. Но едва ли в древности были времена, когда
гипноз обыденного действовал столь тотально и беззастенчиво, вооруженный
могущественными массмедийными механизмами, верстающими эфемерную реальность
- выдаваемую за единственную реальность - по своему усмотрению. Тем более
иллюзорно Общество Зрелищ, тем более реальным представляется тот момент
настоящего, к которому оно прикладывает гигантскую силу своего внушения. То,
что было вчера, какое там вчера, час назад, кажется глубокой древностью.
"Кто такой Ельцин, бабушка?" - спросит дите, когда осинелая туша еще только
будет опускаться во влажную русскую землю. "Что такое СССР?" - спрашивает
меня сын, рожденный в социалистической империи в тот же год, когда меченая
гадина воцарилась на советском престоле.
2. Либералы против Проекта
Человечество живет только потому, что у него Проект. Великий проект.
Именно удачи и неудачи на пути его исполнения составляют сущность
исторического процесса. Человеческая история есть история реализации
Великого Проекта. Конечно, это не просто. Часто платят миллионами жизней,
кровью, пытками, рваной болью, жгучим железом, безмерным страданием за выбор
пути. А он бывает и не верным. Но снова и снова зализывает упрямое
человечество раны, ветра развеивают дымы пепелищ, а лучи солнца разгоняют
призраки войны, и мы беремся за новый Проект, зная в душе, что опять будем
платить по полной, что все может выйти и не так, как мы задумали, но что
если мы перестанем ставить над собой высокую цель, мы перестанем быть людьми
с нашим специфическим видовым достоинством, с нашей вертикальной походкой, с
нашим дерзким и умным взором - вперед и вверх.
Проект есть у всех. Малый или большой. Но есть и определенный сектор
человечества - брюзжащий, трусоватый, эгоистично замкнувшийся в своей корке
- который хочет уничтожить Проект, хочет остановить историю, отменить
героев, установить на земле царство "последних людей". "Что есть истина?" -
спрашивают последние люди и моргают" (Фридрих Ницше "Так говорил
Заратустра"). О "Конце истории" и "Последнем человеке" открыто учат идеологи
нового мирового порядка - Карл Поппер, Дэниэл Бэлл, Фрэнсис Фукуяма, Джорж
Сорос, Для них "эра Проекта" окончилась. Они высчитали, что человечество
платит слишком большой "налог на историю". Они объявили, что с концом
советского государства цивилизация преодолела последний оплот Великого
Проекта, который пал под давлением тлеющей массы обобщенной банальности.
Торговец не знает проекта. Он стремится уйти от налога на реальность,
от таксы за неотчужденную жизнь и высокий, хотя подчас совершенно
бессмысленный, подвиг. Торговец ненавидит Героя. И когда Герой терпит
очередную катастрофу, - столь сладкую для него, столь вписанную в его
лучезарно-трагичную, солярно-дионисийскую судьбу, - когда его разрывают
собаки, титаны или вакханки, Торговец потирает руки, и, дождавшись,
переводит дыхание. "Великий Проект в очередной раз отложен."
Либеральная мразь сегодня замахнулась на большее. "Великий проект пал
навсегда", - провозглашают последние люди, приступая к новому витку рыночных
реформ. "У общества не должно быть больше ни цели, ни сверхзадачи, ни
регулирования. Все это приводит лишь к насилию. Оставьте людей в покое, не
мешайте им делать, что они хотят, не вовлекайте их ни в какие исторические
авантюры, не навязывайте им мифов и сакральных задач. Пусть они будут тем,
кто они есть. Маленькими людьми с маленькими проблемами. Им нужен только
рынок. Нам слишком дорого обошелся гальванизированный энтузиазм
предшествующих экспериментов." - Так, чавкая, пляшет в либеральном воздухе
криворотая физиономия перевоплотившегося внука большого советского писателя,
певца аскетической этики и высокого жестко-блистательного юношеского
героизма. Все, как в теории Вильфредо Парето: "Деды - герои-революционеры;
отцы - умеренные консерваторы; внуки - ублюдки и вырожденцы". Егор Гайдар -
гнусная иллюстрация социологического "закона вырождения элит".
("Маленькие люди с маленькими проблемами" - прямой экскурс в "Легенду о
Великом инквизиторе". Божественное призвание и ничтожество "бегемота",
которому и в болоте непыльно. Без выхода в Небо данная проблема неразрешима
- Ю. И.)
При слове "Проект" рука либерала сама собой набирает номер ближайшего
полицейского участка. Самые честные и последовательные из них, догадываясь,
что, убивая Проект, они убивают самого человека, намекают на то, что этот
вид изжил себя как таковой. В прибранных евро-ремонтных холлах выводят
генные инженеры "нового мирового порядка" клонов с исправленным
поведенческим кодом - человек - минус история, минус идеал, минус агрессия,
минус героизм, минус Великий Проект (Замысел - Ю.И.). Идеальный человек
победившего мондиализма. Холостой вечно подростковый Космополит. Биокукла с
идеальными зубами, отдраенными "Блендамедом". (Бетяне в "Последнем
эксперименте" - Ю.И.) Искусственное совершеннее природного. История отныне
будет делаться в телемонтажках, а люди в пробирках.
3. Полуночный враг
Мы, "наши", никогда не победим их, если не осознаем всего масштаба
борьбы. Мы переживаем самый драматический момент истории, где на карту
поставлен Человек. И драматизм этот только острее и напряженнее оттого, что
внешне кажется, будто нет ничего банальнее, бессмысленнее и усредненнее, чем
наше поганое, глупое время. Когда ночь достигает критической черты, точки
абсолютной Полуночи, память о свете солнца стирается настолько, что кажется,
будто его никогда и не было, и даже вечерняя боль от угасания последних
лучей стирается в короткой человеческой памяти. Когда есть только тьма, ее
не с чем и сравнивать, она перестает быть тьмой и вольна выдавать себя за
что угодно. "Что есть свет?" - спрашивают последние люди. И моргают.
За кучкой гаденышей, захвативших власть над самым прекрасным и
трогательным народом мира, над огромной, роскошной и вопросительной страной,
стоит тень очень глубокого мирового процесса. То, что они облезлы и хилы,
что пугаются мышиных шорохов и мелко косят неумными глазками, путаются в
телепроводах и запинаются на чиновничьих лестницах, не должно вводить нас в
соблазн пренебрежения их могуществом. Они мелки и жалки именно потому, что
принадлежат к армии бойцов против всего возвышенного и великого, идеального
и героического. Это ландскнехты либерального похода против Великого Проекта.
Тот, кто стоит за ними, кто вознамерился положить конец истории, фигура
более зловещая и серьезная. Сванидзе и Фукаяма, Березовский и Лебедь - лишь
маски, которые Фантомас "нового мирового порядка" меняет для дивертисмента и
трагикомического эффекта.
Есть два полюса, только два полюса, два лагеря. Они и мы. Они - против
Проекта как такового. Мы - за Проект, причем любой. Лишь бы он был Великим и
Ужасным. Раньше все было иначе. Было много проектов. Их паладины нещадно
бились друг с другом, шли своими особыми путями, упорно добивались своего.
Но это было тогда, когда еще была история. Теперь все иначе. И всех
непокорных сместили в одно общее гетто. Это гигантский кусок планеты, не
вписывающийся в брезгливо-избирательные нормативы "богатого Севера", это
отбросы старых культур, идеологий и национальностей, не вошедшие в "золотой
миллиард" У нас не оказалось паспорта в либеральный brave new world .
Кое-кто из нас, правда, сжег его сознательно, в отместку за партбилет Марка
Захарова.
4. Последнее русское дело
Вопреки всему, наплевав на все нормы и приличия, на все церемонии
консенсуса и дипломатические формулы политической корректности, мы обязаны
заявить о своей верности Великому Проекту. Более того, мы должны взращивать,
питать, лелеять, созидать наш Проект так, как если бы ничего не произошло. Я
совершенно убежден: враги специально стремятся завлечь нас в конкретику
момента, загипнотизировать сиюминутным, парализовать высокие творческие
энергии магией тяжелого мгновения. Потом, когда орда их рассеется как дым,
их уверенность и устойчивость рассыплется в прах, мы останемся в окружении
зияющих постореформаторских бездн, и эти же визгливые орды спросят с нас:
"Ну что?! И где же-таки ваши идеи, идеалы, цели? Что растратились на борьбу
с нами? А мы лишь полуночные призраки, кишшуф. И ничего более". Как в
замечательном фильме 30-х "Диббук" зашагают полупрозрачные полутелесные
привидения по кривому еврейскому кладбищу. А у нас будет растерянный и
глупый вид. Победители пустоты, поддавшиеся на сиюминутные уловки изощренных
гипнотизеров. Блестящие тактики позиционных маневров, провоевавшие с тенями.
Великий Проект должен рождаться здесь и сейчас. Вопреки политической
конъюнктуре. Отметая эфемерные императивы борьбы. Мы должны очнуться после
шока. Да, предшествующая форма Великого Проекта рухнула. Но надо все
восстановить заново, все переосмыслить, все востребовать опять... И снова,
как и раньше, "никто не даст нам избавленья". Все зависит только от нас.
В нем, в будущем великом Проекте, уже изначально можно различить
основные силовые линии. Либерализм, Запад, капитализм, новый мировой
порядок, мондиализм, обывательский материализм, индивидуализм - зло. Это
враги Великого Проекта.
Приходит наш час. Преступно проспать его."
Н.Боголюбов: "Носится дух над распахнутой бездной, ищет Идея достойных
людей."
"Бог крестил нас в огненной купели - притяженье тьмы преодолеть."
1
4
Время от времени случались на рынке ЧП - то бомж-грузчик замерз по
пьянке в подсобке, то драка с поножовщиной местного значения - кавказцы
что-то не поделили, то дни Десантника и Военно-морского флота, когда
торговцы переходили на военное положение. Особенно запомнилась первая
встреча с "голубыми беретами" - потом все уже стали учеными, торгуя лишь с
раннего утра, а к 10-ти сворачивались и шли отсыпаться по квартирам и
гостиницам. Но тогда никто не предвидел худого. Внезапный шум, грохот,
крики, мат и ...вместо кавказцев - разухабистые поддатые парни в форме,
хватающие с прилавков что попало, расшвыривающие по рынку, набивающие
яствами карманы - свои и девушек, знакомых и незнакомых. Покупатели
разбежались в страхе - кроме шустрых алчных бабуль с кошелками, которым
такая экспроприация очень даже понравилась. Тяжелыми ядрами катились по полу
арбузы, гулко лопались, заливая цементные плиты кровавым соком, прыгали
персики, заморские киви и виноградины - пол казался живым.
Мы со Светкой оцепенели. Светка была у азиков штатной продавщицей и
отвечала головой и рублями за каждую розу. Я же со своим
георгинами-гладиолусами и пенсионным возрастом особой ярости у бузотеров
вызывать вроде бы не должна... Но рядом - огромные светкины вазы с
роскошными голландскими розами...
Мы с ней бросились запихивать их под прилавок, накрывая, чем попало.
Едва успели - буяны расправились с фруктовым рядом напротив и двинулись к
нам. Светка помертвела.
- Ой, какие красивые мальчики! - заворковала я. - А девочки - еще
лучше. Вот вам, красавицы, самые дорогие цветочки. Наши, подмосковные, две
недели стоят. Для таких царевен ничего не жалко!
- Слышь, Витек, две недели стоят! Ха-ха-ха!
Моя тирада имела неожиданный успех. Девчонки растерянно вертели в руках
полутораметровые букеты гладиолусов из моей вазы.
- А розочек у вас нет?
- Ну какие под Москвой розы, ерунда, а привозные - сразу завянут, пока
их там из Голландии в ящиках трясут... Вот, - я показала девчонке несколько
осыпавшихся "сонь" из мусорной коробки. - А эти, супергофр, - месяц будут
стоять.
- "Супер" чего?
Снова ржанье. Высыпав перед нами гору винограда и персиков, компания
двинулась к соленьям, а я принялась отпаивать зеленую, как этот самый
виноград, Светку пивом - единственное лекарство, которое она признавала.
В общем, не соскучишься. Так и жили мы, дети разных народов, понемногу
спиваясь, как и вся разваливающаяся страна. Поводов было предостаточно -
национальные катаклизмы и праздники, дни рождения и похороны. Только у меня
ушли с интервалом в несколько месяцев крестная бабушка Леля, отец и мама.
Баба Ира умерла несколькими годами раньше, в 96 лет. Она долго лежала,
ухаживала за ней мама и повредила позвоночник, когда ее переворачивала. Я
сказала, что нужно непременно позвать священника. Мама потом поведала, как
обрадовалась бабушка его приходу, как светилось ее лицо после причастия. Я
рассеянно кивала, куда-то торопясь.
Виновато вздохнув, обняла сухонькие плечи. - Дела, бабуля...
- Дела-дела, - повторила она даже не укоризненно, а уже с высоты
вечности, крепко сжав мне руку. - Какая ты....
- Какая?
- Хорошая.
У меня слезы брызнули из глаз. Если б человеку это почаще говорили...