Иванова Юлия. Дверь в потолке

сверхбогачей, и от остального народа их отделит пропасть.
В ХХ веке над этими пророчествами Маркса смеялись. И действительно,
прошлое столетие, казалось, год за годом опровергало Маркса. Благосостояние
западных рабочих действительно росло, особенно во второй половине столетия.
Но люди, зубоскаля по сему поводу, не задумывались - а почему так
происходит? 1917-й и революция в России - вот что насмерть перепугало
капитал. Нужно было противостоять Советам, нужно было доказать, что
капитализм способен дать работникам лучшую жизнь. А тут еще СССР стал
поистине отдельной планетой, со своей, самодостаточной экономикой, со своей,
отдельной денежной системой. Лежал себе огромный Красный Медведь на одной
шестой части планетарной суши, делая глобализацию неполной. Именно поэтому
западногерманский рабочий получал за свой труд 45 марок в час. Именно
поэтому укрепился многомиллионный средний класс, превратившийся в
большинство на Западе.
Но вот СССР не стало, и на мировом рынке появились орды новых нищих,
согласных на любую работу. И тогда западный капитализм сбросил маску доброго
дядюшки, из-под которой выглянула жестокая и зубастая морда акулы (Вампирия
- Ю.И.), и оказалось вдруг, что "звериный оскал капитализма" - отнюдь не
выдумка советской пропаганды.
Начался новый этап истории, при котором средний класс на Западе стал
гибнуть, в основном, опускаясь ниже по социальной лестнице. Заработки стали
падать, безработица - свирепствовать. И очень скоро выяснилось, что это -
отнюдь не временное явление.
Некоторые интеллектуалы вдруг вспомнили, что общество, в котором каждый
имеет право голоса, где люди считают государство обязанным заботиться о
благосостоянии граждан - это всего лишь маленький эпизод в истории
капиталистического мира. Что на протяжении большей части эпохи капитализма
богатые жестоко эксплуатировали бедных, и эти бедные были предоставлены
только самим себе.
Теперь западным капиталистам незачем заигрывать со своими работниками.
Теперь им незачем бояться того, что трудящиеся Запада выйдут на демонстрации
под красными флагами, требуя сделать так, как в Советской России - за
исчезновением последней.
Нагляднее всего нынешние процессы ожесточения порядков проявляются в
Европе. Именно в ней элементы социализма были сильнее всего. Немцы катались,
как сыр в масле. В Швеции бизнес платил громадные налоги, чтобы обеспечить
народу бесплатное образование и медицинское обслуживание. Но вдруг капитал
решил с этим покончить.
Зачем, в самом деле, держать предприятия в Европе, где рабочие так
дороги и капризны? Ведь теперь можно основать заводы и фабрики там, где
рабочие согласны вкалывать за гроши, не требуя никаких социальных гарантий,
соглашаясь получать в месяц столько же, сколько европейский рабочий получает
за день. Модно перенести производство в Китай, в Малайзию, в земли бывшего
соцлагеря. Прибыли от этого только вырастут, зато высокие европейские налоги
платить уже не придется. Ибо, что остается в Европе? Всего лишь головные
конторы корпораций, а уж они-то смогут замаскировать прибыли сотнями разных
ухищрений. Если же государство станет качать права, то и конторы можно
перенести в более сговорчивые страны, где налог на прибыль мал или вовсе
отсутствует. А можно вообще обойтись без налогов, если разместить свой офис
на собственном гигантском корабле (Хорошая мысль. Может, и нам офис будущей
Изании обустроить на каком-нибудь катере? - Ю.И.). И отнюдь не случайно то,
что проекты создания гигантских кораблей-офисов особенно активно стали
рождаться как раз после падения СССР.
Европейские капиталисты открыто издеваются над своими государствами.
Ах, вы требуете от нас, чтобы рабочий получал не меньше трех тысяч евро в
месяц? Мы эту норму соблюдем. Только рабочих у нас теперь будет в десять раз
меньше. И для этого мы уволим со своих заводов миллионы. Европейские товары
стали терять рынок. Они слишком дороги, и потребитель намного охотнее
покупает сапоги, кошельки и брюки известных европейских марок, но сделанные
где-нибудь в Азии.
Но уход производства из старой Европы в другие страны - это только
полбеды. Другой напастью для изнеженных западников стал технический
прогресс. Хотя он и не носит революционного характера, все равно он очень
повысил производительность труда. И не только фабричного. Прогресс
Интернета, информационных технологий и мультимедиа, электронных денег и
банкоматов привел к массовому сокращению рабочих мест в банках и
управленческих конторах корпораций, в страховом бизнесе и торговле.
Внезапно оказалось, что Европе не нужны триста миллионов населения, что
для насыщения рынка всеми благами нужно не больше 27 процентов ныне живущих
европейцев. А остальные, получается, шлак, балласт, лишняя биомасса,
содержать которую слишком уж накладно. Конкуренция дешевой рабочей силы из
незападных стран и технологический прогресс уничтожают Европу. Газета
менеджеров "Уолл -стрит джорнэл" отмечает, что "конкуренция в жестокой
глобальной экономике создает глобальный рынок труда. Надежных рабочих мест
больше нет".
Премьер-министр земли Саксония обнаружил аж "целую гору эгоистических
интересов", которую надо "взорвать". Вот эти интересы: выплата зарплаты по
больничным, денежные пособия на детей, защита от необоснованного увольнения,
пособия по безработице, ежегодный тридцатидневный отпуск и многое другое,
что издавна входит в социальную составляющую рыночной экономики Германии. Те
же самые процессы идут и в Соединенных Штатах. Уже невооруженным глазом
видно, как с 1973 года падает реальная зарплата среднего класса, а
гарантированная занятость сменяется системой найма по краткосрочным
контрактам. Фактически возрождается система труда поденщиков. Опасная
болезнь США - это разложение и расслоение собственной нации. Да такое,
которое грозит покончить с привычной нам американской демократией.
Если вы думаете, что обнищание образованных людей - только россиянская
черта, вы ошибаетесь. Мы все хорошо знаем и о другом россиянском феномене:
когда богачи, глубоко презирая честных людей, начинают создавать "новый
феодализм". То есть селиться в особых поселках за высокими заборами, под
охраной наемных головорезов-"секьюрити", заводить свои частные полицию,
школы, детские сады, клиники. Но оказывается, то же самое происходит и в
США. Обнищание среднего класса в США объясняется все той же глобализацией; у
американских инженеров, фирменных управляющих, врачей и квалифицированных
рабочих появились обученные конкуренты в азиатско-тропических странах,
которые, будучи тренированы не хуже американских специалистов, при сем
согласны получать гораздо меньше зарплаты. И по неумолимому закону мирового
рынка американские заработки стали падать.
А куда же тогда делись прибавка ВВП, рост экономики? Оказывается, они
ушли высшим 10 процентам населения. Богатые стали богаче, а бедные - беднее.
Глобализация, которая привела к закрытию многих предприятий в США (в
станкостроении, судостроении, автопроме и сталелитейной индустрии)
выплеснула в ряды безработных или на более низкооплачиваемые места в сфере
услуг миллионы белых рабочих средней квалификации. Штаты стали
люмпенизироваться . 600 тысяч бездомных в США и 600-800 тысяч, например, во
Франции.
Другой вид американских люмпенов (5,8 миллиона душ) - это мужики
трудоспособного возраста, которые в прошлом потеряли работу, не обучаются,
не имеют права на пенсию по старости и живут без всякого видимого источника
средств на существование. Они не голосуют на выборах, не обращаются в
полицию, не всегда посылают своих детей в школу. И даже телефона у таких
особей, как правило, нет. Этих людей называют "Третьим миром" в недрах США,
сравнивая с босяками из жалких африканских стран. Скоро этот "внутренний
Третий мир" вберет в себя десятки миллионов американцев.
Начала развиваться "культура трущоб" - появление массы необразованных,
необученных никакому ремеслу стад городской молодежи. Воспитанное
телевизором, агрессивное и склонное к насилию, это стадо двуногих
недочеловеков обильно питает преступность, страдает наркоманией и хочет жить
хорошо, но зарабатывать не может. (см. главу "Осколки" в "Дремучих дверях" -
Ю.И.) Одновременно идет обособление богатых. Богатые будут оплачивать из
своих все более высоких доходов охраняющую их безопасность частную стражу,
тогда как средний класс должен будет довольствоваться опасными улицами,
плохими школами, неубранным мусором и ухудшающимся транспортом. В наши дни
сообщества, обнесенные стенами с запертыми воротами и охраняемые частной
полицией, опять стали расти. Разъедаемые гангреной насилия, разрушением
социальной сети и пропастью, растущей между богачами и "списанными со
счетов" людьми, США могут быть вовлечены в спираль упадка с удивительной
быстротой. Объединение Европы в одну Еврозону, маниакальное стремление
Запада расширить ВТО только ускоряет процесс крушения прежнего,
благополучного мира достатка, демократии и "прав человека".
Старик Маркс, глядя на происходящее с того света, довольно улыбается в
густую бороду. Умерев в 1883 году, он точно предвидел будущее. Просто
появление Советского государства (Антивампирии - Ю.И.) на век задержало
воплощение его теории."

Юстас: - Грамотно, что хорошие статьи в одном месте выложили. Вот так
бы их задвинуть и на сам сайт - а то ветки форума опустятся и они уйдут на
другой лист форума.
Можно назвать подборку вроде "Системы обмена товарами и услугами в
мире" или вставить ссылку "Мировой опыт" на лист со статьями в обращение к
читателю на главной странице сайта.
И интересно было бы прочитать из "Частных денег", насколько практически
было воплощено в жизнь что-то подобное. Сколько оно просуществовало?

НЕХОРОШИЙ ДОМ - IV

Умерла Полина 3 июня 2004 года, в день памяти равноапостольных
Константина и Елены. Для нашей семьи - дата особенно примечательная. Князь
Константин Сергеевич Радионов-Шаховской (двоюродный брат ныне покойного
архиепископа и писателя Иоанна Сан-Франциского) - крестный отец наших дочери
и внучки. Еленами зовут мою крестную, младшую сестру и крестницу моего мужа.
Обычно в этот день ездим на кладбище и по гостям, но нынче продолжаем сидеть
"в затворе". О полининой смерти еще ничего не знаю. Снаряжаю Бориса на почту
рассылать мои книги по заявкам, приходящим с разных уголков страны. Этими
заявками и читательскими письмами очень дорожу, обычно в посылку вкладываю
пару экземпляров и других своих книжек - в дар местной библиотеке и самому
читателю.
На этот раз до почты Борис добрался не сразу - на главной улице,
ведущей к станции и почте, полыхал туалетно-помоечный ансамбль, о судьбе
которого я пророчила в статье "Праздник на нашей улице" ("Завтра", 5
сентября 2001 года):
"Едва шагнешь за порог, - все те же разваливающиеся дома, заросшие
огороды, больные сады и венчающая пейзаж огромная помойка у рухнувшего,
когда-то монументального туалета, что у самой станции.
И платформу нашу тоже скоро перекроют решеткой, а помойка останется
навсегда. Если, конечно, не проберется к нам ассенизаторская машина.
Ну а ежели не придет? Тогда кучи мусора у домов станут постепенно
расти, пока не превратятся в одну сплошную гору, которая сольется с помойкой
у станции..."
В газете статью сократили, а в ней еще я описывала, как жители шустро
волокут с развалин годящиеся на дорожки плиты, чтоб мостить ими путь в
рыночное будущее. И попросила Бориса сделать фото на память. Славный
получился снимок - красный "Запорожец" с загруженной в багажник плитой стоит
у двухместного скворечника, заменившего каменный туалет; рядом - хозяин в
робе и рукавицах рыщет на развалинах развитого социализма, чуть поодаль -
два помойных бака, уже доверху полных.
Спустя два года - второй снимок. Помойка, как и предсказано, аж до
самой станции, двери у скворечника выломаны, да к нему и не пройти...
И вот 3 июня 2004 года. "Олимпуса" под рукой, чтоб заснять агонию
горящего скворечника, у Бориса, к сожалению, не оказалось. Кашляя от
ядовитого дыма, он доплелся до почты и вызвал пожарных. Затем едва уговорил
начальника принять бандероль - почта тоже работала последний день,
закрывалась. За две с половиной тысячи рэ желающих "служить ямщиком" не
было.
Символично, что и почта и туалетно-помоечный комплекс - все это
организовывалось и возводилось при активном участии Полины.
И умерли в один день...
- Ну что, помянем твою бабу-Ягу? - огорошили меня печальной новостью у
деда-козовода, где собрались за столом ее бывшие недруги - кого костылем
огрела, в кого-то газовым баллончиком прыснула, кому-то АГВ с дефектом
достался... Все припомнили. Ну и мы с обоими Борисами, само собой, основные
жертвы Яги - бумагу-то в суд она подавала...
Вот, мол, и получила свои два метра.
Слезам моим верить никто не хотел, слов в защиту усопшей слушать не
желал, а налитую мне стопку даже на пол в сердцах выплеснули. Такие дела.

Мать церковного старосты, общающаяся с Тоней и Соней, поведала, что
перед смертью Полина звала Юрия. Потому и сам Юрий с матерью, и мы с
Борисом, собрали покойнице на отпевание, заказали сорокоуст. Желающих копать
могилу в поселке не нашлось, наняли украинцев. Да и место, где был похоронен
Виктор, едва отыскали - там много лет никто не бывал.
Когда и через какие двери выносили тело из дома, сбылось ли мрачное
полинино предсказание - не ведаю, не видала. Помолились с Борисом об
упокоении, вечером прочла по ней первую кафизму Псалтири. Решила прочесть
весь - до сороковин.
Утром в день похорон срезала охапку поздних тюльпанов - Полина так их
любила! В тупике собрался народ - соседи, родственники, приехал на
велосипеде даже представитель КПРФ с ведром желтых ирисов-петушков.
Доставленный из морга гроб (в морг-то было зачем - тело высохшее и жары нет)
поставили на лавке, как раз напротив того места, где покойница когда-то пела
на лестнице с ведром раствора в одной руке и авоськой кирпичей - в другой.
Открыли гроб. Я глянула и обомлела - ее голова была повернута именно туда, в
сторону Дома, заледеневшие приоткрытые глаза неотрывно смотрели в последний
раз на своего возлюбленного, мучителя и убийцу, будто вопрошая: "За что?"
Всем стало не по себе. Пытались зафиксировать голову, как положено -
никак. Она снова и снова возвращалась в то же странное положение. Нет, не
здесь, не в наспех сколоченном ящике была свободная полинина душа - она
делала то, чего была лишена последние годы. Жадно обследуя, изучая еще
земным взором все изменения и перестановки в Доме, искала по углам свою
пропавшую мебель, документы и фотокарточки, ужасалась, как нелепо пристроили
новое крыльцо, как зарос участок и завалился забор, как плохо выглядит
Светка... " Мама, где ты? - Светка ощутила ее присутствие, заплакала, -
Болеть не надо..." Полина поцеловала ее, погладила жесткие, тоже уже седые
волосы. Дите под семьдесят - что-то с ней теперь будет?..
Я сказала, что надо подложить под подушку усопшей свернутое полотенце и
выпрямить голову. Полотенце принесли, но никто не отважился прикоснуться к
покойнице. Я взяла голову обеими руками, чувствуя через повязанный платок
ледяной холод, но страха не было, только любовь и мольба, чтоб Господь
ослабил, отпустил, развязал земные узы и страсти мятущейся ее души.
И Полина, наконец-то, послушалась. Соня быстро надела ей на шею крест,
я опустила голову на подушку. Теперь приоткрытые белки полининых глаз
смотрели, куда им и полагается - в небо, которое, отразившись, окрасило их
нездешней хрустальной голубизной.
Я отошла в сторонку - общаться ни с кем не хотелось. Поплакала, но
"печаль была светла" - так, наверное, провожают сокамерника на свободу.
Процессия наскоро свернулась, отъехала и остановилась - забыли ведро с
цветами. А полинина душа, улучив момент, снова высвободилась из-под крышки,
из катафалка, и полетела едва различимым лунным бликом над нашей улицей,
дивясь переменам - хоромам новых русских и нерусских, кирпичным заборам,
бетонным столбам высоковольтки, повзрослевшим детям и постаревшим местным
юнцам.
Машина снова тронулась. Я бросила вслед горсть дорожной щебенки с
нитями тополиного пуха. А Полинина душа уже кружила высоко над поселком, над
своими Республиканскими, Пионерскими и Молодежными, узнавая их и не узнавая.
Над больным поредевшим лесом и замусоренным прудом, над свалками,
поржавевшими трубами и дорожными ямами. Над жилищами предавших и прежде
ушедших. И всех простила...А затем перелетела застроенное
домами-мастодонтами поле, где когда-то росла совхозная кукуруза, а в низине
жители сажали картошку, покружила над больницей и школой. Над милицией,
администрацией и прочими учреждениями. Везде томились длинные унылые
очереди. И она беззвучно прокричала им, что все зря, что никто за этими
дверями никому не поможет и никого не защитит... Хоть ори на всю улицу и
оборви все телефоны. И что не стоит бояться смерти, потому что... Однако
поняла, что ее не слышат или не слушают. Но не стала озорничать, как
булгаковская Маргарита, а тоже простилась со всеми в очереди и по очереди, и
всех простила, включая милицию и администрацию, едва успев к собственному
погребению.
Отец Василий и староста Юрий отпели новопреставленную, затем все те же
украинцы опустили гроб в могилу. Дом и им отомстил - засветились на публике.
Регистрации-то нет! К вечеру приехала та самая милиция и всех замела.
Ну а я на сон грядущий ежедневно читала по усопшей псалтирь. И ходил
ходуном, рычал Нехороший Дом, разрывались от лая собаки, тяжело ворочались в
постелях, вздрагивая и прислушиваясь к скрипу половиц мучимые бессонницей
Тоня с Соней. Светка улыбалась сквозь слезы и звала мать, а полинина душа то
улетала ее утешать, то внимала чтению где-то совсем неподалеку. И дрожало
пламя свечи перед иконой Спасителя - то ли от дыхания покойной, то ли когда
Борис осенял себя крестом...
"Сердце мое трепещет; оставила меня сила моя, и свет очей моих, - и
того нет у меня. Друзья мои и искренние отступили от язвы моей, и ближние
мои стоят вдали.
Ищущие же души моей ставят сети, и желающие мне зла говорят о погибели
моей и замышляют всякий день козни.

А я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих;
Ибо на Тебя, Господи, уповаю я; Ты услышишь, Господи, Боже мой.
Я близок к падению, и скорбь моя всегда предо мною.
Беззаконие мое я сознаю, сокрушаюсь о грехе моем.
А враги мои живут и укрепляются и умножаются ненавидящие меня безвинно.
Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!"

Нехороший Дом в отместку выдал нам по полной программе, исторгнув в
почтовый ящик из райсуда новое исковое заявление Тони, Сони и примкнувшего к
ним Андрюши. Что мой супруг: "член-корреспондент, журналист и бывший крупный
партработник (сроду не был!), используя свое высокое служебное положение,
сумел подделать границы нашего (ихнего) участка в документе высокого ранга -
Плане поселка и Геосъемке 1956 года с грифом "для служебного пользования".
Он подрисовал в геосъемке 56 года и наш (ихний) дом (построен в 1949-50 гг).
Спустил вниз на 1.70".
Неслабо.
Все нам вроде бы сочувствовали,- и судебные органы, и администрация. Но
помочь ничем не могли. Даже забор построить до окончания суда нельзя. Куда
властям супротив Дома! Пусть собаки бегают, грядки топчут, грызутся и
совокупляются на нашем участке, пусть шастают коты и вообще все, кому не
лень...Пусть в бане помыться нельзя, даже детским мылом. Его величество Дом
не велит. Выплеснуть после стирки в канаву хоть цистерну раствора "тайда",
как все делают - пожалуйста. Помыться прямо у этой канавы в тазу или в
корыте - извольте. Можно на собственной кухне, можно на чужой. Хоть крысиным
ядом - никто проверять не будет. А вот в бане - ни-ни. 300 МРОТ. Жаль,
конечно, что не прогреть больше ни сухим, ни русским паром бедные борисовы
кости, но таков приговор Дома!
И рабов его жаль, что прогинаются под игом всех этих соток, сливных
канав, прочих кирпичей-стекляшек да всевозможных бумаженций - пустых иль
ценных, без разницы. Не только Тоню с Соней и примкнувшим Андрюшей жаль, но
и армию бывших "слуг народа". Чья власть "от Бога", с кого спросится за эту
ставшую былью "Кафку"... Ведь уже не Дом спросит, а Он Сам.
"Ты нам жизнь испортила!" - выкрикнула мне как-то бедная Соня, и
стеклянный торжествующий хохот отозвался за спиной жутким эхом. Мол,
ссорьтесь, страдайте, господа-товарищи, все вы тут скоро сдохнете, а я
останусь! Любая моя стекляшка-кирпичина вас, дураков, переживет, не говоря
уж о канавах...
Сейчас там полным ходом кипит работа - Дом расширяется, матереет, благо
дешевой рабсилы вокруг навалом - и смуглолицых, и славянской внешности - все
есть хотят. А некоторые - еще и пить.
Первым делом сестры обновили и перекрасили фасад с полиниными окнами,
чтоб монтировалось с кирпичом. И чтоб не навевала голубенькая облупившаяся
вагонка неприятных воспоминаний о какой-то чокнутой, прожившей здесь более
полувека. Теперь Дом - ржавого цвета запекшейся крови.
Да и была ли она вообще, какая-то бабка за окнами?
Когда Полина бодро взялась за стройку после бегства Виктора, она
пребывала в возрасте Тони. А Соня теперь даже старше. Но это я так, к слову.
Вот вдруг возьми да женись Андрюша на молодой-красивой, да с ребеночком
крутых кровей, да невзлюби невестка свекровь, что сплошь и рядом бывает, да
объяви наследник престарелых сестер выжившими из ума, да заведи дело в
суде...Не повторится ли история?
Как-то напрямую спросила Тоню: неужто не жаль сливать в канаву остаток
жизни?
- Я никогда не умру, - пробасила та в ответ железобетонным голосом,
хрустнули в горле стекляшки-костяшки.
Я не вру, читатель. Именно так и ответила.
Вспоминаю, как и мой Борис еще совсем недавно не спал, не ел, висел на
телефоне, изводил горы подорожавшей писчей бумаги и девальвированного
времени, обдумывая и сочиняя "наш достойный ответ Чемберлену". Рылся в
документах, вынашивая планы битвы при Ватерлоо на областном уровне, буйно и
тихо сходя с ума и сводя с него меня. Областной суд , верховный, Гаагский...
И, наконец, Последний. Никто не ведает, когда.
За Бориса было страшно - но ведь и сама волей-неволей втягиваюсь иногда
в сатанинский омут чудища - имя ему легион. И нехороших домов нынче легион:
"За кирпичными заборами - убежища господ. Укрыться не удается -
монументальные хоромы на стандартных наших десяти, а то и шести сотках,
впритык друг к другу, напоминают динозавров, в панике сбившихся в кучу и
мечтающих слинять обратно в свою мезозойскую эру при первом удобном случае.
Их хозяевам - тоже не по себе - некоторые поместья сменили уже не одного
владельца. Кто погиб в разборке, кто - в автокатастрофе, кто просто куда-то
сгинул...
А может, так и задумано - меньше народа, больше кислорода? -
предостерегала я однажды. - Чтоб "дорогая моя столица" принадлежала лишь
тем, кто умеет "красиво жить", воруя у пожилых заслуженную старость, у их
детей - достойную жизнь и работу, у внуков - будущее. Уже сейчас
принадлежащий "победителям" конец улицы, выходящей к лесу, перекрыт у шоссе
шлагбаумом. Вот примут закон о купле-продаже земли - ни в лес сунуться по
грибы или на лыжах, ни в пруд окунуться. Частные владения! Что им запрет
Всевышнего: "Землю не должно продавать навсегда: ибо Моя земля; вы пришельцы
и поселенцы у Меня".
Сороковины мученицы Пелагеи, когда решалась ее судьба в вечности,
выпали как раз на Петров день - праздник того самого апостола Петра, у
которого ключи от рая. О чем-то это говорит? Прошу апостолов Петра и Павла
милости к ее душе.
Но и это не все. В городке, которому принадлежит наш поселок и которому
она отдала столько времени и сил жизни, именно на ее сороковины заложили
камень для строительства будущей ильинской церкви. Присутствовали при
закладке митрополит Ювеналий, губернатор Борис Громов и сотни людей -
воистину получились исторические сороковины. О чем-то это говорит?
Прошу грозного, но справедливого пророка Илию о милости к усопшей.
А на поминки Полины в тот день собрались гости - в той самой зале,
которую она своими руками построила для Андрюшеньки, мечтая здесь нянчить
правнуков. Народу набилось немало - уж что-что, а поминать у нас любят.
Приглашены были, само собой, только свои, лояльные к Дому. Говорили, небось,
о добродетелях и заслугах покойницы - мол, энергичная, веселая, красивая,
работящая, общественница, образцовая мать и бабушка... И вряд ли кто
вспомнил о замученной полумертвой старухе, взывающей в пустоту родной улицы
о справедливости и сострадании. Какое отношение имело это к нам, добрым
людям?
Да и была ли она, старуха?
"Ибо алкал Я, и вы не дали мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня;
болен и в темнице, и не посетили Меня...истинно говорю вам: так как вы не
сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне."
И пойдут сии в муку вечную..." (Мф. 25, 42-46)
Прости нас, мученица Пелагея. Господи, помилуй нас...
Да и в самом деле уже не было никакой Полины ни на этих поминках, ни в
заваленной землей кладбищенской яме, ни в нашем поселке, ни на самой матушке
Земле, совершающей свой 2004-й круг после Рождества Христова. Стояла в тот